– Почему я должен пресмыкаться перед ним? – Льдисто-голубые глаза Гуннара стали еще светлее от злости. – У северян будет король, ты сам это сказал. И этим королем стану я, а после меня – мой сын. Я позабочусь о том, чтобы это было так, дядя.

Орнольф искоса посмотрел на племянника. У Гуннара всегда были железная воля и злобный нрав. Затем Орнольф бросил взгляд на берег, где опирался на свой посох темноволосый Бьорн. Он не раз желал, чтобы норны поменяли порядок рождения сыновей его брата и отдали Согне Бьорну. К нему люди тянулись. Орнольф знал, что если понадобится, вся команда Бьорна, легко и с песнями, слепо последует за ним в ад.

– Поэтому ты в ближайший месяц снова отправишься в Миклагард, – объявил Гуннар.

Орнольф закрыл глаза. Дорога в Миклагард, или Константинополь, как называли его местные жители, была долгой и утомительной. Опасным было не только само путешествие, но и клубок интриг, который ожидает его по прибытии в этот город. Требовалось немалое искусство, чтобы распутать его. Орнольф планировал перезимовать в Согне и лишь весной опять отправиться в дальние края. Он надеялся несколько успокоить честолюбие своего племянника, убедить его идти мирным путем. Странно, но чем старше он становился, тем милее ему казалась мирная жизнь. Возможно, он слишком много времени провел в роскошной атмосфере Востока. Хорошая погода и комфортное житье расслабляют человека.

– У нас достаточно товаров для торговли, – продолжил Гуннар. – Моему братцу повезло в северных землях, так что у нас много моржового клыка и мехов. А во время набега на Хордаланд мы захватили много янтаря. Этого вполне достаточно, чтобы твоя поездка оказалась доходной. К тому же если Абдул-Азиз хочет более прочного союза с нами, не стоит заставлять его ждать.

– Кто же станет его невестой? – поинтересовался Орнольф, пытаясь понять, что же на сей раз задумал его хитроумный племянник.

– Ты займись подготовкой новой поездки. – Его губы изогнулись в коварной улыбке. – Предоставь мне решить эту мелкую проблему.

Старая повитуха Хельга ошиблась. Прошла целая неделя, прежде чем наследник Согне решил появиться на свет. В промозглый день, когда небо и вода соревновались, что из них серее, Астрид наконец возлегла на постель роженицы.

Она не верила в молчаливые страдания. Крики Астрид сотрясали балки большого дома и заставляли служанок, как леммингов на пути к морю, бесцельно бегать туда-сюда. Несмотря на дождь, секущий острыми ледяными струями, Гуннар сбежал из дома на охоту, и его наемники с радостью последовали за ним.

Как предсказывала Рика, Бьорн сильно натрудил ногу, и его рана снова открылась. Так что он был обречен сидеть в большом зале и слушать вопли Астрид, а Рика обязана была находиться рядом с ним.

– Я понятия не имел, что сено и штукатурка совсем не защищают от громких звуков. – Нависший над шахматной доской Бьорн безумным взглядом посмотрел на Рику: – Неужели так бывает всегда?

– Откуда мне знать? От скальда роженице мало толку. – Стена около них дрожала. – Спасибо Тору, – пробормотала Рика с досадой девственницы.

Крики Астрид заставляли ее, с одной стороны, благодарить небо за то, что она не уступила Бьорну. Роды были делом нешуточным. Но с другой стороны, память вновь и вновь воскрешала в сознании ту ночь, с невероятными переживаниями, поцелуями, трепетным экстазом от ощущения на теле его рук. Губы и кожу начинало покалывать иголочками, и она невольно задумывалась, в каких же наслаждениях себе отказала. Что такого было в этом мужчине, что буквально лишало ее воли? Одного его взгляда было достаточно, чтобы кровь быстрее бежала по жилам и стучала в висках.

Бьорн снова переключал внимание на костяные и гагатовые фигурки на доске.

