– А ну взяли!
– Раз-два!
– Эй, зубрилка, ты не сдохла там? – пропищал противный голос Шуры.
Ощущая, как в душе поднимается паника, Рита огляделась по сторонам. Конечно же надо бежать отсюда под защиту Павла Ильича, но вот как прорваться через толпу осаждавших? Комод был уже почти сдвинут, и дверь начала открываться... Не придумав ничего лучшего, Рита схватила в руки стоявший перед туалетным столиком пуфик и, как только голова одного из мерзавцев просунулась в распахнувшуюся дверь, с силой метнула его. Пуфик оказался тяжеловат, и Рита сама не удержалась на ногах, однако тут же вскочила и, пользуясь замешательством противников, пулей выскочила в холл. Кабина внутреннего лифта, которым, очевидно, воспользовались незваные гости, стояла с гостеприимно открытыми дверями, точно поджидая Риту. Девушка успела захлопнуть двери прямо перед носом Шуры, которая опомнилась первая и теперь в бессильной ярости лупила кулачками по толстому стеклу. Кабина поползла вниз. Рита, поглощенная опасением, не додумаются ли негодяи перехватить ее внизу, все же не могла не заметить, что в лифте, как и везде, где хотя бы недолгое время находились Шурины приятели, было намусорено, а в воздухе ясно чувствовался запах табака.
Анна Осиповна и Павел Ильич, забрав все, что только сумели, из своих комнат, забаррикадировались на кухне, и Рите пришлось долго стучать в двери из матового стекла, прежде чем ей открыли. Девушка даже начала всерьез опасаться, что разобьет дверное стекло, увеличив тем самым царивший в доме бардак.
В конце концов на голубоватой поверхности обрисовался смутный силуэт, и Рита едва успела уклониться от молодецкого замаха скалкой, которую держал в руках разъяренный повар.
– Ох, Маргарита Геннадьевна! Да это вы! – воскликнул явно смущенный Павел Ильич, разглядев в полумраке коридора, кто находится перед ним. У Риты уже не было сил ни на возмущение ситуацией, ни на ироническое подшучивание над ней. Девушка молча прошла на непривычно загроможденную туго набитыми сумками и чемоданами кухню. Рядом с дубовым столом, который Шерстнев привез несколько лет назад из Бретани, прямо возле того места, за которым Рита так любила посиживать со стаканом молочка, нелепо громоздилось главное сокровище домоправительницы – старинный торшер, переделанный в незапамятные времена из керосинового канделябра. С раннего детства Рита множество раз слышала историю этого чуда с кованой ножкой и оранжевым стеклянным абажуром: дедушка Анны Осиповны приобрел чудо-светильник на знаменитой московской Сухаревке, торшер пережил две революции, благополучно уцелел во время реквизиций, остался практически единственным воспоминанием о прежней жизни во время разрушившей дом бомбежки в сорок первом... Но теперь старинное литое стекло абажура покрывала сеть трещин, и Анна Осиповна, сердито поджав губы, тщетно пыталась заклеить их бумажным скотчем.
– Вдребезги разнесли! – пожаловалась она Рите.
– Почему вы здесь сидите? – уточнила девушка.
– Да мы сначала пробовали в своих комнатах запереться, – вздохнула Анна Осиповна. – А банда эта, видать, соскучилась, и давай в двери ломиться. Ко мне влезли, перепортили все что могли... Хорошо, Павел Ильич на выручку прибежал.
– Вот мы и решили – поживем пока на кухне, – добавил повар. – Места здесь достаточно, и можно помогать друг другу. К тому же Геннадий Иванович с ума сойдет, если эти мартышки доберутся до его коллекционных вин! – Он кивнул на дверь смежной с кухней кладовки. – А так все под присмотром.
– Только бы они не подожгли дом! – предположила вдруг Анна Осиповна.
– Я думаю, до этого не дойдет. – Рита устало опустилась на свой излюбленный стул. – А можно я с вами до утра посижу?
Ночь прошла более чем беспокойно, в дверь то и дело ломились, однако к утру веселые гуляки, утомившись от возни и окончательно упившись, очевидно, заснули, и державший на кухне оборону гарнизон тоже получил краткую передышку.
