Ропотъ изумленія пробѣжалъ между всѣми слушателями. Каждый джентльменъ заглянулъ въ лицо своему сосѣду и потомъ перенесъ свой взоръ на кучера, который между тѣмъ, собравшись съ духомъ, продолжалъ:

"Вы дивуетесь, джентльмены, и это очень натурально; меня самого какъ будто бы обухомъ съѣздили въ високъ, когда разжевалъ я существенность этого мудренаго дѣла. Но зачѣмъ и почему общій другъ нашъ понесъ, такъ сказать, эту ничѣмъ невознаградимую потерю? На это, всеконечно, есть резонементъ, котораго объяснить я вамъ не въ состояніи. Пусть самъ другъ Уифферсъ разскажетъ обстоятельно, что, какъ и почему, дабы, при случаѣ, всѣ мы могли подражать его примѣру".

Всѣ единодушно одобрили это предложеніе, и м-ръ Уифферсъ приступилъ къ объясненію. Онъ сказалъ, что ему, безъ сомнѣнія, было бы весьма пріятно продолжать свою службу на мѣстѣ, отъ котораго онъ отказался. Ливрея была богатая и великолѣпная; женщины, принадлежавшія къ дому, ласковы и обходительны; занимаемая имъ должность — легка и пріятна: главнѣйшее занятіе состояло въ томъ, что м-ръ Уифферсъ долженъ былъ смотрѣть какъ можно чаще изъ окна въ корридорѣ, вмѣстѣ съ другимъ джентльменомъ, который тоже отказался отъ этого мѣста. Ему непріятно и даже, въ нѣкоторомъ случаѣ, мучительно было входить въ дальнѣйшія подробности; но такъ какъ почтенная компанія непремѣнно требовала объясненій, то м-ръ Уифферсъ, скрѣпя сердце, признался съ благородною откровенностью, что его заставляли кушать за обѣдомъ холодныя блюда.

Невозможно выразить негодованія, пробужденнаго этимъ признаніемъ въ сердцахъ всѣхъ почтенныхъ джентльменовъ. Они бѣсновались около четверти часа, подвергая строжайшему осужденію холодныя блюда.

Потомъ м-ръ Уифферсь прибавилъ, что онъ отчасти самъ виноватъ въ этомъ дѣлѣ, такъ какъ характеръ его слишкомъ снисходителенъ и уклончивъ. Такъ, однажды, по своему добродушію, онъ согласился кушать соленое масло, и потомъ, въ другомъ случаѣ, вслѣдствіе внезапной болѣзни истопника, забылся до такой степени, что принялъ на себя унизительный трудъ втащить на верхъ корзину съ углями. Признаваясь такимъ образомъ въ этихъ недостаткахъ, м-ръ Уифферсъ осмѣливался питать надежду, что все это не унизитъ его служебной репутаціи въ глазахъ почтенныхъ джентльменовъ, тѣмъ болѣе, что въ послѣднее время онъ исправился нѣкоторымъ образомъ.

Рѣчь м-ра Уифферса была принята съ оглушительнымъ восторгомъ, и президентъ немедленно предложилъ пить его здоровье. Затѣмъ самъ м-ръ Уифферсъ предложилъ тостъ въ честь м-ра Уэллера, за нравственное достоинство котораго достаточно ручались дружба и рекомендація м-ра Джона Смокера. Выпивъ два стакана пунша и одинъ мадеры, Самуэль, выстунивъ на середину комнаты, благодарилъ компанію слѣдующею рѣчью:

"За ласку, ребята, за пріятство, дружбу и компанію благодарю васъ отъ чистаго сердца. Я слышалъ давно, что вы — народъ продувной; но мнѣ не приходило и въ голову, что всѣ вы, такъ сказать, подобраны молодецъ къ молодцу. Надѣюсь, что вы никогда не ударите въ грязь лицомъ и не уроните своего достоинства на общественныхъ гуляньяхъ, гдѣ я, бывъ еще ребенкомъ, съ наслажденіемъ смотрѣлъ на всякаго ливрейнаго лакея. Мнѣ пріятно засвидѣтельствовать особенное почтеніе другу моему, Обжигайлѣ, за ту ласку, которой онъ меня удостоилъ при первомъ знакомствѣ. Что-жъ касается до этого бѣдняги, потерявшаго мѣсто, я желаю ему найти самую веселую и красивую должность, съ горячимъ супомъ и пирогами, которыхъ онъ вполнѣ заслуживаетъ, какъ джентльменъ, скрасившій своимъ краснобайствомъ всю вашу суварею". И когда Самуэль, при общихъ рукоплесканіяхъ, сѣлъ на свое мѣсто, нѣкоторые джентльмены объявили, что вечеръ ихъ конченъ.

— Это что значитъ? Неужто вы хотите сказать, что вы ужъ идете, любезный другъ? — сказалъ Самуэль м-ру Джону Смокеру.

— Надобно идти, долгъ службы, — сказалъ м-ръ Смокеръ. — Я обѣщалъ Бентаму.

— А! Очень хорошо, — сказалъ Самуэль. — Это другое дѣло, иначе, пожалуй, Бентамъ уволитъ себя отъ вашей службы.- A вы куда, Обжигайло?

— Иду и я, — сказалъ джентльменъ въ треугольной шляпѣ.

