Первымъ движеніемъ злосчастнаго пикквикиста было ухватиться за сонетку; но, къ несчастью, сонетка была за головою м-ра Даулера. Онъ торопливо отодвинулся назадъ, воображая, что стремительное движеніе молодого человѣка не предвѣщало ничего добраго.

— М-ръ Винкель, сэръ, будьте спокойны. Не бейте меня. Я не перенесу этого, не стерплю, сэръ. Какъ! Поразить меня ударомъ! Нѣтъ, сэръ, этого вамъ не удастся, — говорилъ Даулеръ, бросая на молодого человѣка такіе взоры, въ которыхъ, сверхъ чаянія, никакъ нельзя было замѣтить особенной свирѣпости.

— Что вы говорите? — пролепеталъ м-ръ Винкель.

— Да, сэръ, я знаю, что говорю, — отвѣчалъ Даулеръ, — успокойтесь, сэръ. Садитесь, м-ръ Винкель. Выслушайте меня, сэръ.

— Сэръ, — началъ м-ръ Винкель, охваченный дрожью съ головы до ногъ, — прежде чѣмъ я соглашусь сѣсть подлѣ васъ или передъ вами безъ всякаго посторонняго свидѣтеля, я долженъ напередъ выслушать ваши предварительныя объясненія. Вы, сэръ, употребили противъ меня такую угрозу… такую страшную угрозу, что… что…

М-ръ Винкель поблѣднѣлъ и остановился.

— Да, сэръ, — сказалъ Даулеръ, блѣдный почти такъ же, какъ его собесѣдникъ, — обстоятельства, согласитесь сами, были очень подозрительны. Теперь все объяснилось. Я уважаю вашу храбрость. Вы поступили благородно. Виноватъ одинъ я. Вотъ вамъ моя рука. Хватайте. Жмите.

— Однакожь, сэръ, — сказалъ м-ръ Винкель, недоумѣвая взять, или нѣтъ, руку своего соперника, который, легко можетъ статься, хотѣлъ употребить противъ него какую-нибудь хитрость, — однакожъ, сэръ, я…

— Я знаю, что вы хотите сказать, — перебилъ Даулеръ, — вы чувствуете себя оскорбленнымъ. Очень натурально. Я виноватъ. Прошу извинить меня. Будемъ друзьями. Простите меня.

Съ этими словами Даулеръ поймалъ руку м-ра Винкеля и, пожимая ее съ необыкновенной горячностью, объявилъ торжественно, что онъ считалъ его благороднѣйшимъ молодымъ человѣкомъ, какихъ только удавалось ему встрѣчать въ большомъ свѣтѣ.

— Ну теперь садитесь, м-ръ Винкель. Разсказывайте все, по порядку. Какъ вы нашли меня здѣсь? Когда выѣхали изъ Бата? Будьте откровенны. Говорите все.

— Это произошло совершенно случайнымъ образомъ, — сказалъ м-ръ Винкель, озадаченный этой интересной и необыкновенной встрѣчей.

— Неужели?

— Увѣряю васъ.

— Очень радъ, — сказалъ Даулеръ, — a я проснулся поутру, какъ обыкновенно, и совсѣмъ забылъ вчерашнюю угрозу. Мнѣ напомнили; я расхохотался. Какъ это можно? Мы будемъ друзьями, сказалъ я.

— Кому?

— М-съ Даулеръ. Ты пригрозилъ, — сказала она. — Ну, да, пригрозилъ, — сказалъ я. — Угроза была страшная, — сказала она. — Что-жъ изъ этого? — сказалъ я. — Ничего. Извинюсь. Помиримся. Гдѣ онъ?

— Кто? — спросилъ м-ръ Винкель.

— Вы, — отвѣчалъ Даулеръ, — я побѣжалъ внизъ. Васъ не нашли. Пикквикъ былъ угрюмъ. Сердито качалъ головой. Выразилъ надежду, что не будетъ произведено никакихъ насилій. Я мигомъ смекнулъ, въ чемъ дѣло. Вы сочли себя обиженнымъ и ушли, вѣроятно, за секундантомъ. За пистолетами можетъ-быть. Горячая голова, — сказалъ я, — такихъ молодцовъ люблю и уважаю.

М-ръ Винкель кашлянулъ и, понимая теперь сущность дѣла, пріосанился и принялъ серьезный видъ.

— Я оставилъ для васъ записку, — продолжалъ Даулеръ, — сказалъ, что искренно жалѣю. Такъ оно и было. Дѣла, не требующія отлагательства, вызвали меня сюда. Вы не удовлетворились этой запиской, послѣдовали за мной и потребовали словеснаго объясненія. Вы имѣли на это полное право. Прошло теперь все. Дѣла мои кончились. Завтра ѣду назадъ. Хотите вмѣстѣ.

Чѣмъ дальше подвигались всѣ эти объясненія, тѣмъ серьезнѣе и степеннѣе становилась физіономія м-ра Винкеля. Таинственное начало этой бесѣды объяснилось теперь совершенно. М-ръ Даулеръ столько же боялся дуэли, какъ м-ръ Винкель, и выходило на повѣрку, что этотъ бойкій джентльменъ былъ первостатейнымъ трусомъ. Измѣряя чувствованія м-ра Винкеля своими собственными опасеніями, онъ поспѣшилъ укрыться въ безопасное мѣсто, разсчитывая весьма благоразумно, что укротитъ со временемъ справедливый гнѣвъ раздраженнаго врага. Судьба весьма кстати привела ихъ въ одно и то же мѣсто.