Несмотря на то что ночь прошла практически без сна, Рита по привычке на рассвете проснулась. Сначала девушка улыбнулась ласкавшим ее щеку горячим солнечным лучам, потом удивилась – почему она не в постели? Но осознание ситуации вернулось тут же. Рита осторожно выбралась с кухни, прислушиваясь к тому, что творится в гостиной и столовой. Прокралась в предназначенный для гостей санузел и кое-как ополоснулась. На обратном пути девушка внезапно услышала доносившийся из комнат шум и, справившись с инстинктивным желанием спрятаться под ближайшее кресло, опрометью бросилась обратно на кухню. К счастью, тревога оказалось ложной, никто и не думал гнаться за Ритой. Повернув в дверях ключ и придвинув на прежнее место ящик для овощей, девушка присела на край стола и досадливо прикусила губу. «Какое унижение! Почему это я должна в своем собственном доме трусливо красться, точно крыса? Почему не могу спокойно спать в собственной кровати?.. С другой стороны, – вынуждена была признать Рита, – я, конечно, не смогу справиться со всей Шуркиной бандой! Если уж даже Павел Ильич, рослый и сильный мужчина, не рискнул выгнать эту шушеру из дома... Значит, надо позвать на помощь! Но кого?»
Рите было нестерпимо стыдно при мысли, что творящееся в квартире Шерстневых станет достоянием общественности. Проще всего было бы позвонить Борису Константиновичу, как и высказывала предположение Анна Осиповна, и попросить прислать охрану, но у девушки не повернулся бы язык объяснить управляющему причину подобной просьбы! К тому же Шура вполне могла бы заявить о своих правах: она такая же жительница дома в лесу, как и Рита, и за пределами собственной квартиры не делает ничего плохого! А отчитываться перед охраной в своих развлечениях девица ведь не обязана... «Тогда что же? Вызвать милицию?» Но Рита не была уверена, что сотрудники правоохранительных органов не откажутся от наведения порядка в семействе Шерстневых на тех же основаниях, что и охранники кондоминиума. И тут Риту осенило. Матвей конечно же! Он наверняка должен иметь влияние на Шуру! Но... при одной мысли о похотливо осклабившемся лице Блинова-младшего, о его потных, трясущихся от возбуждения руках Риту охватило такое омерзение, что девушку передернуло. «После всего, что случилось в охотничьем домике, идти к подобному мерзавцу на поклон! Да никогда, ни за что!» Но тут взгляд Риты остановился на Анне Осиповне, заснувшей прямо за столом, – голова женщины покоилась на сложенных на столешнице руках, на щеках еще виднелись бороздки от слез... А неподалеку стоял поврежденный торшер, еще более жалкий в ярком утреннем освещении, и Рите почему-то стало жалко его, точно живое существо. «Я ведь пойду к Матвею не ради себя самой, – решила Рита. – Надо, чтобы это безумие прекратилось!» Кое-как пригладив волосы, Рита направилась ко входной двери. По дороге девушка не удержалась и заглянула в гостиную. Представший взору разгром напоминал известную картину Васнецова «После битвы князя Игоря с половцами»: там и сям, бессильно раскинувшись, в разных позах валялись неподвижные тела. Брезгливо скривившись, Рита продолжила свой путь.
...Как и рассчитывала девушка, несмотря на раннее утро, в квартире Блиновых царило деловое оживление. Андрей Николаевич, уже вернувшийся с ежедневной пробежки, принимал теперь душ, распевая во все горло от радостного возбуждения, и его сильный голос, казалось, наполнял всю огромную, не меньшую чем у Шерстневых, квартиру. Во всяком случае, Рита услышала пение еще с порога. Приветливая горничная провела Риту в столовую, где за обильно накрытым столом хозяйничала Мария Семеновна, потчевавшая двух незнакомых Рите женщин.
– Моя школьная подруга, приехала в Москву получать наследство, – пояснила Мария Семеновна, указывая на одну из них.
– Катя, – коротко представилась та.
– А это ее сестра Оля, – продолжала Мария Семеновна. – Подумай, Риточка, какие странные! Остановились в гостинице, будто в городе у них нет друзей! Хорошо, что я случайно наткнулась на эту парочку в Столешниковом...
– Как изменился центр! – восхищенно проговорила Катя. – Ни одного облезлого дома, как бывало раньше! А мостовые! Я такого порядка и в Европе не видела!
