— Но ужъ теперь… право, м-съ Раддль, не можетъ быть никакого сомнѣнія, что въ половинѣ будущей недѣли я обдѣлаю аккуратно всѣ свои дѣла. Тогда мы сквитаемся, и, авось, впередъ ужъ не будетъ больше никакихъ недоразумѣній между нами.

Этого только и добивалась м-съ Раддль. Она вломилась въ комнату студента именно за тѣмъ, чтобъ дать просторъ своимъ взволнованнымъ чувствамъ, и еслибъ, сверхъ чаянія, м-ръ Сойеръ заплатилъ ей свои деньги, это, вѣроятно, озадачило бы ее чрезвычайно непріятнымъ образомъ… Нѣсколько предварительныхъ комплиментовъ, сказанныхъ на кухнѣ м-ру Раддлю, совершенно приготовили ее къ этой высоко-трагической сценѣ.

— Неужели вы думаете, м-ръ Сойеръ, — начала м-съ Раддль, постепенно возвышая свой голосъ, такъ, чтобъ на всякій случай могли ее слышать всѣ ближайшіе сосѣди, — неужели вы думаете, что я перебиваюсь со дня на день для того, чтобъ держать въ своей квартирѣ тунеядца, который и не думаетъ платить денегъ? Да развѣ одна тутъ квартира идетъ въ расчетъ? Я покупаю для него яйца, сахаръ, масло, молоко, и ему не прожить бы безъ меня ни одного дня. Что-жъ, сударь мой, долго-ли вы намѣрены разсчитывать на чужой карманъ? Неужто вы думаете, что трудолюбивая и работящая женщина, которая лѣтъ двадцать прожила на одной и той же улицѣ… да, сударь мой, ровно двадцать безъ трехъ мѣсяцевъ: десять лѣтъ насупротивъ черезъ улицу и девять лѣтъ да девять мѣсяцевъ съ двумя днями въ этомъ самомъ домѣ… неужто я должна распинаться изъ за какихъ-нибудь праздношатающихся бродягъ, которые только и дѣлаютъ, что курятъ да пьянствуютъ, да повѣсничаютъ, да собакъ бьютъ, вмѣсто того, чтобъ заняться какимъ-нибудь честнымъ ремесломъ? Неужели вы…

— Позвольте, сударыня, — перебилъ м-ръ Бенжаменъ Алленъ.

— Вамъ что угодно? Можете поберечь свои замѣчанія для себя самого, — сказала м-съ Раддль, внезапно пріостанавливая быстрый потокъ своей рѣчи и обращаясь къ гостю своего постояльца съ медленною и величественною торжественностью. — Я и не знала, сэръ, что вы имѣете какое-нибудь право ввязываться въ чужой разговоръ. Вы, кажется, ещене нанимали моихъ комнатъ, сэръ.

— Разумѣется, не нанималъ, — сказалъ м-ръ Бенжаменъ Алленъ.

— Очень хорошо, — подхватила м-съ Раддль, — въ такомъ случаѣ, молодой человѣкъ, продолжайте рубить и рѣзать кости бѣдныхъ людей въ своемъ госпиталѣ и держите языкъ свой за зубами, не то здѣсь найдутся особы, которыя порасквитаются съ вами, сэръ.

— Ахъ, какая неразсудительная женщина, — пробормоталъ м-ръ Бенъ Алленъ.

— Прошу извинить, молодой человѣкъ, — сказала м-съ Раддль, съ трудомъ удерживая новый припадокъ гнѣва, — не угодно-ли вамъ повторить, что вы сейчасъ изволили сказать?

— Ничего, сударыня, я не имѣлъ намѣренія васъ обидѣть, — отвѣчалъ Бенъ Алленъ, уже начинавшій нѣсколько безпокоиться на свой собственный счетъ.

— Прошу извинить, молодой человѣкъ, — повторила м-съ Раддль громкимъ и повелительнымъ тономъ. — Кого, сэръ, вы назвали сейчасъ неразсудительной женщиной? Ко мнѣ, что ли, вы относите это замѣчаніе, сэръ!

— Что это за напасти, право! — проговорилъ м-ръ Бенжаменъ Алленъ.

— Я спрашиваю васъ еще разъ, ко мнѣ или нѣтъ относится ваше замѣчаніе, сэръ? — перебила м-съ Раддль, возвышая голосъ на цѣлую октаву и растворяя настежь обѣ половинки наружной двери.

— Конечно къ вамъ, — отвѣчалъ м-ръ Бенжаменъ Алленъ.

— Ну, да, разумѣется, ко мнѣ,- сказала м-съ Раддлъ, отступая постепенно къ дверямъ и возвысивъ свой голосъ до самой верхней ноты, чтобы доставить живѣйшее удовольствіе своему супругу, укрывавшемуся на кухнѣ. — Разумѣется, разумѣется, и всему свѣту извѣстно, что всякій шарамыжникъ можетъ безнаказанно обижать меня въ моемъ собственномъ домѣ, потому что муженекъ мой лежитъ себѣ, какъ байбакъ, не обращая никакого вниманія на свою жену, какъ будто я y него то же, что собака на улицѣ. Нѣтъ въ немъ ни чести, ни стыда (м-съ Раддль зарыдала), ему и горя мало, что два головорѣза вздумали буянить въ его собственной квартирѣ… злословить его жену… срамить… позорить… какая ему нужда? Онъ спитъ себѣ, негодный трусъ… боится глаза показать… трусъ… трусъ…

Здѣсь м-съ Раддль пріостановилась, желая, повидимому, удостовѣриться, пробудился ли ея горемычный супругъ; но видя, что попытки ея не произвели желаннаго эффекта, она медленно начала спускаться съ лѣстницы, заливаясь горючими слезами. Въ эту минуту вдругъ раздался громкій двойной стукъ въ уличную дверь. Раддль застонала и зарыдала во весь голосъ, заглушая всякій шорохъ и движеніе на всемъ этомъ пространствѣ. Когда, наконецъ, стукъ, усиливаясь постепенно, повторился до десяти разъ, она быстро прошмыгнула въ свою комнату и неистово захлопнула дверь.

