Каждый предметъ на широкой площади свидѣтельствовалъ неоспоримымъ образомъ, что предстоящая церемонія будетъ имѣть торжественный и грандіозный характеръ. Часовые, въ полномъ вооруженіи, были разставлены по всѣмъ четыремъ концамъ; слуги устраивали мѣста для дамъ на батареяхъ; сержанты бѣгали взадъ и впередъ съ сафьяновыми книгами подъ мышкой; полковникъ Болдеръ, въ полной парадной формѣ, верхомъ на борзомъ конѣ, галопировалъ отъ одного мѣста до другого осаживалъ свою лошадь, скакалъ между народомъ, выдѣлывалъ курбеты, кричалъ безъ умолку, до хрипоты, отдавая приказанія и кстати, для развлеченія, водворяя порядокъ въ народѣ. Офицеры ходили взадъ и впередъ, принимая порученія отъ полковника Болдера и отдавая приказанія сержантамъ. Даже самые солдаты смотрѣли съ видомъ таинственной торжественности изъ подъ своихъ лакированныхъ киверовъ, и это всего больше обличало рѣдкое свойство имѣющаго быть стратегическаго празднества.

М-ръ Пикквикъ и спутники его заняли мѣста въ переднемъ ряду густой толпы. Толпа между тѣмъ увеличивалась съ каждою минутой, и наши герои, въ продолженіе двухъ часовъ, только то и дѣлали, что старались удержать выгодную позицію, которую они заняли. Одинъ разъ м-ръ Пикквикъ получилъ энергическій толчокъ въ самую середину спины и былъ принужденъ отпрыгнуть впередъ на нѣсколько аршинъ съ такою странною поспѣшностью, которая вообще чрезвычайно противорѣчила его степенному виду. Въ другой разъ попросили его отступить назадъ отъ фронта, причемъ зазѣвавшемуся почтенному президенту пришлось испытать на себѣ силу удара прикладомъ ружья, который пришелся какъ разъ по большому пальцу его правой ноги. Тутъ же нѣкоторые веселые джентльмены съ лѣвой стороны притиснули м-ра Снодграса, и любопытствовали знать: "куда онъ корячится, верзила?" И когда м-ръ Винкель, свидѣтель этой дерзости, выразилъ энергическими знаками свое справедливое негодованіе, какой-то весельчакъ нахлобучилъ ему шляпу на глаза и учтиво попросилъ позволенія положить къ себѣ въ карманъ его пустую голову. Всѣ эти и многія другія, практическія остроты чрезвычайно игриваго свойства, въ связи съ загадочнымъ отсутствіемъ м-ра Топмана, который вдругъ исчезъ неизвѣстно куда, дѣлали положеніе нашихъ героевъ не совсѣмъ вожделѣннымъ и завиднымъ.

Наконецъ, смѣшанный гулъ многихъ голосовъ возвѣстилъ прибытіе ожидаемой особы. Глаза всѣхъ устремились на одинъ и тотъ же пунктъ. Черезъ нѣсколько минутъ нетерпѣливаго ожиданія, знамена весело заколыхались въ воздухѣ, штыки ярко заблистали на солнцѣ, колонны стройными рядами выступили на равнину, полки вытянулись, выстроились въ цѣпь, слово команды произнесено и главный командиръ, сопровождаемый полковникомъ Болдеромъ и многими офицерами, подскакалъ къ фронту. Грянулъ барабанъ, войска двинулись съ своихъ мѣстъ и начались столь долго ожидаемые публикой маневры.

Сначала м-ръ Пикквикъ, сбитый съ ногъ и придавленный десятками локтей, не имѣлъ возможности любоваться прекраснымъ зрѣлищемъ парада; но когда, наконецъ, онъ получилъ способность твердо укрѣпиться на своихъ ногахъ, удовольствіе его приняло характеръ безграничнаго восторга.

— Можетъ ли быть что-нибудь восхитительнѣе? — спросилъ онъ м-ра Винкеля.

— Ничего не можетъ! — отвѣчалъ м-ръ Винкель, имѣвшій счастіе освободиться отъ постороннихъ ногъ, стоявшихъ около четверти часа на его сапогахъ.

— Величественное, благороднѣйшее зрѣлище! — воскликнулъ м-ръ Снодграсъ. — Чье сердце не затрепещетъ отъ восторга при взглядѣ на героевъ, защитниковъ отечества, которые съ такимъ блескомъ и достоинствомъ рисуются передъ своими мирными гражданами? Не воинственная жестокость на ихъ лицахъ, но выраженіе великодушія и благородства, и глаза ихъ сверкаютъ не грубымъ огнемъ хищничества или мести, но поэтическимъ свѣтомъ человѣколюбія и доблестей душевныхъ.

М-ръ Пикквикъ, повидимому, не совсѣмъ соглашался съ этимъ восторженнымъ поэтическимъ мнѣніемъ своего ученика о военныхъ, потому ничего ему не отвѣтилъ и только сказалъ, не обращаясь ни къ кому въ особенности:

— Мы теперь въ превосходной позиціи.

— Да, въ превосходной, — подтвердили въ одинъ голосъ м-ръ Снодграсъ и м-ръ Винкель.