Узнавъ такимъ образомъ всѣ подробности этого запутаннаго дѣла, м-ръ Винкель принялъ окончательно свирѣпый видъ и сказалъ, что онъ совершенно доволенъ; но эти слова были имъ произнесены ужаснымъ тономъ и м-ръ Даулеръ убѣдился какъ нельзя больше, что безъ этого мирнаго объясненія съ его стороны, встрѣча ихъ могла бы имѣть для него самыя страшныя послѣдствія. Великодушіе и снисходительность м-ра Винкеля выставлялись теперь съ самой выгодной стороны, и храбрые соперники, пожавъ другъ другу руки, удалились въ свои номера, обнаруживая готовность быть вѣчными друзьями.

Въ половинѣ перваго, когда м-ръ Винкель уже начиналъ вкушать сладость перваго сна, его вдругъ разбудилъ громкій стукъ въ дверь спальни. Сначала ему показалось, что это мечта, или сонное видѣніе; но когда звукъ повторился еще нѣсколько разъ сряду, м-ръ Винкель быстро привскочилъ на своей постели и спросилъ, кто тамъ, и чего ему надобно.

— Извините, сэръ, васъ спрашиваетъ какой-то молодой человѣкъ, который говоритъ, что ему надобно васъ видѣть сію же минуту, — отвѣчалъ изъ корридора голосъ трактирной служанки.

— Молодой человѣкъ! — воскликнулъ м-ръ Винкель.

— Точно такъ, сэръ, къ вашимъ услугамъ, — отвѣчалъ другой голосъ черезъ замочную щель, — и если вы не примите на себя труда отворить мнѣ дверь, очень легко можетъ статься, что ноги мои войдутъ сами собою.

Вслѣдъ затѣмъ, молодой человѣкъ далъ довольно сильный толчокъ въ нижнюю часть двери, какъ будто желая показать, что ему ничего не стоитъ привести въ исполненіе свою угрозу.

— Вы-ли это, Самуэль? — спросилъ м-ръ Винкель, оставляя свою постель.

— Лучше нельзя угадать отца родного, если нахлобучить на него шапку, — отвѣчалъ тотъ же голосъ.

Не сомнѣваясь болѣе въ личности молодого человѣка, м-ръ Винкель отворилъ дверь, и лишь только онъ сдѣлалъ это, Самуэль Уэллеръ вошелъ съ величайшею поспѣшностью, заперъ дверь и, принимая благоразумную предосторожность, положилъ ключъ, въ карманъ своего жилета. Затѣмъ, обозрѣвая м-ра Винкеля съ головы до ногъ, сказалъ:

— Какой вы затѣйникъ, сэръ, — удивительный затѣйникъ! Такихъ джентльменовъ, какъ вы, надо искать со свѣчей среди бѣлаго дня.

— Что вы подъ этимъ разумѣете, Самуэль? — спросилъ м-ръ Винкель тономъ сильнѣйшаго негодованія. — Ступайте прочь, сэръ, ступайте прочь, сэръ, ступайте сію минуту.

— Что я подъ этимъ разумѣю? — возразилъ м-ръ Уэллеръ. — Это, сэръ, мудреная задача, какъ говорилъ встарину одинъ школьникъ своему учителю, когда тотъ выдралъ его за уши. Что я подъ этимъ разумѣю? Ничего дурного.

— Отоприте дверь и оставьте эту комнату сію же минуту, — сказалъ м-ръ Винкель.

— Я оставлю эту комнату въ ту самую минуту, какъ вы сами оставите ее, сэръ, — отвѣчалъ Самуэль, стараясь говорить серьезнымъ тономъ и усаживаясь на стулъ. — Если мнѣ придется вынести васъ отсюда на спинѣ, въ такомъ случаѣ, сэръ, я выйду, конечно, прежде васъ, не больше, впрочемъ, какъ одной секундой; но позвольте выразить надежду, сэръ, что вы не доведете меня до такихъ крайностей, какъ говаривалъ встарину одинъ строгій судья, когда приводили къ нему упрямыхъ арестантовъ.

Сказавъ это, м-ръ Уэллеръ положилъ свои руки на колѣни и взглянулъ на м-ра Винкеля съ такимъ серьезнымъ выраженіемъ, изъ котораго значилось весьма ясно, что онъ не имѣлъ ни малѣйшаго намѣренія шутить.

— Очень жалѣю, сэръ, и даже соболѣзную, что никакъ не могу назвать васъ любезнымъ молодымъ человѣкомъ, — продолжалъ м-ръ Уэллеръ тономъ горькаго упрека. — Какъ вамъ не стыдно было оставить на произволъ судьбы этого почтеннѣйшаго старичка, который, смѣю сказать, заботится о васъ, какъ о собственномъ сынѣ? Вы поступили ничѣмъ не лучше Додсона, сэръ, и смѣю васъ увѣрить, что сутяга Фоггъ — истинный мудрецъ передъ вами.

Высказавъ это сужденіе, м-ръ Уэллеръ хлопнулъ себя по обоимъ колѣнямъ, скрестилъ руки на груди съ видомъ глубокаго огорченія и, облокотившись на спинку креселъ, ожидалъ, повидимому, чѣмъ и какъ оправдается передъ нимъ провинившійся пикквикистъ. М-ръ Винкель все это время стоялъ передъ нимъ босикомъ, въ халатѣ, и зубы его начинали бить довольно сильную тревогу.