— Какъ? На чью же голову остается здѣсь эта порція пунша? — вскричалъ Самуэль. — Нѣтъ, вздоръ, ты сядешь опять, Обжигайло.

М-ръ Токкель не могъ устоять противъ такого соблазна. Онъ снялъ шляпу, поставилъ въ уголъ палку и сказалъ, что готовъ еще выцѣдить стаканчикъ для возстановленія дружбы.

Съ ними остался и свѣтло-синій джентльменъ, такъ какъ онъ былъ изъ одного дома съ м-ромъ Токкелемъ. Послѣ второго или третьяго стакана пунша Самуэль потребовалъ устрицъ изъ лавки зеленщика, и эффектъ этого угощенія оказался превосходнымъ. М-ръ Токкель, съ треугольной шляпой на головѣ и палкою въ рукахъ, принялся по разбросаннымъ раковинамъ выплясывать лягушечій танецъ подъ аккомпанементъ свѣтло-синяго джентльмена, который весьма искусно выигрывалъ тактъ на головной гребенкѣ, въ совершенствѣ замѣнившей музыкальный инструментъ. Наконецъ, когда пуншъ былъ конченъ и ночь прошла, они отправились по своимъ домамъ. Лишь только м-ръ Токкель выбрался на свѣжій воздухъ, какъ имъ овладѣло внезапное желаніе протянуться и лечь на камни тротуара. Самуэль не думалъ противорѣчить; но сберегая треугольную шляпу, которую безъ того могли бы украсть, онъ приплющилъ ее къ головѣ свѣтло-синяго джентльмена, съ величайшими усиліями продолжавшаго свой путь. М-ръ Уэллеръ прислонилъ его къ подъѣзду въ домѣ его господина, впихнулъ ему въ руки швейцарскую булаву, позвонилъ въ колокольчикъ и спокойно пошелъ къ себѣ домой.

Поутру, гораздо ранѣе обычной поры, м-ръ Пикквикъ, одѣтый, умытый и причесанный, спустился внизъ и позвонилъ въ колокольчикъ.

— Самуэль, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, когда м-ръ Уэллеръ явился на его призывъ, — заприте дверь.

М-ръ Уэллеръ заперъ.

— Прошлой ночью, Самуэль, y насъ тутъ случилась весьма непріятная исторія, заставившая м-ра Винкеля опасаться насильственныхъ поступковъ со стороны м-ра Даулера, — сказалъ м-ръ Пикквикъ.

— Я слышалъ кое-что объ этомъ на кухнѣ отъ старухи, — отвѣчалъ Самуэль.

— И мнѣ больно сказать, Самуэль, — продолжалъ м-ръ Пикквикъ грустнымъ тономъ, при чемъ его физіономія приняла самое болѣзненное выраженіе, — мнѣ больно сказать, что, опасаясь этихъ насильственныхъ поступковъ, м-ръ Винкель убѣжалъ.

— Убѣжалъ! — воскликнулъ Самуэль.

— Оставилъ домъ сегодня на разсвѣтѣ, не переговоривъ даже со мною, — отвѣчалъ м-ръ Пикквикъ. — И мнѣ даже неизвѣстно, куда онъ убѣжалъ.

— Ему слѣдовало остаться, сэръ, и столкнуться съ нимъ лицомъ къ лицу, — замѣтилъ м-ръ Уэллеръ. — Не нужно большой силы, чтобы упрятать этого Даулера.

— Я уже давно, на основаніи нѣкоторыхъ соображеній, могъ сомнѣваться въ его храбрости и отвагѣ; но какъ бы то ни было, м-ръ Винкель убѣжалъ. Его надобно найти, Самуэль, отыскать и представить ко мнѣ.

— A если онъ не захочетъ воротиться?

— Въ такомъ случаѣ должно употребить силу

— Кто-жъ ее употребитъ?

— Вы, Самуэль.

— Очень хорошо, сэръ.

Съ этими словами м-ръ Уэллеръ вышелъ изъ комнаты, и черезъ минуту можно было слышать, какъ отворилась уличная дверь. Черезъ два часа онъ воротился и объявилъ своему господину, что джентльменъ, совершенно сходный по описанію съ м-ромъ Винкелемъ, уѣхалъ поутру въ Бристоль съ первымъ дилижансомъ.

— Самуэль, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, взявъ его за руку, — вы малый расторопный, сметливый, безцѣнный малый. Вы поѣдете за нимъ въ Бристоль, Самуэль.

— Слушаю, сэръ.

— Лишь только вы откроете его убѣжище, немедленно напишите мнѣ, Самуэль. Если, сверхъ чаянія, онъ попробуетъ бѣжать, валите его на землю и вяжите. Даю вамъ надъ нимъ полную власть и волю, Самуэль.

— Я постараюсь быть осторожнымъ, сэръ.

— Вы скажите ему, — продолжалъ м-ръ Пикквикъ, — что я сердитъ на него, раздраженъ, взбѣшенъ и ничѣмъ не могу объяснить себѣ его самовольнаго и безразсуднаго поступка.

— Слушаю, сэръ.

— И вы думаете, что найдете его?

— Непремѣнно, если только онъ не сгинулъ съ лица земли.

— Очень хорошо. Въ такомъ случаѣ, чѣмъ скорѣе вы поѣдете, тѣмъ лучше.