Превосходство позиціи состояло въ томъ, что толпа вдругъ разсѣялась въ разныя стороны, a пикквикисты остались одни на своихъ мѣстахъ.

— Что-то они теперь станутъ дѣлать? — сказалъ м-ръ Пикквикъ, поправляя очки.

— Мнѣ… мнѣ… кажется, — проговорилъ м-ръ Винкель, значительно измѣняясь въ лицѣ,- кажется, они хотятъ стрѣлять.

— Вздоръ! — сказалъ м-ръ Пикквикъ.

— Право, они хотятъ стрѣлять, — подтвердилъ м-ръ Снодграсъ взволнованнымъ тономъ.

— Быть не можетъ! — возразилъ м-ръ Пикквикъ.

Но лишь только неустрашимый президентъ произнесъ эти слова какъ вдругъ всѣ шесть полковъ, по какому-то непонятному сочувствію, устремили ружейныя дула на одну точку — на грудь почтенныхъ пикквикистовъ, и выпалили съ такимъ ужаснымъ залпомъ, что земля дрогнула подъ ихъ ногами, и свѣтъ дневной затмился въ ихъ глазахъ.

Въ этомъ-то критическомъ положеніи, когда, съ одной стороны, угрожали безчисленные залпы картечи, a съ другой, противоположной, — готовы были нахлынуть на нихъ новыя полчища артиллеристовъ, м-ръ Пикквикъ обнаружилъ то совершеннѣйшее хладнокровіе, которое обыкновенно составляетъ неотъемлемую принадлежность великихъ душъ. Онъ схватилъ м-ра Винкеля за руку и, поставивъ себя между этимъ джентльменомъ и м-ромъ Снодграсомъ, доказывалъ въ самыхъ краснорѣчивыхъ выраженіяхъ, что имъ никакъ не слѣдуетъ бояться за свою драгоцѣнную жизнь. Конечно, не мудрено было оглохнуть отъ этого ужаснаго шума; но этимъ только и ограничилась вся опасность.

— Но если, чего Боже сохрани, ружье y кого нибудь заряжено пулей, — говорилъ м-ръ Винкель, блѣдный какъ смерть, — въ эту минуту свистнуло что-то въ воздухѣ надъ самымъ моимъ ухомъ. Долго ли до грѣха? Пропадешь ни за грошъ!

— Не лучше ли нАмъ повалиться на землю? — сказалъ м-ръ Снодграсъ.

— О, нѣтъ, это совсѣмъ не нужно; да вотъ ужъ и все кончено! — сказалъ м-ръ Пикквикъ. Могло статься, что губы его нѣсколько дрожали и щеки поблѣднѣли; но за то, въ общихъ чертахъ, физіономія великаго человѣка не выражала никакого безпокойства.

Дѣйствительно, пальба прекратилась, и предположеніе м-ра Пикквика совершенно оправдалось; но едва только успѣлъ онъ выразить свое душевное удовольствіе насчетъ проницательности своей догадки какъ опять послышалось новое, чрезвычайно быстрое движеніе въ рядахъ. Раздалось могучее слово командира, и, прежде чѣмъ можно было угадать сущность новаго маневра, всѣ шесть полковъ, со штыками наголо, устремились скорымъ маршемъ на тотъ самый пунктъ, гдѣ присутствовалъ м-ръ Пикквикъ со своими почтенными друзьями.

Человѣкъ смертенъ — дѣло извѣстное, и бываютъ иной разъ такіе роковые случаи, противъ которыхъ вообще безсильно человѣческое мужество. Сначала м-ръ Пикквикъ съ недоумѣніемъ взглянулъ въ свои очки на приближающуюся массу; потомъ быстро повернулся къ ней спиной и… не то чтобъ побѣжалъ — этого никакъ нельзя сказать, во-первыхъ, потому, что бѣгство — слишкомъ низкій терминъ, совсѣмъ негодный для высокаго слога; во-вторыхъ, фигура м-ра Пикквика отнюдь не была приспособлена къ этому постыдному разряду отступленія. Нѣтъ, м-ръ Пикквикъ засѣменилъ своими ногами и замахалъ обѣими руками съ такою быстротой, что на первый разъ посторонній наблюдатель никакъ бы не замѣтилъ неловкости его положенія.

Свѣжіе отряды, нахлынувшіе съ тыла на нашихъ героевъ, собирались отразить нападеніе мнимыхъ побѣдителей цитадели, и слѣдствіемъ этого было то, что м-ръ Пикквикъ и его друзья вдругъ очутились между двумя перекрестными огнями враждебныхъ полковъ, выступавшихъ скорымъ маршемъ одинъ противъ другого.

— Прочь! — кричали офицеры въ передовой цѣли…

— Прочь, прочь съ дороги! — кричали офицеры другихъ отрядовъ.

— Куда же намъ дѣваться? — визжали отчаянные пикквикисты.

— Прочь, прочь, прочь! — былъ единственный отвѣтъ.

Наступили минуты страшной толкотни и суматохи; полки сдвинулись, сразились, отступили; площадь очистилась, и на площади лежалъ низверженный м-ръ Пикквикъ, и подошвы сапоговъ м-ра Пикквика барахтались и колыхались въ воздушномъ пространствѣ.