На неприметном повороте, не снабженном указателем, Шерстнев свернул с основной магистрали, и машина углубилась в лес. Как и всегда, когда она здесь проезжала, Рита поражалась древним, могучим деревьям, теснившимся вдоль дороги, словно на иллюстрации к русской сказке. Так и представлялось, что вот сейчас густой подлесок раздвинется – и на дорогу выедет добрый молодец на боевом коне... И, словно подчиняясь мечтам девушки, впереди действительно заколыхались кусты. Шерстнев резко затормозил: в освещенном фарами пространстве, тревожно подрагивая хвостиком, стоял молодой олень. Рита с восторгом увидела, как красивое животное, дрожа от возбуждения и испуга, сделало несколько прыжков, прежде чем пересекло дорогу и скрылось за поднимавшейся на другой ее стороне огромной, былинной елью.

– Класс! – прокомментировала Шура. – А Матвей тут на днях зайца задавил, представляете? Ты, папка, рано затормозил!

– Что за жестокость! – укорила дочь Зоя.

– Чего? – не поняла Шура.

– А много, как я погляжу, у тебя дурости-то в голове, – вздохнул Шерстнев, трогая машину. Шура как-то странно поглядела на отца и нехорошо захихикала.

– Что это с тобой? – хмуро спросила у сестры Рита.

– Ничего...

Заасфальтированная просека уперлась в высокий забор из кованой решетки, ограждавший когда-то расстилавшийся за лесом ровный луг. Теперь здесь возвышался многоэтажный жилой комплекс, в котором и проживали Шерстневы. Это был настоящий маленький город: на верхнем, так называемом техническом этаже здания располагались солярий, теннисный корт, массажный и косметический кабинеты; застекленную крышу занимал зимний сад, в подвале размещалась прачечная. Были здесь и медкабинет для оказания неотложной помощи, и конюшня для любителей верховых прогулок, и даже небольшой магазин. На территории комплекса имелись и велотрек, и розарий, и бассейн. О таких «мелочах», как огромный подземный гараж, и говорить не приходится!

Увидев на «мерседесе» знакомые номера, сидевший в застекленной будке вооруженный охранник нажал открывающую ворота кнопку, и машина въехала в просторный, вымощенный каменными плитами двор. Не успел Шерстнев заглушить мотор, как к «мерседесу» подбежал молодой человек в униформе, в обязанности которого входило отгонять машины жильцов и их гостей в подземный гараж. Геннадий задержался, давая работнику гаража указания по поводу особого ухода, в котором, по мнению Шерстнева, нуждалась его обожаемая «коняшка», а Зоя с дочерьми поднялись по широкой, полукругом изогнутой лестнице, которая вела в вестибюль здания.

– Уже поздно, девочки, а вам ведь завтра в университет! – заметила Зоя. – Пойдемте поужинаем скорее – и баиньки.

Мельком взглянув на сестру, Рита увидела, как воровато забегали Шурины глазки; казалось, девица тяготится предложением матери. Словно подтверждая догадку старшей сестры, Шура принялась нетерпеливо переминаться с ноги на ногу, а улучив момент, когда Зоя отвернулась от дочерей и обратилась к вставшей навстречу жильцам консьержке, девица засеменила прочь, норовя спрятаться за массивной колонной. Рита с горечью осознала, что ее предположения оказались неприятной истиной.

– Не можешь потерпеть, пока не вернешься в свою комнату? – негромко обратилась Рита к сестре.

– Чего еще? – буркнула та, отодвигаясь еще на несколько шагов.

– ...Я очень рада, что этот препарат помог вашей дочке, – говорила между тем Зоя, не подозревавшая, что происходит у нее за спиной.

– Спаси вас Господь, Зоя Петровна, – со слезами в голосе благодарила консьержка. – Ведь самим бы нам никогда не купить такое дорогое лекарство! Чем я только смогу вам отслужить! Требуйте чего хотите!

Возможно, покрасневшее от смущения лицо Зои могло бы показаться кому-нибудь смешным, но Рита, прекрасно знавшая причину этого стеснения, смотрела на мать с невольной гордостью и бесконечной любовью; даже неприятный инцидент с Шурой мгновенно вылетел у нее из головы.

– Да что вы, Тамара Андреевна, разве я помогла вам из корыстных побуждений? – с неподдельной обидой в голосе выговорила Зоя. – Ведь и мне довелось жить своим трудом, и, поверьте, совсем нелегким! Я-то очень хорошо понимаю, что должна испытывать мать, которая не в состоянии купить ребенку лекарство!

– И все-таки такие деньжищи... – не унималась консьержка. – Вот Наталья Павловна и за людей нас, прислугу, не считает! Поносит платьице неделю, а после лучше выбросит, чем допустит, чтобы кто-нибудь его себе взял! И ведь выбрасывает! Одно слово – из грязи в князи. Тоже ведь, наверное, успела простой жизни хлебнуть, а теперь вот деньжищи в голову-то бросились, совесть отбили...

