— Совершенно можешь, — отвѣчалъ м-ръ Снодграсъ, — хочешь, я дамъ клятву…
— Нѣтъ, нѣтъ, — прервалъ м-ръ Винкель, пораженный страшной возможностью удержать на привязи поэтическій языкъ своего пріятеля — не клянись, мой другъ, не клянись: это совсѣмъ не нужно.
М-ръ Снодграсъ медленно опустилъ руку, поднятую къ небесамъ во изъявленіе готовности дать клятву.
— Мнѣ нужна твоя помощь, любезный другъ, въ одномъ важномъ дѣлѣ… въ дѣлѣ чести, — сказалъ м-ръ Винкель.
— И ты ее получишь — вотъ тебѣ моя рука! — отвѣчалъ восторженный поэгъ.
— У меня дуэль, Снодграсъ, дуэль на жизнь и смерть съ м-ромъ Слеммеромъ, докторомъ девяносто седьмого полка, — сказалъ мистеръ Винкель, желая представить свое дѣло въ самомъ торжественномъ свѣтѣ;- мы условились съ его секундантомъ сойтись сегодня вечеромъ, на закатѣ солнца.
— Очень хорошо: я буду твоимъ секундантомъ.
Такая готовность со стороны пріятеля нѣсколько изумила дуэлиста. Чужая бѣда встрѣчается, по большей части, съ удивительнымъ хладнокровіемъ посторонними людьми: м-ръ Винкель выпустилъ изъ вида это обстоятельство, и судилъ о чувствованіяхъ друга по біенію своего собственнаго сердца.
— Послѣдствія, мой другъ, могутъ быть ужасны, — замѣтилъ м-ръ Винкель.
— Ну, этого нельзя сказать заранѣе, — отвѣчалъ поэтическій Снодграсъ.
— Докторъ, я полагаю, отличный стрѣлокъ.
— Очень можетъ быть: всѣ военные стрѣляютъ хорошо, но вѣдь и ты, авось, не дашь промаха въ десяти шагахъ.
— Разумѣется.
Снодграсъ былъ удивительно спокоенъ, и поэтическое лицо его, къ великой досадѣ м-ра Винкеля, начинало выражать торжественную рѣшимость. Надлежало сообщить разговору другой оборотъ.
— Любезный другъ, — сказалъ м-ръ Винкель трогательнымъ и дрожащимъ голосомъ, испустивъ глубочайшій вздохъ изъ своей груди и устремивъ свой взоръ къ небесамъ, — любезный другъ, если роковая пуля сразитъ мое сердце, и я бездыханенъ упаду къ ногамъ своего безжалостнаго противника, ты долженъ принять на себя священную обязанность извѣстить обо всемъ моего отца: скажи, что я палъ на полѣ чести, и вручи ему отъ меня мое послѣднее письмо.
Но и эта краснорѣчивая выходка не имѣла вожделѣннаго успѣха: поэтъ, приведенный въ трогательное умиленіе, изъявилъ готовность составить обо всемъ подробнѣйшій рапортъ, и лично вручить печальное письмо отцу убитаго друга.
— Но если я паду, — продолжалъ м-ръ Винкель, — или если докторъ Слеммеръ падетъ отъ моихъ рукъ, ты неизбѣжно въ томъ и другомъ случаѣ самъ будешь замѣшанъ въ это дѣло, какъ свидѣтель преступленія, и можешь подвергнуться большимъ непріятностямъ. Объ этомъ я не могу подумать безъ содроганія.
При этомъ маневрѣ м-ръ Снодграсъ задрожалъ и поблѣднѣлъ, но, руководимый чувствомъ безкорыстной дружбы, скоро оправился отъ своего волненія и отвѣчалъ твердымъ голосомъ:
— Что дѣлать! Непріятности не легко перенести, но для друга я готовъ въ огонь и воду.
М-ръ Винкель внутренно посылалъ къ чорту эту безкорыстную дружбу, и отчаяніе сильно овладѣло его душой, когда они продолжали такимъ образомъ гулять по улицамъ города. Онъ ухватился за послѣднее средство:
— Снодграсъ! — вскричалъ онъ вдругъ, останавливаясь среди дороги и съ жаромъ ухватясь за руку своего пріятеля, — ты ужъ, пожалуйста, не компрометируй меня въ этомъ дѣлѣ, не извѣщай объ этомъ полицію, не обращайся къ мѣстнымъ властямъ съ просьбой посадить подъ арестъ меня и м-ра Слеммера, доктора девяносто седьмого полка, который живетъ теперь въ Четемскихъ казармахъ, недалеко отъ крѣпостного вала. Другой бы на твоемъ мѣстѣ принялъ всѣ возможныя мѣры для предотвращенія этой дуэли, мой другъ.
— Ни за что въ свѣтѣ! — воскликнулъ м-ръ Снодграсъ съ величайшимъ энтузіазмомъ.
Прощай, послѣдняя надежда! Благодаря услужливости своего друга, м-ръ Винкель принужденъ сдѣлаться одушевленной мишенью для смертоноснаго выстрѣла какого-то злодѣя, котораго онъ не видалъ и въ глаза! Холодный потъ заструился по его лбу.