— Не здѣсь-ли живетъ м-ръ Сойеръ? — спросилъ м-ръ Пикквикъ, когда калитка отворилась.

— Здѣсь, — отвѣчала дѣвушка, — въ первомъ этажѣ. Взойдя на лѣстницу, поверните направо; — тутъ и есть.

Сдѣлавъ это наставленіе, дѣвушка, принадлежавшая, вѣроятно, къ аборигенамъ этого захолустья, побѣжала на кухню со свѣчою въ рукахъ, совершенно довольная тѣмъ, что выполнила аккуратно все, что могли отъ нея требовать въ подобномъ случаѣ неизвѣстные пришельцы.

М-ръ Снодграсъ, которому досталось войти послѣднимъ, принялъ на себя обязанность запереть калитку желѣзнымъ болтомъ, что задержало его на нѣсколько минутъ, такъ какъ болтъ не вдругъ подчинился усиліямъ его неопытной руки. Затѣмъ почтенные друзья ощупью поплелись наверхъ, гдѣ ихъ принялъ весьма радушно и учтиво м-ръ Бобъ Сойеръ, который, однакожъ, побоялся сойти внизъ изъ опасенія наткнуться на неугомонную м-съ Раддль.

— Здравствуйте, господа! — сказалъ горемычный студентъ. — Очень радъ васъ видѣть. Поостерегитесь: тутъ стаканы.

Предостереженіе относилось къ м-ру Пикквику, который собирался положить свою шляпу на подносъ.

— Ахъ, что я дѣлаю! — сказалъ м-ръ Пикквикъ. — Прошу извинить.

— Ничего, ничего, — сказалъ Бобъ Сойеръ. — Квартира, какъ видите, не совсѣмъ обширна; но вы этого должны были ожидать, когда собирались навѣстить молодого холостяка. Прошу покорно. Съ этимъ джентльменомъ вы ужъ, кажется, знакомы, если не ошибаюсь?

М-ръ Пикквикъ пожалъ руку Бенжамену Аллену, и этому примѣру немедленно послѣдовали его друзья. Лишь только они заняли свои мѣста, послышался опять двойной стукъ.

— Это, я думаю, Джекъ Гопкинсъ, — сказалъ м-ръ Бобъ Сойеръ. — Тсс! Такъ и есть. Ну, Джекъ, пошевеливайся скорѣе.

По лѣстницѣ раздались тяжелые шаги, и чрезъ минуту въ комнату вошелъ Джекъ Гопкинсъ. На немъ былъ черный бархатный жилетъ съ блестящими мѣдными пуговицами и пестрая рубашка съ бѣлыми фальшивыми воротничками.

— Отчего такъ поздно, Джекъ? — спросилъ м-ръ Бенжаменъ Алленъ.

— Задержали въ клиникѣ,- отвѣчалъ Гопкинсъ.

— Что новаго?

— Ничего особеннаго. Два, три кадавера и одинъ переломанный субъектъ.

— Что? — спросилъ м-ръ Пикквикъ.

— Переломанный субъектъ. Кто-то, видите ли, упалъ изъ окна четвертаго этажа, его подняли и привезли къ намъ въ клинику. Случай весьма счастливый, и мы очень рады.

— Вы хотите сказать, что паціентъ y васъ выздоровѣетъ? — спросилъ м-ръ Пикквикъ.

— Нѣтъ, — отвѣчалъ Гопкинсъ безпечнымъ тономъ. — Нѣтъ, онъ умретъ непремѣнно, но завтра поутру y насъ будетъ блистательная операція. Можно залюбоваться, когда дѣлаетъ операцію Слешеръ. Спектакль великолѣпный!

— Стало быть, м-ръ Слешеръ — хорошій операторъ? — сказалъ м-ръ Пикквикъ.

— Знаменитость! — отвѣчалъ Гопкинсъ. — Недавно онъ сдѣлалъ ампутацію мальчику — нужно было отрѣзать ногу повыше колѣна. Что-жъ вы думаете? Мальчикъ въ продолженіе операціи скушалъ пять яблоковъ и тминную коврижку. Потомъ уже, когда все было кончено, онъ спросилъ преспокойно, долго-ли будутъ играть съ его ногой? — A нога ужъ закупорена была въ банку.

— Ахъ, Боже мой! — воскликнулъ м-ръ Пикквикъ, въ величайшемъ изумленіи.

— Э, полноте! Да это y насъ нипочемъ, — возразилъ Джекъ Гопкинсъ. — Не правда ли, Бобъ?

— Трынъ-трава, — подтвердилъ м-ръ Бобъ Сойеръ.

— Кстати, Бобъ, — сказалъ Гопкинсъ, бросая едва замѣтный взглядъ на внимательное лицо м-ра Пикквика, — вчера вечеромъ y насъ былъ прелюбопытный случай. Въ клинику привезли ребенка, который проглотилъ ожерелье.