– Ну и дисциплина! – сурово заявил неслышно подошедший сзади Шерстнев; и жена, и старшая дочь невольно вздрогнули при его появлении, а на консьержке, что называется, буквально лица не стало. – Как вы смеете обсуждать тех, кого обязаны обслуживать! – еще более сердито продолжал отец, невольно демонстрируя усвоенную за долгие годы выживания в «большом бизнесе» холодную жесткость.

– Геночка, не надо... – Стараясь смягчить ситуацию, Зоя нежно прикоснулась к руке мужа.

– Вот тебе и урок! Сколько раз я говорил – нечего нежничать с прислугой, – продолжал Шерстнев. – Мигом забываются! Завтра же сообщу о вашем поведении управляющему домом, – припечатал он напоследок обомлевшую консьержку и двинулся к лифтам.

– Не переживайте, голубушка, я его уговорю, – успокоила женщину Зоя Петровна. – А где же Шурочка? Рита! Ты не видела сестру? – Мать растерянно оглядывалась по сторонам. В этот момент уже отошедший было на приличное расстояние Шерстнев, морщась и потягивая носом воздух, повернул обратно. Рита с некоторым злорадством наблюдала, как отец, точно идущая по следу гончая, промаршировал прямиком к убежищу Шуры и вскоре, невзирая на возмущенные возгласы и барахтанье, вытащил младшую дочь из-за колонны.

– Мам, чего он?!.. – старательно имитируя детский выговор, пропищала Шура.

– Геночка, да что случилось?.. – спросила было Зоя и ахнула, увидев, что в отчаянно машущей руке девицы зажата дымящаяся сигарета. Очевидно осознав, что все еще держит в руках обличающую ее улику, Шура выпустила сигарету из пальцев; подоспевшая Тамара Андреевна мигом подхватила дымящийся окурок и опустила его в наполненную ароматной водой урну на высокой ножке, стоявшую возле стены.

– Так я и думал! – возвестил Шерстнев, волоча за собой упирающуюся дочь. – Ладно, поговорим о твоем поведении дома!..

– Какой ужас! Ты куришь! – причитала Зоя, спеша следом.

Увлекаемая отцом к лифту, Шура на ходу обернулась и метнула на Риту злобный взгляд:

– Это ты настучала! Точно!.. Ты одна знала! У-у, зубрилка! Дождешься у меня... Ой!

– Александра, ты сама усугубляешь свое положение, – сквозь зубы процедил Шерстнев.

Итак, Рита не могла не признать, что над бездумной головенкой Шуры собралась наконец давно заслуженная гроза: похоже было, что отец, до сих пор снисходительно предоставлявший решать внутрисемейные дела маме, был вынужден самолично заняться назревшей проблемой – отбившейся от рук младшенькой.

Впрочем, гроза эта надвигалась неспешно: поднявшись к себе, все трое разошлись по спальням, чтобы переодеться в домашнее. Комнаты Зои и Геннадия располагались на втором этаже трехуровневой квартиры, а дочери жили на третьем. Комнаты сестер размещались по разным сторонам небольшого холла. Войдя к себе, Рита прошла комнату, служившую ей гостиной и кабинетом; оказавшись в спальне, устало стянула облегавшее фигуру, точно перчатка, светло-серое бархатное платье и, точно избалованный ребенок, небрежно уронила его на стул: девушка знала, что горничная подберет и повесит платье на место... Подойдя к большому трюмо с подсветкой, Рита принялась медленно снимать украшения, рассеянно глядя перед собой. Зеркало послушно отражало невысокую, складную фигурку, мягкие локоны черных волос и странно контрастировавшие с ними серые глаза, доставшиеся Рите от матери. «Может быть, права Таня Прохина, которая говорит, что мне надо носить синие линзы, – вынимая из ушей бриллиантовые серьги, подумала Рита. – Наверное, с синими глазами я смотрелась бы лучше!..» Кольца одно за другим перемещались с пальчиков девушки на шейку стоявшего на подзеркальнике серебряного лебедя. «С другой стороны, окулист сказал, что постоянное ношение цветных контактных линз вредно... Врач, получающий триста долларов за консультацию, должен же что-нибудь знать! Таня Прохина уверяет, что я бы выглядела настоящей кинозвездой! Но... зачем мне это? Я и так не уродка. А издеваться над собой, чтобы стать чуть-чуть красивее... Да кто это оценит? Ну девчонки в группе позавидуют, и все. Анеля наговорит очередных гадостей... Как будто я виновата, что у нее пластическая операция прошла неудачно! А Надя снова начнет впадать в самоуничижение... Ох эта Надюша! Ну как ей не надоест быть такой плаксой?»