"Шумъ битвы былъ ужасенъ; всѣ три бойца ругались, какъ солдаты, a шпаги ихъ стучали одна о другую, такъ что со стороны можно было подумать, что какимъ-нибудь механическимъ приводомъ приведены между собою въ соприкосновеніе всѣ ньюпортскіе ножи. Когда же схватка дошла до полнаго разгара, молодая леди, вѣроятно, для того, чтобы ободрить по возможности моего дядю, сдернула свой капюшонъ и открыла лицо такой поразительной красоты, что дядя почувствовалъ въ себѣ силу сражаться противъ пятидесяти человѣкъ, лишь бы заслужить только одну улыбку ея и умереть. Онъ совершалъ чудеса уже и до этой минуты, но теперь нагрянулъ на своихъ противниковъ, какъ обезумѣвшій, яростный исполинъ.
"Въ это самое мгновеніе, небесно-голубой джентльменъ повернулся и увидѣлъ, что лицо молодой женщины открыто; испустивъ крикъ бѣшенства и ревности, онъ обратилъ свое оружіе противъ ея прелестной груди и направилъ ударъ ей прямо въ сердце, что заставило дядю вскрикнуть отъ испуга, такъ яростно, что все зданіе задрожало. Леди отскочила немного въ сторону и, вырвавъ шпагу изъ рукъ молодого человѣка, прежде чѣмъ онъ успѣлъ опомниться, заставила его отступить къ стѣнѣ и проткнула его и стѣнную обшивку насквозь, вонзивъ шпагу такъ глубоко, что на виду остался только одинъ эфесъ ея; небесно-голубой джентльменъ былъ, такимъ образомъ, весьма надежно пригвозженъ къ стѣнѣ. Это послужило великолѣпнымъ примѣромъ, Дядя, съ громкимъ побѣднымъ крикомъ и неотразимою силою, принудилъ своего противника отступить въ томъ же направленіи и, воткнувъ свою рапиру прямо въ сердцевину одного краснаго цвѣтка, находившагося на узорѣ камзола подозрительнаго джентльмена, пригвоздилъ его рядышкомъ съ его другомъ. Такъ и остались оба они тутъ, джентльмены, подергивая въ предсмертныхъ мукахъ своими руками и ногами, подобно игрушечнымъ фигурамъ, которыя приводятъ въ движеніе веревочкой. Дядя впослѣдствіи всегда говаривалъ, что онъ считаетъ подобный способъ раздѣлываться съ врагомъ весьма удобнымъ, но только онъ непрактиченъ въ экономическомъ отношеніи, потому что на каждаго пораженнаго врага приходится жертвовать по шпагѣ.
"— Дилижансъ! дилижансъ! — завопила леди, кидаясь къ дядѣ и обвивая его шею своими прелестными руками. — Мы можемъ теперь спастись!
"— Можемъ! — повторилъ дядя. — Но не слѣдуетъ-ли еще кого нибудь убить?
"Дядя былъ нѣсколько обманутъ въ своихъ ожиданіяхъ, джентльмены, потому что по его соображенію, послѣ побоища слѣдовало полюбезничать хотя бы только для контраста.
"— Намъ нельзя терять ни минуты! — сказала молодая леди. — Онъ (она указала на небесно-голубого) единственный сынъ могущественнаго маркиза Фильтовилля!
"— Я опасаюсь, моя милая, что врядъ-ли ему придется теперь наслѣдовать титулъ своего отца, — возразилъ дядя, равнодушно поглядывая на юнаго джентльмена, приколотаго къ стѣнѣ на манеръ жука, какъ я уже вамъ докладывалъ. — Вы подрѣзали ему наслѣдство, моя душечка!
"— Я была похищена изъ моего дома, отъ моихъ родныхъ, отъ моихъ друзей! — продолжала молодая леди съ лицомъ, пылавшимъ негодованіемъ. — Этотъ негодяй готовился силою жениться на мнѣ!
"- Вотъ дерзость-то! — сказалъ дядя, бросая презрительный взглядъ на умиравшаго наслѣдника Фильтовиллей.
"— Какъ вы могли догадаться изъ всего, что вы видѣли и слышали, — продолжала молодая леди, — эти господа были готовы убить меня, если бы вы вздумали призывать на помощь. И если ихъ сообщники найдутъ насъ здѣсь, мы погибли! Двѣ минуты промедленія могутъ стоить намъ дорого. Дилижансъ!..
"И при этихъ словахъ, сильно взволнованная наплывомъ тяжелыхъ воспоминаній и естественнымъ возбужденіемъ во время убійства молодого маркиза де-Фильтовилля, она упала на руки моего дяди. Онъ успѣлъ подхватить ее и вынесъ на крыльцо. Тутъ стоялъ уже дилижансъ, запряженный четверкою вороныхъ, длиннохвостыхъ и густогривыхъ коней, совершенно снаряженныхъ въ путь; но не было ни кучера, ни даже трактирщика, который держалъ бы ихъ подъ узду.
