Бьорн медленно шел по полутемному коридору. Его руки и ноги были закованы в кандалы. Впереди него шел тюремщик, сзади – стражник. Он не выходил из камеры с момента заключения, и теперь радостное удивление от того, что можно идти, не поворачивая назад, упираясь в стену через каждые несколько шагов, было почти невыносимым. Это было просто чудо.

– Жалко, что нет времени помыть его, – произнес тюремщик. – Может, она заплатила бы больше, если б он был почище.

– Не уверен. – Бьорн услышал, как идущий сзади стражник сплюнул на грязный пол. – Я слыхал, что некоторые распутницы любят именно грязных и вонючих. А этот парень здоровенный.

– Полагаю, она поэтому и захотела его. – Тюремщик грубо заржал.

– Если ей нужен большой парень, почему бы тебе не привести сюда того убийцу и не предложить выбрать? Может, она возьмет их обоих.

– Я предлагал, но у госпожи особый вкус. Она захотела того, кто орал песни, а этот варяг – единственный, кто этим отличается. – Тюремщик почесал голову, распугивая своих вшей.

– Не будет ли у нас неприятностей из-за того, что мы его продали?

– Нет. Я заранее «потерял» все записи о нем, как только его привезли. Большой лысый мужик уже крутился тут, все выспрашивал, но я сказал ему, что никаких новых пленников не поступало. Я собирался весной выставить этого громилу на аукцион рабов. Весной цены повыше. Но у этой дамы явно денег немало, так что я наверняка получу с нее больше, чем на аукционе.

Бьорн равнодушно слушал, как они обсуждают его, словно быка на рынке. Казалось, все, что происходило в этом тупике Хеля, было не с ним. Не задумываться о том, какие новые ужасы его могут ожидать, было для Бьорна единственным способом выжить, и он скрывал свои чувства за маской безразличия. Его грубо впихнули в контору тюремщика. Цепи загромыхали.

– Вот он, – сказал стражник, подсовывая длинную дубинку под подбородок Бьорна и заставляя его поднять голову. – Пусть дама тебя как следует рассмотрит.

Щурясь на свету, Бьорн попытался тоже разглядеть даму, но она была закутана в шелковую чадру. Он ничего не мог сказать о ней, кроме того, что для византийки она слишком высокого роста. Женщина судорожно высвободила руку и, прижав ее к груди, попятилась. Наверное, запах ее отпугнул.

А сама она благоухала жасмином, причем так сладко, что у него закружилась голова. Месяцы голода привели его к истощению, все его чувства были предельно обострены. Тюрьма была пропитана едким запахом дерьма и страха…

Аромат этой женщины напомнил ему, что он когда-то жил в другом мире. Он готов был упасть на колени и благодарно лизать ступни ее душистых ног.

Тем временем ее евнух торговался с тюремщиком о выкупе и после долгих препирательств пришел к согласию. Его приятный тенор показался Бьорну знакомым, и он нахмурился, пытаясь сообразить, где он мог его слышать.

В доме араба! Это был Аль-Амин. Впрочем, было понятно, что евнух его не узнал. Ведь Бьорн поспешно внес Рику в дом и тут же удалился, так что евнух наверняка не успел его разглядеть. А вот Бьорн хорошо помнил Аль-Амина еще по тому разу, когда мальчишкой побывал в Миклагарде. С тех пор слуга араба мало изменился. Бьорн опустил глаза. Покрытые коростой грязи лохмотья, похудевший фунтов на сорок… Он поднес скованные руки к своей клочковатой бороде и усам, скрывавшим его лицо. Неудивительно, что Аль-Амин его не узнал – он сам едва узнавал себя.

Женщина! Ведь высунувшаяся из-под чадры рука была бледной. Он снова внимательно посмотрел на нее, пытаясь разглядеть лицо сквозь чадру. По сравнению с жительницами Миклагарда она была очень высокой. Это должна быть Рика. Ее одежда была прошита серебряными нитями, золотые монеты окаймляли прорези для глаз. Жена богатого араба… Она может иметь все, что захочет. И теперь ей захотелось иметь ручного варяга.

