— Вамъ, конькобѣжцамъ, я думаю, ни почемъ зимніе морозы, — сказалъ онъ м-ру Уардлю, когда этотъ джентльменъ, задыхаясь отъ усталости, окончилъ свои чудныя эволюціи, которыми удалось ему рѣшить нѣсколько загадочныхъ проблемъ на льду, гдѣ ноги заступали для него мѣсто математическаго циркуля.

— О, да, это удивительно какъ полируетъ кровь, — отвѣчалъ Уардль. — Не хочешь-ли и ты покататься?

— Я катался встарину, когда былъ мальчикомъ; но теперь это было бы для меня опаснымъ подвигомъ, — сказалъ м-ръ Пикквикъ.

— Вотъ вздоръ, какія тутъ опасности? Попытайся, любезный другъ.

— Какъ это будетъ мило, м-ръ Пикквикъ! — закричали дамы. — Берите коньки и пристыдите эту молодежь.

— Мнѣ бы очень пріятно, сударыни, доставить вамъ это удовольствіе, — возразилъ м-ръ Пикквикъ, — но я лѣтъ тридцать сряду не занимался этими вещами, и было бы теперь…

— Пустяки, братъ, пустяки! — сказалъ Уардль, схвативъ опять свои коньки съ судорожной поспѣшностью, которая характеризовала всѣ его поступки. — Маршъ, маршъ! Я побѣгу впередъ.

Бросившись на ледъ, разбитной старикъ перегналъ въ одну минуту и м-ра Уэллера, и жирнаго парня.

М-ръ Пикквикъ раздумывалъ весьма недолго. Одушевленный воспоминаніями юныхъ лѣтъ, онъ снялъ свои перчатки, положилъ ихъ въ шляпу, махнулъ рукой и быстро покатился по льду, притопывая по временамъ своею лѣвою ногою. Затѣмъ, овладѣвъ коньками, ученый мужъ весьма искусно описалъ два огромныхъ полукруга, при чемъ зрители и зрительницы сопровождали его залпомъ дружныхъ рукоплесканій.

— Баста, Пикквикъ! Давайте теперь кататься безъ коньковъ; ты мастеръ, я вижу, на всѣ руки, — закричалъ Уардль. — За нами, господа!

Это было сигналомъ для новой, чрезвычайно забавной потѣхи, открытой старикомъ Уардлемъ, который съ необыкновенной быстротою покатился на обѣихъ ногахъ, размахивая притомъ обѣими руками. За нимъ послѣдовалъ м-ръ Пикквикъ, a за нимъ Самуэль Уэллеръ, a за нимъ м-ръ Винкель, a за нимъ м-ръ Бобъ Сойеръ, a за нимъ жирный парень, a за тѣмъ, наконецъ, м-ръ Снодграсъ, успѣвшій доказать самому себѣ, что въ забавахъ этого рода заключается великая поэзія жизни. Всѣ засуетились, забѣгали, закружились и закатались съ такою бѣшеною ревностью, какъ будто отъ этой экспедиціи могла зависѣть судьба настоящихъ и грядущихъ поколѣній на Дингли-Деллѣ.

Но здѣсь, какъ и вездѣ, всего интереснѣе было видѣть, какъ забавлялся самъ м-ръ Пикквикъ, удостоившій подчинить себя условіямъ игры, которая, повидимому, оживила всѣ силы его души. Съ какимъ безпокойствомъ озирался онъ вокругъ, когда сзади напиралъ на него какой-нибудь джентльменъ, угрожавшій своимъ быстрымъ стремленіемъ опрокинуть его навзничь, и какою лучезарною улыбкою озарялось его добродушное лицо, какъ скоро удавалось ему счастливо добираться до противоположнаго конца расчищенной площадки, откуда опять и опять начинался его рысистый бѣгъ! Случалось, однакожъ, и довольно часто, что ученый мужъ, уступая вліянію неотразимаго толчка, опрокидывался головою внизъ и ногами кверху, и тутъ всего назидательнѣе было наблюдать, какъ онъ поднималъ свою шляпу, перчатки, носовой платокъ, и какъ опять становился въ общій рядъ, обнаруживая такой энтузіазмъ и такое молодечество, съ которыми ничто въ свѣтѣ не могло сравниться.

Катанье на льду была въ полномъ разгарѣ, и смѣхъ на берегу достигалъ крайнихъ предѣловъ, какъ вдругъ, совсѣмъ неожиданно, послышался сильный трескъ. Мигомъ джентльмены, обгоняя одинъ другого, повыскочили на берегъ, молодыя леди завизжали, м-ръ Топманъ испустилъ пронзительный крикъ. Огромная масса льда совсѣмъ изчезла подъ водою, и на поверхности воды заколыхались шляпа, перчатки и носовой платокъ м-ра Пикквика, и это было все, что для глазъ ошеломленныхъ зрителей осталось отъ ученаго мужа.

Грусть и отчаянная тоска изобразились на всѣхъ лицахъ: мужчины поблѣднѣли, дамы почти совсѣмъ лишились чувствъ; м-ръ Снодграсъ и м-ръ Винкель, сцѣпившись руками другъ съ другомъ, смотрѣли съ невыразимымъ безпокойствомъ на плачевное мѣсто, гдѣ погибъ ихъ предводитель, между тѣмъ какъ м-ръ Топманъ, не теряя времени по-пустому, бросился со всѣхъ ногъ къ Меноръ-Фарму и закричалъ изо всей силы: "Пожаръ! пожаръ!" Онъ основательно разсчитывалъ, что на этотъ крикъ мигомъ сбѣгутся толпы народа съ баграми и дрекольями, чтобъ вытащить изъ воды утонувшаго джентльмена.

