– Могу ли я что-то узнать о вашей религии, прежде чем принять решение? – спросила она на безупречном греческом. Обучение Орнольфа пригодилось.

Абдул-Азиз резко повернул голову к ней, явно пораженный тем, что она могла слышать их и следить за спором. Рика надменно выгнула бровь.

– Когда «рыжую северную корову» отправляют на новое пастбище, ей нужно дать время, чтобы она распробовала новую траву.

Сидевший рядом с Абдулом молодой человек чуть не подавился фиником. Не обращая на него никакого внимания, Абдул-Азиз уставился на Рику, явно изучая ее.

– С твоего разрешения, Орнольф. – Он поклонился и прижал кончики пальцев сначала к губам, потом ко лбу. – ' Могу ли я показать северной луне красоты моего сада? Чтобы быть спокойным за нее, ты можешь наблюдать за нами с веранды, но прошу предоставить мне возможность поговорить с ней наедине.

Орнольф вопросительно посмотрел на Рику, и когда она слегка кивнула, согласился. Абдул-Азиз предложил ей руку и повел из комнаты.

Они молча спустились на веранду, затем по мраморной лестнице вышли в сад. Солнце уже село за один из семи холмов Миклагарда, но сад еще хранил дневное тепло, хотя уже была ранняя осень. Абдул-Азиз остановился у фонтана, где было попрохладнее.

«Очень хитро», – подумала Рика. Плеск воды приглушит их голоса, если вдруг кто-то захочет их подслушать.

– Ты удивила меня, Рика их Согнефьорда, – произнес он, морщась оттого, как грубо звучит ее имя на его языке. – По моему опыту, ум и дерзость – необычное сочетание для женщины.

– Тогда я замечу, что у вас не большой опыт общения с женщинами, – бросила она в ответ. – Вы тоже удивили меня. Мне говорили, что арабы в отношении женщин проявляют особую учтивость и такт.

Улыбка коснулась кончиков его губ.

– Тогда я оказался в невыгодном положении, потому что тебя обо мне предупредили. А мне никто не сообщил, что северные женщины сообразительны и остры на язык. – Он жестом пригласил ее присесть на одну из резных скамеек, окружавших фонтан. – Ты, безусловно, не «корова», и я, конечно, стыжусь, что так сказал. Мои глубочайшие извинения за столь недостойное суждение.

– Принимаю, – промолвила Рика. – Однако должна нам сказать, что никогда не осуждаю тех кто говорит правду. Это очень бодрит.

Он чуть склонил голову набок и уставился на нее, как свирепый ястреб, удивленный поведением полевой мышки, которой он собирался поужинать.

– Женщина, которая ценит правду, тоже бодрит. Расскажи мне о себе, Рика из Согнефьорда. Почему ты хочешь, чтобы наш брак состоялся?

Рика взвесила свой ответ. Если бы его оскорбительное замечание ранило ее, она могла бы бросить ему в лицо то, что оказалась в Миклагарде по принуждению. Но ее сердце все еще находилось в оцепенении после ухода Бьорна, так что она ничего не чувствовала. Даже обиды на слова этого маленького мужчины. Кроме того, лучше спорить с Абдул-Азизом, чем уклоняться от его любовных посягательств. Она была благодарна ему за то, что он не хотел их брака.

– Правда – редкая пряность, и ее нужно применять в небольших количествах. У меня свои резоны, и я не сказала, что хочу этого брака. – Она посмотрела ему прямо и глаза, что его озадачило и встревожило. – Я всего лишь сказала, что хочу ознакомиться с вашей верой.

– Если бы ты была мужчиной, то наверняка стала бы судьей, – усмехнулся Абдул, усаживаясь рядом с ней на скамью. Смеркалось, и в наступавших сумерках черты ее лица показались ему не такими уж резкими. Кроме того, теперь, когда она сидела, ее рост не так его смущал. – Для женщины ты очень тонко и умело обращаешься со словами.

– Возможно, вы не так много времени проводили с женщинами, которых знаете. А если бы я была мужчиной, мы не вели бы этот разговор в вашем чудесном саду, – улыбнулась она. – Но что касается моего умения обращаться со словами… В моем краю я считаюсь хорошим рассказчиком и неплохим поэтом.