– Поставь свой знак здесь, – плотоядно ухмыльнулся ему тюремщик. Он ткнул пальцем в линию на клочке пергамента, которым он менял одно рабство на другое – дама выплатила за тебя пеню, и теперь ты отработаешь эту сумму в качестве ее раба.

– Нет, – выпалил Бьорн. Тюремщик удивленно нахмурился, но Бьорн откашлялся и повторил отказ. Если Рика хочет обладать им, ей придется дорого за это заплатить. Появление в камере Доминика, спасло его рассудок. Он не может бросить друга в беде. – Я подпишу, только если она возьмет и моего товарища по камере.

Всю дорогу до дома араба Доминик не уставал восхвалять своего Бога в самых высокопарных выражениях. Когда они наконец дошли до места, он повернулся к Бьорну:

– Помнишь свое общение, сын мой?

– Какое? – Бьорн сейчас мог думать только об идущей впереди Рике. О Рике, чьи стройные лодыжки мелькали при ходьбе, завораживая его. О нежной и страстной Рике в его объятиях там, на острове у Аэфора.

– Бог освободил твое тело из темницы, как ты просил, – настаивал Доминик. – Помнится, ты обещал ему взамен свою душу.

– Мне привести их в порядок? – поинтересовался Аль-Амин.

Закутанная в чадру фигура кивнула и исчезла в сумраке дома. Взгляд Бьорна проводил ее. В его душе боролись желание и презрение. Она сделала выбор не в его пользу… Как она теперь могла рассчитывать на благодарность? На то, что он станет ей служить? Какая-то его часть была готова бросить вызов, в то время как другая была просто счастлива дышать с ней одним воздухом.

– Беда в том, Доминик, – откликнулся он, – что моя душа уже давно мне не принадлежит.

Рика была потрясена видом Бьорна. Он стал таким худым и бледным. Но когда его глаза мятежно сверкнули и он потребовал, чтобы она еще освободила его сокамерника, Рика поняла, что дух Бьорна не сломлен. Горячая баня, качественная еда, немного солнца, и вскоре он вновь станет самим собой.

И если ему придется переживать из-за того, что он стал ее рабом, она не заставит его страдать и удовлетворит чувство справедливости. В конце концов, напомнила она себе, он же без раздумий сделал ее рабыней.

Когда Рика вернулась в свои комнаты, Хельга собиралась ложиться спать. Старушка постоянно суетилась вокруг Рики, обихаживая ее, но в последнее время быстро уставала. Преклонные годы сказывались на ее здоровье, так что Рика не стала ее будоражить.

Раздеваясь, она вдруг почувствовала некоторую тревогу. Очевидно, Бьорн сильно настрадался. Мысль о том, что его могут подвергнуть новым унижениям, беспокоила ее. С другой стороны, разве она не страдала, когда он застал ее над телом Магнуса? Но ему было безразлично.

Но это было до того, как они полюбили друг друга, до того, как поняли, что живут разрозненно и только вместе обретают единство, что жаждут целостности, которую могут дать друг другу.

Нет, ей нужно перестать об этом думать. Она велит Аль-Амину освободить его, и на этом все закончится. Рика решительно двинулась по винтовой лестнице на нижний этаж.

Из помещения около конюшни раздался громкий рев. При этом непривычном звуке породистые арабские скакуны задергались в стойлах и стали бить копытами. Рика ускорила шаг.

Она увидела Тарика, евнуха Султаны. Он вышел из комнаты, смеясь и отряхивая пыль с ладоней. Рев перешел в крик, но более слабый и невнятный.

– Что там происходит? – резко спросила она.

– Только то, что вы приказали. – Тарик склонил перед ней голову. Но чуть-чуть, просто чтобы не выглядеть дерзким. На лице его и груди была некоторая растительность, как у оскопленного во взрослом возрасте. – Ваших новых рабов готовят к службе у вас.

– Но почему такой крик?

Тарик ухмыльнулся.

– Большой раб возражал. Но мы сумели, правда, с трудом, привязать его к столу. Не тревожьтесь, это пройдет. Неразумные страсти улягутся, и он станет покорным, как вол. Привыкнет быть скопцом.

Рика подхватила юбку и побежала так, что заболели колени и прижатые к бокам локти.

– Не бойтесь! – крикнул ей вслед Тарик. – Аль-Амин ловко управляется с ножом. Они редко умирают от этого.