— Вотъ этого только и недоставало на тощій желудокъ, — сказалъ м-ръ Уэллеръ, обозрѣвая съ видимымъ удовольствіемъ лакомыя блюда, разставленныя въ правильной перспективѣ на зеленой травѣ. — Ну, джентльмены, милости просимъ за работу.

Въ другомъ приглашеніи не оказалось нужды. Проголодавшіеся джентльмены, вооруженные вилками и ножами, окружили разгруженную корзинку, между тѣмъ какъ м-ръ Уэллеръ, долговязый лѣсничій и двое мальчишекъ, усѣлись на травѣ въ недалекомъ разстояніи. Старый развѣсистый дубъ представлялъ очаровательный пріютъ для этой группы, тогда какъ передъ глазами ея на огромное пространство разстилались зеленые луга, украшенные по мѣстамъ разрастающимся лѣсомъ.

— Какъ здѣсь хорошо, Боже мой, какъ здѣсь хорошо! — воскликнулъ м-ръ Пикквикъ, высвободившійся наконецъ изъ-подъ жгучаго вліянія солнечныхъ лучей, запечатлѣвшихъ яркіе признаки загара на его выразительномъ лицѣ.

— Да, любезный другъ, здѣсь очень недурно, — сказалъ старикъ Уардль. — Не угодно ли стаканъ пунша?

— Съ величайшимъ удовольствіемъ.

И это удовольствіе яркими чертами изобразилось на щекахъ ученаго мужа, когда онъ опорожнилъ свой стаканъ.

— Хорошо, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, облизывая губы, — очень хорошо. Не мѣшаетъ еще стаканчикъ. Прохладно, очень прохладно… Ну, господа, — продолжалъ м-ръ Пикквикъ, нагибая кувшинъ съ холоднымъ пуншемъ, — я намѣренъ теперь предложить тостъ за здоровье нашихъ друзей на Дингли-Делль. Да здравствуютъ красавицы Дингли-Делль!

Тостъ былъ принятъ съ громкими рукоплесканіями.

— Знаете ли, что я выдумалъ, господа, — сказалъ м-ръ Винкель, посылая въ ротъ кусокъ ветчины. — Я привѣшу къ столбу застрѣленную куропатку и буду въ нее стрѣлять, отступивъ сперва только на два шага и потомъ постепенно увеличивая пространство. Это будетъ превосходная практика, и впередъ, вы увидите, что я не сдѣлаю ни одного промаха.

— На своемъ вѣку, сэръ, — перебилъ м-ръ Уэллеръ, — я зналъ одного джентльмена, который именно, какъ изволите говорить, началъ стрѣлять въ двухъ шагахъ; только послѣ перваго выстрѣла птица его совсѣмъ пропала, такъ что не доискались отъ нея ни одного пера.

— Самуэль, — сказалъ м-ръ Пикквикъ.

— Что прикажете?

— Вы сдѣлаете хорошо, если оставите свои анекдоты до другого времени.

— Слушаю, сэръ.

Здѣсь м-ръ Уэллеръ принялся моргать обоими глазами съ такимъ уморительно-остроумнымъ искусствомъ, что мальчишки, поджавъ животы, должны были приникнуть къ землѣ своими головами. Самъ степенный лѣсничій не могъ никакимъ образомъ скрыть отъ взоровъ публики своихъ веселыхъ улыбокъ.

— Да, господа, превосходный пуншъ, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, искоса поглядывая на кувшинъ, наполненный живительною влагой. — Всего лучше то, что онъ холоденъ: въ жаркій день его можно употреблять вмѣсто лимона. — Топманъ, любезный другъ, хочешь стаканчикъ?

— Съ величайшимъ удовольствіемъ.

И, выпивъ этотъ стаканъ вмѣстѣ съ любезнымъ другомъ, м-ръ Пикквикъ налилъ еще другой, единственно для того, чтобы испробовать, не было ли въ пуншѣ лимонной кислоты, которой вообще онъ терпѣть не мотъ въ микстурахъ этого рода. Оказалось, къ счастью, что лимонной кислоты совсѣмъ не было; поэтому м-ръ Пикквикъ выпилъ еще стаканчикъ за здоровье отсутствующаго поэта. Затѣмъ немедленно предложилъ онъ тостъ во славу неизвѣстнаго изобрѣтателя пунша.

Постоянная смѣна пуншевыхъ стакановъ произвела могущественное дѣйствіе на организмъ ученаго мужа. Скоро лицо его залучезарилось солнечною улыбкой, смѣхъ заигралъ на его устахъ, и добродушная веселость заискрилась въ его глазахъ. Уступая постепенно вліянію живительной влаги, м-ръ Пикквикъ выразилъ сильнѣйшее желаніе припомнить какую-то пѣсню, слышанную имъ въ дѣтствѣ: пѣсня вертѣлась на умѣ, но на языкъ никакимъ образомъ не шла; поэтому, для оживленія младенческихъ воспоминаній, м-ръ Пикквикъ выпилъ еще стаканчикъ, уже совершенно затмившій его память. Позабывъ слова пѣсни, онъ разучился, повидимому, произносить всякія слова, и языкъ его лепеталъ какіе-то безсвязные звуки. Поднявшись, наконецъ, на ноги, для произнесенія передъ собраніемъ великолѣпной рѣчи, м-ръ Пикквикъ повалился въ свою телѣжку и немедленно погрузился въ глубокій сонъ.