"Джентьмены, я полагаю, что не оскорблю памяти моего дяди, выразивъ убѣжденіе, что, хотя онъ и былъ холостякомъ, но ему частенько приходилось въ то время держать женщинъ въ своихъ объятіяхъ; я полагаю даже, что y него была положительная привычка цѣловать трактирныхъ служанокъ, и знаю, по совершенно достовѣрнымъ свидѣтельствамъ, что разъ или два его заставали въ то время, какъ онъ расточалъ поцѣлуи самой трактирщицѣ. Я упоминаю объ этомъ обстоятельствѣ съ тою цѣлью, чтобы показать, какое необыкновенное существо была эта прекрасная молодая леди, если она могла такъ сильно взволновать моего дядю, что онъ рѣшительно потерялся. Онъ говаривалъ потомъ не разъ, что, когда ея длинные темные волосы разсыпались y него по рукамъ, a ея чудные темные глаза устремились на его лицо, лишь только она снова пришла въ сознаніе, онъ почувствовалъ себя въ такомъ разстроенномъ, нервномъ состояніи, что даже ноги его подкосились. Но кто же можетъ спокойно выносить устремленные на него прелестные, темные нѣжные глаза, не чувствуя на себѣ ихъ неотразимаго вліянія? Я не могу, джентльмены; и признаюсь, когда одна знакомая мнѣ пара глазъ остановится на мнѣ, мнѣ дѣлается жутко, джентльмены, — это святая истина.
"— Вы никогда не покинете меня? — прошептала прелестная леди.
"— Никогда! — отвѣчалъ дядя. И въ ту минуту онъ говорилъ вполнѣ чистосердечно.
"— Дорогой мой спаситель! — воскликнула молодая женщина. — Дорогой, добрый, отважный спаситель!
"— Перестаньте, — сказалъ дядя, перебивая ее.
"— Почему? — спросила она.
"— Потому что вашъ ротикъ до того прелестенъ, когда вы говорите, что я не ручаюсь, чтобы y меня не явилась дерзость поцѣловать его.
"Молодая леди подняла ручку, какъ бы для того, чтобы воспрепятствовать моему дядѣ исполнить его намѣреніе, и сказала… Нѣтъ, она не сказала ничего, a только улыбнулась. Когда вы смотрите на прелестнѣйшія губки въ мірѣ и видите, что онѣ складываются въ лукавѣйшую улыбочку… a вы въ это время близки къ нимъ и нѣтъ возлѣ васъ никого… вы ничѣмъ лучше не засвидѣтельствуете вашего поклоненія красотѣ ихъ формы и цвѣта, какъ жаркимъ поцѣлуемъ. Такъ поступилъ мой дядя, и я уважаю его за это.
"— Тсъ! — воскликнула молодая леди встревоженно. — Слышите стукъ колесъ и лошадей?
"— Такъ точно, — сказалъ дядя, прислушиваясь. У него былъ славный слухъ для колеснаго и копытнаго стука, но тутъ, казалось, мчалось издалека столько лошадей и экипажей, что было невозможно угадать ихъ число. Судя по грохоту, могло быть каретъ до пятидесяти, каждая запряженная шестерикомъ чистокровныхъ коней.
"— За нами погоня! — воскликнула молодая женщина, ломая свои руки. — За нами погоня! Вся моя надежда только на васъ.
"Въ ея лицѣ было такое выраженіе ужаса, что дядя тотчасъ же рѣшилъ, что надо дѣлать. Онъ посадилъ ее въ карету, прижалъ еще разъ свои губы къ ея губамъ и затѣмъ посовѣтовалъ ей поднять стекло, чтобы не настудить воздуха внутри, и не бояться ничего, самъ вскарабкался на козлы.
"— Подожди, милый! — закричала леди.
"— Что случилось? — спросилъ дядя съ козелъ.
"— Мнѣ надо сказать тебѣ кое-что, — продолжала она. — Одно словечко… только одно словечко, дорогой мой!
"— Надо мнѣ сойти? — освѣдомился дядя. Она не отвѣтила, но только улыбнулась опять. И что это была за улыбка, джентльмены! Она разбивала въ прахъ ту, прежнюю улыбку. Дядя слѣзъ съ своего шестка въ одно мгновеніе.
"— Что нужно, моя душка? — спросилъ онъ, заглядывая въ окно дилижанса. Случилось такъ, что леди тоже нагнулась въ ту самую минуту, и дядѣ показалось, что она на этотъ разъ еще прекраснѣе, чѣмъ была. Онъ находился очень близко къ ней, джентльмены, и потому старался разсмотрѣть ее хорошенько.
"— Что же нужно, моя душка? — спросилъ онъ.
"— Обѣщаешь-ли ты мнѣ никого не любить, кромѣ меня?… Не жениться ни на комъ? — произнесла молодая леди.
"Дядя поклялся торжественно, что никогда ни на комъ не женится, кромѣ нея; леди снова спрятала свою голову въ карету и подняла стекло. Дядя вскочилъ на козлы, округлилъ свои локти, подтянулъ возжи, схватилъ бичъ, лежавшій на крышѣ кареты, хлестнулъ передового коня, и пустилась наша длиннохвостая, густогривая четверка полной рысью, дѣлая по пятнадцати добрыхъ англійскихъ миль въ часъ и неся за собою старый дилижансъ. Батюшки какъ понеслись борзые кони, управляемые могучей рукою дяди.