Эти изысканные шахматы дядя Орнольф привез ему из Миклагарда. Как только Бьорн выяснил, что Рика умеет играть в шахматы, он попросил ее, чтобы она научила его. Это оказалось непростым делом. Он считался мастером норманнской стратегической игры «хнефатафл», для которой тоже нужна была доска. Но для освоения шахмат, с их огромным разнообразием ходов и уловок, требовалось довольно много времени. Он тронул пальцем фигуру с маленьким крестиком на макушке, которую Рика называла епископом, и передвинул ее, угрожая белой королеве.

– Как ты собираешься учиться, если пренебрегаешь моими советами? – возмутилась она и, двинув своего рыцаря, сбросила его епископа с доски. – Ты плохо сосредоточиваешься.

– Потому что не вижу в этом смысла.

Теперь на доске оставалось больше белых фигур, чем черных. Как могло получиться, что женская стратегия побеждала мужскую?

– Когда я училась играть – это было в Данневирке, – мне объяснили, что игра построена по принципу организации королевского двора. – Ее пальцы замелькали над доской. – Тут есть правитель и его супруга. – Она коснулась фигурки короля. – Ты просто не задумываешься над этим.

Было странно, что он вообще был способен думать. Наблюдая за тем, как ее бледная ладонь гладит шахматную фигурку, он вновь ощущал на своем жарком теле прикосновение этих тонких пальцев, прохладных и гладких.

– Епископ символизирует их религию, – она помахала очередной фигуркой перед его носом, затем взялась за фигурку на коне, – а рыцари – их отборные воины.

– Единственное действие, которое имеет для меня смысл, – это нападение с флангов. Именно так нападает кавалерия в самый разгар битвы, – промолвил Бьорн.

Конечно, он точно так же одобрял фронтальную атаку с копьем наперевес, устремленным в грудь лошади противника. Но он полагал, что такое действие лишь усложнит игру, даже если позволить рыцарю иные маневры.

– А замок – их крепость, – продолжала Рика, обводя пальцем зубчатый край вершины башни.

– Глупая фигура, ведь крепости никогда не передвигаются, – фыркнул Бьорн.

Рика проигнорировала его реплику.

– А затем идут пешки, злосчастные пешие солдаты, которых короли расходуют легко, как хворост для костра.

– А почему королева может передвигаться так свободно, если королю разрешается ходить только на одну клетку? – Бьорн передвинул своего оставшегося рыцаря, чтобы он угрожал ее королеве. – Я начинаю думать, что это женская игра.

– Но разве не так ведут короли свои битвы? – спросила Рика. – Магнус всегда говорил мне, что они сидят верхом на огромных жеребцах на вершине какого-нибудь холма и руководят битвой издали.

– Да, это верно, но это не прибавляет им уважения, – кивнул Бьорн, скользя взглядом по доске в поисках возможного удачного хода. – Как может мужчина называть себя королем, если он не стоит во главе своего войска, которое, например, оказалось в беде?

– Кстати, о беде, – заметила Рика с довольной улыбкой, ставя белую королеву в позицию, угрожающую его королю. – Твой король в опасности. Шах!

– Как и твоя королева, – радостно улыбнулся Бьорн, сбрасывая фигуру с доски своим рыцарем.

Крепость Рики промчалась поперек доски и столкнула его короля набок.

– Шах и мат, Бьорн, тебе нужно было следить за своим королем, а не гоняться все время за моей королевой.

– Я ничего не могу с собой поделать: мне больше нравится гоняться за женщиной, а не тревожиться насчет мужчины. Давай попробуем еще раз. Когда-нибудь я все-таки тебя побью.

Они снова расставили фигуры на доске. Бьорн заметил, что Рика украдкой бросает на него быстрые непонятные взгляды. Он отдал бы год пребывания в Валгалле, лишь бы понять, что творится в голове у этой женщины. Из комнаты роженицы вновь донесся вопль Астрид и громкие сомнения в происхождении ее отсутствующего мужа.

– Прошлой ночью ты опять видел плохой сон?

– Я не думал, что разбудил тебя, – нахмурился он.

– Они у тебя часто случаются, Бьорн. Иногда не один раз за ночь. – Она наклонилась вперед. – Ты уверен, что не хочешь рассказать мне об этом? Кетил… – Она оборвала себя на полуслове. – Я просто думаю, что тебе поможет, если ты их перескажешь.