Въ ту самую минуту, когда старикъ Уардль и м-ръ Самуэль Уэллеръ приближались осторожными шагами къ провалу, образовавшемуся на льду, a м-ръ Бенжаменъ Алленъ и неизмѣнный другъ его Бобъ Сойеръ держали втихомолку хирургическую консультацію относительно неизбѣжной необходимости пустить кровь молодымъ дѣвицамъ, упавшимъ въ обморокъ, — въ эту самую минуту, къ величайшему утѣшенію всей компаніи, показались на поверхности воды плечи, голова, лицо и даже очки, принадлежавшіе м-ру Пикквику.

— Подержитесь минуточку… не больше одной минуты, — проревѣлъ м-ръ Снодграсъ.

— О, да, минуточку, умоляю васъ, почтенный другъ нашъ, ради меня, — заревѣлъ глубоко растроганный м-ръ Винкель.

Мольба этого рода, въ настоящемъ случаѣ, была довольно неумѣстна, такъ какъ можно было разсчитать навѣрное, что м-ръ Пикквикъ непремѣнно заблагоразсудитъ поддержать себя на поверхности воды, если не для своихъ друзей, то, по крайней мѣрѣ, ради спасенія себя самого.

— На днѣ, что-ль, стоишь ты, пріятель? — сказалъ Уардль.

— Разумѣется на днѣ,- отвѣчалъ м-ръ Пикквикъ, стряхивая воду съ головы и лица: — я упалъ туда спиною и сначала никакъ не могъ подняться на ноги. Уфъ!

Толстый слой глины, облѣпившій спину м-ра Пикквика, служилъ неоспоримымъ подтвержденіемъ его словъ, и это обстоятельство окончательно успокоило всю компанію, не исключая молодыхъ дѣвицъ, изъ которыхъ, къ счастью, еще ни одна не успѣла погрузиться въ глубокій обморокъ, чего, впрочемъ, искренно желали оба хирурга. Когда, наконецъ, жирный парень, озаренный свѣтлой мыслью, припомнилъ и во всеуслышаніе объявилъ, что глубина воды нигдѣ на всемъ пруду не превышаетъ двухъ аршинъ, джентльмены, всѣ наперерывъ, бросились спасать несчастнаго старца, и при этомъ каждый изъ нихъ оказалъ чудеса храбрости, проворства и силы. Послѣ дружной и неугомонной возни, сопровождавшейся трескомъ льда и брызгами воды, м-ръ Пикквикъ былъ весьма счастливо вырученъ изъ своего непріятнаго положенія и, къ общему удовольствію, поставленъ на сухую землю.

— Пропала его бѣдная головушка, — воскликнула Эмилія, — онъ наживетъ смертельную горячку.

— Бѣдный старичокъ! — сказала Арабелла. — Позвольте закутать васъ этою шалью, м-ръ Пикквикъ.

— Вотъ это, въ самомъ дѣлѣ, всего нужнѣе для тебя, любезный другъ, — сказалъ Уардль, — кутайся хорошенько и бѣги со всѣхъ ногъ домой, прямо на теплую постель.

Двѣнадцать шалей явились въ одно мгновеніе къ услугамъ великаго человѣка. Самуэль Уэллеръ выбралъ три или четыре потолще и, окутавъ своего господина съ головы до пятокъ, повелъ его на Меноръ-Фармъ, при чемъ глазамъ зрителей представлялся рѣдкій феноменъ пожилого джентльмена, промокшаго до костей и лишеннаго обыкновенныхъ статей туалета, свойственныхъ его возрасту и полу.

Но было теперь довольно некстати думать о соблюденіи свѣтскихъ приличій, и м-ръ Пикквикъ, подстрекаемый Самуэлемъ, бѣжалъ, не переводя духа, до самыхъ воротъ Меноръ-Фарма, куда гораздо раньше его прибылъ м-ръ Топманъ, успѣвшій переполошить весь хуторъ ужасной вѣстью о пожарѣ. Старушка Уардль, пораженная смертельнымъ страхомъ, была теперь глубоко и непреложно убѣждена, что кухня и весь задній дворъ объяты пламенемъ: это бѣдствіе всегда рисовалось самыми яркими красками въ воображеніи достопочтенной праматери семейства, и теперь съ замираніемъ сердца думала она, что скоро камня на камнѣ не останется отъ ея родового пепелища.

М-ръ Пикквикъ успокоился не раньше, какъ въ своей постели, когда ермолка съ кисточками появилась на его просушенной головѣ. Самуэль Уэллеръ развелъ въ каминѣ великолѣпный огонь и принесъ обѣдъ въ спальню своего господина. Съ обѣдомъ явился и пуншъ, въ которомъ приняли дѣятельное участіе всѣ пикквикисты и старикъ Уардль. Веселая попойка продолжалась до глубокой ночи, до тѣхъ поръ, пока ученый мужъ не захрапѣлъ богатырскимъ сномъ въ присутствіи своихъ друзей.