— Онъ тамъ внизу.

— Кто внизу?

— A господинъ. онъ желаетъ знать, дома-ли вы, сэръ.

М-ръ Лоутонъ выглянулъ на улицу изъ окна коридора.

У воротъ стояла открытая коляска, и въ коляскѣ былъ какой-то пожилой джентльменъ, бросавшій вокругъ себя безпокойные взоры. Лоутонъ махнулъ ему рукой, и при этомъ сигналѣ пожилой джентльменъ немедленно выскочилъ изъ коляски.

— Это, что ли, вашъ господинъ? — спросилъ Лоутонъ.

Жирный дѣтина поклонился.

Дальнѣйшіе разспросы были прерваны появленіемъ старика Уардля, который, взбѣжавъ на лѣстницу, пошелъ, въ сопровожденіи Лоутона, въ комнату м-ра Перкера.

— Пикквикъ! — воскликнулъ пожилой джентльменъ. — Тебя-ли я вижу, дружище? A я услышалъ только третьяго дня, что тебя законопатили въ тюрьму, любезный другъ. Долго ты просидѣлъ тамъ?

— Слишкомъ три мѣсяца, — сказалъ м-ръ Пикквикъ.

— Зачѣмъ вы посадили его Перкеръ?

— Самъ засѣлъ, почтеннѣйшій, — отвѣчалъ Перкеръ, съ улыбкой, нюхая табакъ. — Я ничего не могъ сдѣлать: отъ рукъ отбился. Вы знаете, какъ онъ упрямъ.

— Знаю, да, разумѣется, знаю, отвѣчалъ пожилой джентльменъ. — Ну, я все-таки радъ, что вижу его. Теперь ужъ мы не выпустимъ его изъ виду,

Съ этими словами старикъ Уардль еще разъ пожалъ руку м-ру Пикквику и сѣлъ въ кресла, при чемъ, его красное, добродушное лицо засіяло самой дружеской улыбкой.

— Ну, такъ оно вотъ что, — сказалъ Уардль, — позвольте-ка вашего табаку, Перкеръ. — Должно быть, ужъ такія времена, что ли… просто изъ рукъ вонъ.

— Какія времена? — спросилъ м-ръ Пикквикъ.

— A ничего. Такія, вѣроятно, какъ и всегда. Дѣвчонки всѣ перебѣсились: вотъ что, любезнѣйшій. Новаго тутъ, конечно, ничего нѣтъ; a все-таки это сущая правда.

— Неужели вы и въ Лондонъ пріѣхали за тѣмъ, чтобы возвѣстить намъ эту новость? — спросилъ Перкеръ.

— A какъ бы вы думали? Именно за тѣмъ, — отвѣчалъ Уардль. — Что Арабелла?

— Здорова, какъ нельзя больше, и будетъ очень рада видѣть тебя, старый другъ, — сказалъ м-ръ Пикквикъ.

— Черноглазая плутовка! — воскликнулъ м-ръ Уардль. — Сказать ли? Я вѣдь еще недавно самъ разсчитывалъ на ней жениться. Но это не мѣшаетъ мнѣ радоваться ея счастью. Богъ съ ней. Если разсудить по совѣсти, такъ оно и хорошо, что такъ случилось.

— Какъ вы узнали объ этомъ? — спросилъ м-ръ Пикквикъ.

— Да какъ? Черезъ своихъ дѣвчонокъ, — отвѣчалъ Уардль. — Аребелла написала къ нимъ третьяго дня, что вотъ, дескать, она вступила въ тайный бракъ безъ согласія отца своего мужа и что ты, дружище, отправился въ Бирмингэмъ хлопотать объ этомъ согласіи теперь, когда ужъ нельзя было не дать его. При этомъ извѣстіи я, натурально, счелъ съ своей стороны необходимымъ замѣтить, что вотъ, дескать, такъ и такъ, и этакъ, что послушныя дѣти не должны оскорблять своихъ родителей такими безумными выходками, что это ужасно, больно нестерпимо, и такъ далѣе; но все это, можете представить, не сдѣлало ни малѣйшаго впечатлѣнія на ихъ слабыя душонки: все равно, какъ будто я говорилъ этому дураку, Джою.