Опустѣлыя блюда были вновь уложены въ корзину, ружья заряжены опять, и компанія приготовилась къ возобновленію охоты. М-ръ Пикквикъ сопѣлъ, кряхтѣлъ и храпѣлъ во всю носовую завертку. Послѣ безполезныхъ попытокъ вывести его изъ этого оцѣпенѣнія, приступлено было къ разсужденію: долженъ ли м-ръ Уэллеръ катить назадъ своего господина, или ужъ не лучше ли оставить его на этомъ мѣстѣ вплоть до окончанія охоты. Послѣднее мнѣніе взяло перевѣсъ надъ первымъ. Дальнѣйшая экспедиція, на которую убѣдительно напрашивался и м-ръ Уэллеръ, должна была продолжаться не больше одного часа. Рѣшено: оставить м-ра Пикквика въ телѣжкѣ и завернуть за нимъ при возвращеніи домой.

Такъ и сдѣлали. Джентльмены и собаки отправились въ дальнѣйшій путь; м-ръ Пикквикъ остался одинъ подъ развѣсистымъ дубомъ.

Не могло быть никакихъ сомнѣній въ томъ, что м-ръ Пикквикъ будетъ храпѣть здоровымъ храпомъ до возвращенія друзей или, за отсутствіемъ друзей, вплоть до заката солнечныхъ лучей, и не могло быть никакихъ подозрѣній въ томъ, что никто не возмутитъ здѣсь спокойствія его души и тѣла. Послѣдній разсчетъ не оправдался: судьба не оставила въ покоѣ ученаго мужа.

Кептенъ Больдвигъ былъ небольшой гордый человѣчекъ, въ накрахмаленномъ галстукѣ и синемъ сюртукѣ. Обозрѣвая свои владѣнія, кептенъ Больдвкгъ опирался правою рукою на толстую камышевую палку съ мѣднымъ наконечникомъ, и позади кептена Больдвига, на почтительномъ разстояніи, шли садовникъ и его помощникъ, ребята смирные и кроткіе, которымъ кептенъ Больдвигъ отдавалъ свои повелѣнія съ величавою важностью и всегда торжественнымъ тономъ, потому что сестра жены кептена Больдвига была замужемъ за маркизомъ и домъ кептена Больдвига назывался виллой, и владѣнія его были обширны, роскошны, славны.

Всхрапнулъ м-ръ Пикквикъ не больше тридцати минутъ, какъ на мѣсто его отдыха, выступая сановито и плавно, появился кептенъ Больдвигъ, сопровождаемый двумя садовниками, которые шли сзади на почтительномъ разстояніи. Подойдя къ развѣсистому дубу, кептенъ Больдвигъ пріостановился, пріосанился и бросилъ на окрестность величественный взглядъ, воображая, повидимому, что весь этотъ ландшафтъ долженъ взыграть отъ восторга, какъ только удостоитъ его своимъ вниманіемъ кептенъ Больдвигъ. Ударивъ палкой по землѣ, кептенъ Больдвигъ повернулся назадъ и позвалъ къ себѣ главнаго садовника такимъ образомъ:

— Гонтъ!

— Чего изволите? — отвѣчалъ садовникъ.

— Выравнять и выгладить это мѣсто къ завтрашнему утру, — слышите, Гонтъ?

— Слушаю, сэръ.

— Примите мѣры, чтобы все здѣсь было въ хорошемъ порядкѣ,- слышите, Гонтъ?

— Слушаю, сэръ.

— Смотрѣть хорошенько за браконьерами, караулить дичь, разгонять бродягъ. Слышите, Гонтъ, слышите?

— Буду помнить, сэръ.

— Прошу извинить, сэръ, — сказалъ другой садовникъ, выступая впередъ и отвѣшивая низкій поклонъ.

— Что вамъ нужно, Вилькинсъ? — сказалъ кептенъ Больдвигъ.

— Прошу извинить, сэръ, но, мнѣ кажется, сегодня здѣсь были браконьеры.

— А?! — замѣтилъ кептенъ Больдвигъ, хмуря свои брови.

— Да, сэръ, были и, кажется, они обѣдали здѣсь, если не ошибаюсь.

— Будь они прокляты! — вскричалъ кептенъ Больдвигъ, когда понурый взоръ его встрѣтилъ кости и крошки, разсѣянныя на травѣ. — Вы правы: они жрали здѣсь. Если бы увидѣть ихъ! — продолжалъ кептенъ, вонзая въ землю мѣдный наконечникъ. — О, если бы я встрѣтилъ здѣсь этихъ бродягъ! — заревѣлъ кептенъ Больдвитъ яростнымъ тономъ.

— Прошу извинить, сэръ, — сказалъ Вилькинсъ, — но…

— Что еще? — проревѣлъ кептенъ Больдвигъ.

И, слѣдуя взоромъ по указанію робкаго садовника, онъ завидѣлъ несчастную телѣжку, гдѣ возлежалъ знаменитый основатель Пикквикскаго клуба.

— Экая бестія! — вскричалъ кептенъ Больдвигъ, разглаживая кости м-ра Пикквика камышевою тростью. — Какъ васъ зовутъ?