Покончивъ такимъ образомъ эти предварительныя объясненія, друзья наши купили пистолеты съ достаточнымъ количествомъ пороха и пуль и поспѣшили воротиться въ гостиницу "Золотого Быка". Все остальное время м-ръ Винкель горевалъ о своей судьбѣ, между тѣмъ какъ пріятель его усердно занимался приведеніемъ въ исправное состояніе смертоносныхъ орудій.
Наступилъ вечеръ, холодный и туманный. Не дожидаясь сумерекъ, пикквикисты поспѣшили отправиться на поле чести. М-ръ Винкель, для избѣжанія постороннихъ наблюденій, завернулся въ огромную шинель; м-ръ Снодграсъ тащилъ подъ своими полами смертоносныя орудія.
— Все ли ты взялъ? — спросилъ м-ръ Винкель взволнованнымъ тономъ.
— Все, кажется, — отвѣчалъ м-ръ Снодграсъ, — я принялъ мѣры, чтобъ можно было сдѣлать нѣсколько зарядовъ, на случай промаха или осѣчки. Въ этомъ ящикѣ четверть фунта пороха; пули завернуты въ двухъ нумерахъ здѣшней газеты.
Такое выраженіе дружескаго чувства заслуживало, конечно, самой высшей благодарности; но м-ръ Винкель молчалъ, вѣроятно, отъ избытка душевнаго волненія. Онъ шелъ довольно медленно за спиною своего друга.
— Мы придемъ какъ разъ въ пору, — сказалъ м-ръ Снодграсъ, когда они были за городской заставой, — солнце только что начинало закатываться.
"Такъ, вѣроятно, закатится и послѣдній часъ моей жизни!" думалъ м-ръ Винкель, бросая болѣзненный взглядъ на заходящее свѣтило. — Вотъ и секундантъ! воскликнулъ онъ съ замираніемъ сердца, сдѣлавъ нѣсколько шаговъ.
— Гдѣ? — сказалъ м-ръ Снодграсъ.
— Вонъ тамъ джентльменъ въ синей шинели.
М-ръ Снодграсъ посмотрѣлъ впередъ, по указанію своего друга, и замѣтилъ довольно рослую фигуру въ синемъ плащѣ. Офицеръ махнулъ рукой и повернулъ за уголъ крѣпости; пикквикисты послѣдовали за нимъ.
Вечеръ казался удивительно печальнымъ; заунывный вѣтеръ пробѣгалъ по опустѣлому пространству, какъ гигантъ, кликавшій свою собаку пронзительнымъ свистомъ. Плаксивая природа сообщила мрачный колоритъ чувствованіямъ м-ра Винкеля. Ровъ, окружавшій крѣпость, казался ему колоссальной могилой, гдѣ скоро будутъ погребены его грѣшныя кости.
Между тѣмъ офицеръ, свернувъ съ главной тропинки, быстро перескочилъ за ограду уединеннаго поля, назначеннаго мѣстомъ дуэли. Пикквикисты послѣдовали его примѣру, и м-ръ Снодграсъ съ удовольствіемъ замѣтилъ, что нельзя было выбрать мѣста безопаснѣе и удобнѣе для кровавыхъ похожденій. Два джентльмена дожидались за оградой: одинъ маленькій и круглый человѣкъ съ черными волосами; другой — статный мужчина въ байковомъ сюртукѣ, сидѣвшій съ большимъ комфортомъ на походномъ стулѣ.
— Это должны быть докторъ Слеммеръ и хирургъ, взятый для перевязки ранъ, — сказалъ м-ръ Снодграсъ, — ободрись, мой другъ, и выпей водки.
М-ръ Винкель схватилъ поданную бутылку и съ наслажденіемъ втянулъ въ себя нѣсколько тысячъ капель живительной влаги.
— Мой другъ, сэръ, — м-ръ Снордграсъ, — сказалъ м-ръ Винкель, когда къ нему подошелъ офицеръ.
Докторскій секундантъ сдѣлалъ учтивый поклонъ и вынулъ ящикъ, такой же, какъ y Снодграса.
— Кажется, намъ не о чемъ говорить, — замѣтилъ онъ холоднымъ тономъ, открывая ящикъ, — другъ вашъ уклонился отъ всякихъ извиненій.
— Не о чемъ, я думаю, — сказалъ м-ръ Снодграсъ, начинавшій чувствовать нѣкоторую неловкость, при видѣ окончательныхъ приготовленій.
— Угодно вамъ отмѣрять шаги? — сказалъ офицеръ.
— Извольте, — отвѣчалъ м-ръ Снодграсъ.
Дистанція, къ общему удовольствію, была измѣрена правильно и скоро, и предварительныя условія заключены.
— Мои пистолеты, я думаю, будутъ понадежнѣе вашихъ, — сказалъ расторопный секундантъ доктора девяносто седьмого полка. — Вы видѣли, какъ я заряжалъ: угодно вамъ осмотрѣть ихъ?
— Нѣтъ, я совершенно на васъ полагаюсь, — отвѣчалъ м-ръ Снодграсъ, довольный и счастливый тѣмъ, что его освободили отъ этой трудной операціи: его понятія о заряженіи смертоносныхъ орудій были довольно сбивчивы и неопредѣленны.
— Стало быть, намъ можно теперь поставить противниковъ на барьеръ? — сказалъ офицеръ съ величайшимъ хладнокровіемъ, какъ будто дѣйствующія лица были для него пѣшками на шахматной доскѣ — и онъ собирался играть.
