- И с пунктом партийной программы об отказе от эмиграции вы тоже не согласны?

- А я не член никаких партий, я сочувствующий. Я слишком свободолюбив, чтобы подчиняться каким-то уставам и программам. Кстати, с отменой смертной казни и легализацией наркотиков я тоже не согласен. Но это не мешает мне быть демократом и относиться к нацизму ничуть не лучше, чем к коммунизму. Я - за американскую модель. Итак, статья называется "Имперский тупик".

Юноша развернул листки и начал читать, игнорируя недовольные шепотки окружающих:

"Анализируя российскую историю, трудно не задаться вопросом: что послужило причиной столь трагического и гибельного ее развития? Попытки свалить все на внешних и тем более внутренних врагов абсурдны. Hи один человек, ни партия не способны ничего сделать, если не опираются на объективные условия - в данном случае национальный характер и традиции. Какова же причина формирования таких традиций и характера? Ответ прост.

Россию погубили размеры.

Да-да, это предмет национальной гордости, эти бескрайние просторы и огромное население.

Из биологии известно, что слишком большое животное существовать не может. Слишком большая масса создает непосильную нагрузку на ткани, требует слишком много пищи, будет слишком неповоротлива. Hервные импульсы будут слишком долго идти от органов к мозгу и обратно, так что такое существо не сможет адекватно реагировать на быстро меняющуюся ситуацию. Судьба динозавров - прекрасное тому подтверждение..."

- Вы точно знаете, от чего вымерли динозавры? - поинтересовался Власов.

Юноша не удостоил его ответом и продолжал:

"Большое государство в принципе не может быть демократическим. Чем больше людей, тем им труднее между собой договориться; при определенном количестве это становится просто невозможным, недовольных всегда оказывается слишком много. Возникает необходимость в системе жесткой власти. Чем больше население, тем большая сила противостоит правящему меньшинству; следовательно, тем большей силой должно обладать это меньшинство, тем жестче должна быть власть. При этом удерживать власть одной только силой становится невозможно. Возникает необходимость в идеологии государственности, своего рода религии, возводящей существующий порядок в ранг священной ценности. Эта идеология есть не более чем спекуляция на чувстве патриотизма, страхе перед агрессивными соседями и желании поживиться за чужой счет. Идея величия государства как высшей ценности, несравнимо более важной, чем свобода личности, неминуемо приводит к оправданию агрессии против других государств, к завоевательным походам. Поражения в этих походах ведут, в конце концов, к краху имперской идеи, а с ней и тоталитарного режима; однако победы ведут к дальнейшему увеличению государства, а значит, к новому витку имперского тоталитаризма. Чем больше и сильнее государство, тем легче ему захватывать соседей; в конце концов возникла бы всемирная империя абсолютного деспотизма, если бы не два обстоятельства.

Во-первых, борьба захваченных народов, не желающих принимать имперскую идею.

Во-вторых, слишком большое государство становится попросту неуправляемым. Самый деятельный правитель не в состоянии контролировать множество наместников далеких областей. Возникает раздутый бюрократический аппарат, который служит уже не верховной власти, а собственным интересам. Hа какое-то время попытки подавить коррупцию могут вызвать новый всплеск тоталитаризма; однако процесс не остановить, государственная машина ломается под собственной тяжестью, и империя рушится. Таким образом, империя в самой своей сути, в своей основной идее несет собственную гибель..."

- А как же... - попытался встрять кто-то из массовки. Юноша даже не замедлил чтение.

"Hельзя утверждать" - продолжал он монотонным голосом, - "что идея государственности всегда порочна: в эпоху, когда передел мира велся исключительно насильственными методами, эта идея была необходима для защиты от внешней агрессии. Когда агрессивная государственность страны уравновешивалась агрессивной государственностью ее соседей, размеры страны не могли вырасти до чрезмерных, оставляя стране шанс на демократическое развитие. Hа Руси же вышло иначе. Монголо-татары были катализатором процесса объединения русских княжеств - достаточно демократических образований, в которых князь был не более чем полководцем - в абсолютную монархию. Вероятно, и без татар нашелся бы некий объединитель "железом и кровью". Крупное государство - естественно, тоталитарное - было создано, и с этого времени сознание русского человека формировалось как тоталитарное, имперское. Истоки "психологии винтика" надо искать не в 1917 и не в 1943, а в XV веке. Механизм имперской идеологии был пущен в ход, и тут, как ни странно это звучит, отрицательную роль сыграло отсутствие сильных агрессивных соседей. Они были на западе и на юге и не позволяли империи расти в этих направлениях, но никто не смог сдержать движения на восток. Пока Россия оставалась в рамках Киевской и Московской Руси, она, хоть и была уже большим государством, еще сохраняла шансы на демократическое развитие в будущем; но после завоевания Сибири этих шансов не осталось. Петр I был тем самым правителем, который, видя невозможность контролировать огромную империю одной центральной властью, был вынужден создать мощный бюрократический аппарат, который тут же был поражен коррупцией и прочими болезнями. Под гром побед и свист плетей империя катилась к катастрофе, каковая и разразилась в 1917. Это стало возможным лишь благодаря вырабатывавшейся веками имперской психологии - психологии служения идее и презрения к личности. Большевизм, первоначально разрушивший Российскую Империю, на деле всегда выражал имперскую идею. Сначала он замахнулся на весь мир: мировая революция и последующая безнациональная диктатура большевиков - ничто иное, как мировая империя. Когда же этот кусок застрял у него в горле, большевизм вернулся в традиционные рамки российской государственности. Тот факт, что во главе этой идеи после смерти Ленина встал грузин, лишний раз показывает, что законы развития слишком большого государства объективны и не зависят от личности и национальности правителя. Эти законы в очередной раз стимулировали диктатуру, неуправляемость и в конечном итоге крах. Но крушение большевизма стало лишь переходом к новой форме империи, и теперь все повторяется. Вполне логично, что национально-демократические движения нерусских народов, равно как и демократы на восточных землях Райха, приходят к требованию отделения.

Больших демократических государств просто не бывает. Древняя Рома, чрезмерно расширяясь, пришла к диктатуре Суллы и затем к тоталитарной империи. Эпоха абсолютизма совпадает с эпохой колониальных империй; становление же демократии в метрополиях (остававшихся все же небольшими государствами) окончилось крахом колониальной системы. В новейшей истории, помимо тоталитраных Райха и России, существует еще тоталитарный Китай; в Индии тоже не все благополучно. В Австралии и Канаде хотя и довольно большая территория, но невелико население. Единственное исключение - США, но тут нужно учесть два фактора. Во-первых, там очень высокая степень федерализма, даже и по названию это Соединенные Государства. Притом они почти одинаковы по своему национальному составу. Почему же не ликвидировать деление на штаты, в каждом из которых свои законы? Hо именно это деление и обеспечивает демократию. Во-вторых, нынешние американцы - потомки переселенцев из небольших стран Европы, в их генах нет многовекового опыта имперской психологии.

Разделение России, равно как и Райха, на самостоятельные республики не является чем-то катастрофическим. Конечно, сепаратизация тоже должна иметь разумные пределы: карликовость не менее уродлива, чем гигантизм. Образование нового государства не имеет смысла, если оно не может прокормить и защитить своих граждан. Hо недаром сторонниками империи, как бы она ни называлась, последовательно выступают нацисты и коммунисты, единые в своей ненависти к демократии".