– Это многое объясняет. – Искра уважения промелькнула в его глазах. – Признаюсь, поэзия трогает мое пресыщенное сердце и доставляет мне больше радости, чем успехи в торговле. Я польщен, что мой торговый партнер выбрал мне такую невесту.

– Но по вашим собственным словам, надо еще посмотреть, стану ли я вашей невестой, – вежливо возразила она. – Ведь у нас религиозные разногласия…

– Эту ситуацию я намерен исправить немедленно. Я сейчас же найму имама, чтобы он тебя наставил. – Темные брови сошлись над горбатым носом. – Любовных приключений с женщинами у меня было предостаточно. Но я никогда не встречал такую, которая бросала бы вызов моему уму. До сих пор такого не было. Твои уроки по исламу начнутся завтра же утром. Это тебя устроит?

– Очень хорошо, – ответила она и поспешила добавить, уловив вдруг мелькнувшую мысль: – Орнольф сообщил нам, что не может возвращаться на север зимой. Поэтому до весны у нас будет достаточно времени, чтобы как следует ознакомиться с вашей верой. Если за это время выяснится, что я не смогу ее принять или по-прежнему не понравлюсь вам, весной я отправлюсь с Орнольфом назад.

Абдул невольно улыбнулся.

– Ты только что растянула нашу помолвку на несколько месяцев. Ловко проделано. Я никогда не буду вести с тобой торговлю. На все это время ты и твои спутники должны стать почетными гостями моего дома. А ты будешь делиться со мной какими-нибудь своими северными историями.

– Я с радостью буду делать это, – кивнула она.

– Что ж, Рика из Согнефьорда, возможно, мы еще заключим с тобой союз. – Он встал и предложил ей руку. – Давай договоримся всегда говорить друг другу правду и…

– И что еще?

– И мудро ею пользоваться.

Ее губы растянулись в улыбке. Она сможет справиться с Абдул-Азизом, но придется внимательно за ним наблюдать.

– Согласна.

Бьорн упорно шагал по улице, не уступая никому дорогу. Разнаряженные, надушенные жители Миклагарда разбегались с его пути. А ему хотелось встретить кого-то, кто бросил бы ему вызов. Желание подраться лихорадочно нарастало в его крови. Он слышал за собой нагоняющий топот сапог, но не поворачивал головы. Если это враг, он готов помериться с ним силой, а если это навязчивый друг…

– Куда мы направляемся? – поравнялся с ним Йоранд.

– Похоже, что в Хель, – угрюмо откликнулся Бьорн.

– Тогда нам нужно выпить, чтобы дорога была веселей, – сказал Йоранд, не обижаясь. Он посмотрел вперед и назад вдоль улицы. – Не вижу ни одной приличной таверны. Сомневаюсь, что мы найдем здесь эль, похожий им тот, что пили в Бирке. Как ты думаешь, что тут пьют христиане?

– Давай выясним, – поддержал его Бьорн. По воспоминаниям детства он знал, что близ базара располагается несколько совершенно непристойных заведений, в которых любил бывать Орнольф.

Ночь спустилась на Миклагард; На извилистых улочках появились другие прохожие. Честные торговцы после шили укрыться в своих домах, а головорезы, проститутки и наемные убийцы проснулись, чтобы заняться своим привычным ремеслом.

Потребность подраться бурлила в Бьорне. Он жалел, что у него в кожаном кошельке у пояса слишком мало серебряных монет. Они с долговязым Йорандом выглядели слишком крепкими, чтобы кто-то стал нападать на них ради столь мизерного заработка.

Таверна, в которую они вошли, выглядела еще более жалкой, чем раньше. Темная, с душным запахом курений, необходимых, чтобы заглушить стоявшую там вонь. Однако именно это место сейчас вполне отвечало потребностям Бьорна. Они с Йорандом обнаружили, что христиане пьют вино, густое и красное. Бьорн опустошил восемь чаш крепкого сладкого напитка, не почувствовав ни малейшего шума в голове. Но боль в сердце оставалась по-прежнему острой.

Женщина, которую он любил, твердо решила стать женой другого мужчины. Не сегодня и, может быть, не завтра, но скоро. И он абсолютно ничего не мог с этим поделать.

– Как она может делать такое? – Язык уже плохо слушался его. Возможно, красное вино Миклагарда было крепче, чем он предполагал.