Здѣсь пожилой джентльменъ пріостановился, понюхалъ табаку, улыбнулся и потомъ продолжалъ:

— A штука, видите, въ томъ, что y нихъ на умѣ были своего рода продѣлки, о которыхъ я ровно ничего не зналъ. Цѣлые шесть мѣсяцевъ мы бродили на поверхности подкопа, и вотъ наконецъ онъ взорвался.

— Это что значитъ? — воскликнулъ поблѣднѣвшій м-ръ Пикквикъ. — Неужели еще тайный бракъ?

— Нѣтъ, нѣтъ, до этого еще не дошло покамѣстъ. Нѣтъ.

— Что-жъ это такое? — спросилъ м-ръ Пикквикъ. — Я тутъ заинтересованъ сколько-нибудь?

— Какъ вы думаете, м-ръ Перкеръ, отвѣчать мнѣ ему на этотъ вопросъ?

— Какъ знаете. Отвѣчайте, почтеннѣйшій, если это не можетъ скомпрометировать васъ.

— Ну, такъ слушай же, Пикквикъ, ты заинтересованъ тутъ, любезный другъ.

— Неужели! — воскликнулъ м-ръ Пикквикъ съ жаднымъ безпокойствомъ. — Какими же это судьбами?

— Ого! — сказалъ Уардль. — Нѣтъ, братъ, ты слишкомъ горячъ, и ужъ я не знаю, право, разсказывать-ли тебѣ эту исторію. Вотъ, если вы, Перкеръ, на всякій случай, сядете здѣсь между нами, для предупрежденія бѣды, такъ ужъ, пожалуй, разскажу.

Затворивъ дверь и подкрѣпивъ себя новой понюшкой изъ табакерки адвоката, пожилой джентльменъ приступилъ къ открытію своей тайны слѣдующимъ образомъ:

— Дѣло въ томъ, что дочь моя Белла… та, что вышла за молодого Трунделя, вы знаете…

— Да, да, мы знаемъ, — сказалъ м-ръ Пикквикъ съ нетерпѣніемъ.

— Очень хорошо, такъ прошу не перебивать меня. Дочь моя Белла, въ ту пору, какъ сестра ея Эмилія, прочитавъ письмо Арабеллы, пошла спать съ больною головой, — Белла, говорю я, подсѣла ко мнѣ, и повела рѣчь объ этой интересной свадьбѣ. — "Ну, папа, — говоритъ она, — что вы думаете объ "этомъ?" — "Я думаю, что это очень хорошо; все, надѣюсь, будетъ къ лучшему". Я отвѣчалъ на этотъ ладъ потому собственно, что въ ту пору сидѣлъ я y камина и пилъ обыкновеннымъ порядкомъ свой гоголь-моголь. Обѣ мои дѣвчонки, надо вамъ замѣтить, вылитые портреты своей покойной матери, и вотъ, какъ я становлюсь все старѣе и старѣе, мнѣ пріятно по вечерамъ сидѣть съ ними y камина и болтать о разныхъ пустякахъ: голоса ихъ, изволите видѣть, и плутовскіе глазки живо напоминаютъ мнѣ счастливѣйшее время моей жизни, и я будто опять становлюсь молодцомъ, какъ въ бывалые годы. — "Вотъ ужъ можно сказать, папа, что одна только любовь послужила основаніемъ для этого брака", — сказала Белла послѣ короткой паузы. — "Да, — говорю я, — такъ-то оно такъ, моя милая, только эти браки по любви не всегда бываютъ счастливы".

— Вздоръ, вздоръ! — перебилъ м-ръ Пикквикъ. — Я протестую противъ этого мнѣнія.

— Очень хорошо: можешь протестовать, когда придетъ твоя очередь, только ужъ, пожалуйста, не перебивай меня, — отвѣчалъ Уардль.

— Прошу извинить, — сказалъ м-ръ Пикквикъ.

— Извиняю. Молчи и слушай. — "Это очень жаль, папа, что вы предубѣждены противъ браковъ по любви,"- сказала Белла, покраснѣвъ немного. — "О, нѣтъ, мой другъ, я вовсе не предубѣжденъ, — отвѣчалъ я, потрепавъ ее по розовой щечкѣ своею грубою, старческою рукою, — мнѣ бы не слѣдовало и говорить этого. Твоя мать вышла за меня по любви, и ты вѣдь тоже была влюблена въ своего жениха". — "Я не объ этомъ думаю, папа, — сказала Белла, — мнѣ хотѣлось поговорить съ вами объ Эмиліи".

М-ръ Пикквикъ вздрогнулъ.

— Что же съ тобою, дружище? — спросилъ Уардль, пріостанавливаясь въ разсказѣ.

— Ничего, — отвѣчалъ м-ръ Пикквикъ. — Продолжай.

— Но вѣдь, если разсказывать все по порядку, исторія выйдетъ очень длинная. Я сокращу. Послѣ приличнаго вступленія, сопровождавшагося разными ужимками, Белла сказала наотрѣзъ, что Эмилія очень несчастлива, потому, видите ли, что она и любезный вашъ пріятель, Снодграсъ, были въ постоянныхъ сношеніяхъ и вели между собою переписку съ прошлыхъ святокъ. На этомъ основаніи, слѣдуя, какъ водится, влеченію своего сердца, она твердо рѣшилась убѣжать съ нимъ, подражая похвальному примѣру своей старинной пріятельницы и пансіонской подруги; но, принимая въ соображеніе, что я былъ всегда добрымъ и снисходительнымъ отцомъ, онѣ обѣ, съ сестрой, рѣшились напередъ, такъ, для проформы, спросить моего мнѣнія объ этомъ предметѣ. Теперь, м-ръ Пикквикъ, если вы углубитесь въ сущность этого дѣла и разсмотрите его съ надлежащей точки зрѣнія, — вы меня очень обяжете, сэръ.

Но м-ръ Пикквикъ потерялъ, повидимому, всякую возможность углубляться въ какой бы то ни было предметъ. Онъ широко открылъ глаза и сидѣлъ, какъ пораженный громомъ.

— Снодграсъ! — Еще съ прошлыхъ святокъ! Таковы были первые звуки, сорвавшіеся съ языка этого озадаченнаго джентльмена.

— Съ прошлыхъ святокъ, да, — отвѣчалъ Уардль, — это ясно какъ день, и очки наши, вѣроятно, слишкомъ потускнѣли, если мы не замѣтили этого прежде.

— Не понимаю, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, — совершенно не могу понять.

— Что-жъ тутъ удивительнаго? Все это вещи очень простыя, житейскія, — возразилъ пожилой джентльменъ. — Если бы, дружище, былъ ты помоложе, пріятель твой, вѣроятно, давно бы посвятилъ тебя въ тайну. Я тоже вѣдь ничего не зналъ про всѣ эти шашни, и потому, мѣсяцевъ за пять передъ этимъ, я намекнулъ Эмиліи, чтобы она обходилась поблагосклоннѣе съ однимъ молодымъ человѣкомъ, который думалъ искать ея руки. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что она представила это дѣло своему возлюбленному въ самыхъ яркихъ краскахъ, и они, вѣроятно, пришли къ заключенію, что имъ, какъ несчастнымъ любовникамъ, остается одно изъ двухъ: или обвѣнчаться потихоньку, или умереть отъ угара. Теперь спрашивается: что тутъ дѣлать?