- Ясно, - кивнул Фридрих. - Преступники не доверяют друг другу, в результате получается замкнутый круг.

- Да. Вот в крипо и задумали через своих агентов свести все три стороны вместе. То есть кредиторы в открытую финансируют сделку по закупке штрика Грязновым, и в итоге полиция берет с поличным всех разом. Задумано красиво, но пока не получается. Почему против Грязнов, я уже сказал. Правда, он с каждым днем все больше нервничает, понимая, что у него нет выхода, так что эта проблема временная. Хуже то, что работающие по штрику дуфаны не хотят посвящать кредиторов в свои дела.

- Но ведь, если я правильно понял, дуфаны пока не знают, что Грязнову нужны чужие деньги?

- Не знают. Но, насколько я понимаю, один из агентов аккуратно прозондировал почву на предмет подключения к сделке третьих лиц, которые выступили бы как компаньоны Грязнова. Продавцы против.

- И что предполагается делать? - нахмурился Власов. - Вообще-то я хочу допросить Грязнова как можно скорее.

- По-моему, ясно, что делать, - пожал плечами Никонов. - Повышать ставки. Покажите мне бандита, который не согласится на что угодно ради денег.

- И если бы это касалось только бандитов... - пробурчал Фридрих.

- Лучше иметь дело с продажным врагом, нежели с идейным, - возразил майор. - Хотя циник сказал бы, что единственное различие между ними в том, что идейный стоит дороже. Но это отнюдь не всегда так, и за время своей работы я вполне в этом убедился. К сожалению. Мир был бы не только намного проще, но и намного комфортнее, если бы все в нем было так, как представляется циникам, вы не находите?

Фридрих покосился на него, раздумывая, стоит ли отвечать, или майор попросту дает выход нервному напряжению в пустопорожней болтовне. Но Никонов, похоже, и в самом деле ждал ответа.

- Возможно, что и так, - медленно признал Власов. - Но "проще" и даже "комфортнее" еще не значит "лучше".

- Будь вы циником, считали бы по-другому, - хохотнул Никонов. - В том-то весь и фокус... Ладно, вернемся к более практическим материям. У вас есть еще какие-нибудь новости? Возможно, не связанные с Грязновым?

Новости у Власова, конечно, были, но не из разряда тех, какими он собирался делиться с Никоновым. Фридрих покачал головой. Майор бросил на него недоверчивый взгляд, говоривший, что уже одно пребывание Власова в Бурге свидетельствует об обратном, но промолчал. Полминуты спустя он зарулил в очередной проходной двор и остановил машину.

- Пройдете через ту подворотню и увидите свой автомобиль, - напутствовал он Власова, который догадывался об этом и сам, ибо, по пилотской привычке, отслеживал все изменения курса. - Я позвоню вам, как только будут какие-нибудь новости. А вы, соответственно, сразу связывайтесь со мной, если вновь проклюнется Спаде.

- До вас бывает трудно дозвониться, - заметил Фридрих.

- А, это... Лично осматривал потенциальное место действия, - туманно пояснил Никонов, - Там такие перекрытия, что... Но все, что хотел, я уже посмотрел. Ну, удачи вам, Фридрих Андреевич.

- Вам также, - ответил Власов, с отвращением выбираясь из теплого салона на мороз. Петербургский холод особенно мерзок, мороз в нем сочетается с сыростью...

- Фридрих Андреевич! - окликнул его вдруг Никонов.

- Да?

- Вы извините, я задам вам очень глупый вопрос, но положение обязывает предусматривать любые... Вы ведь не собираетесь делать ничего неразумного из-за той женщины и ее ребенка?

Фридрих сперва уставился на него в изумлении, а потом рассмеялся от неожиданности.

- Можете быть спокойны. Уж на это у меня цинизма хватит.

В кабине стояла тишина. Деликатное гудение вентилятора, еле различимый скрип самописцев да тиканье часов - вот и все звуки.

По ту сторону многослойного стекла кабины тоже было тихо: там молчал Вельтраум. Мировое Пространство. Его Величество Космос.

Едва-едва, словно отсчитывая минуты, а не километры, ползла по циферблату стрелка указателя скорости.

- Сорок километров в час, - констатировал хауптман Нойман. - Как на вертолете.

- Скажи ещё - как на стоянке в ветреный день, - в тон ему отозвался майор Шук и начал осторожно отдавать штурвал от себя. В первые секунды ничего не происходило, затем звезды плавно поплыли вверх. "Норд" медленно и неохотно, но все же опускал нос. - Если не знать, что на самом деле это двадцать пять тысяч.

На высоте в сто тридцать километров воздух чрезвычайно разрежен, и все-таки он есть. И его сопротивления, как и было рассчитано, хватало, чтобы постепенно, виток за витком, уменьшать чудовищную скорость "Норда" и радиус его орбиты. До тех пор, пока космоплан, поначалу слабо и неуверенно, не сможет опереться на него крыльями, ощутить рулевыми поверхностями. Так, как обычный самолет ощутил бы при нормальном атмосферном давлении встречный поток на скорости 40 км/ч. Еще слишком мало, чтобы держаться, но уже достаточно, чтобы машина начала слушаться рулей.

Собственно, кроме как на рули, полагаться больше было не на что. Тишина в кабине объяснялась просто: самые мощные в мире реактивные двигатели молчали. Баки, вмещавшие девяносто шесть тонн топлива, были пусты.

Топливо - одна из главных проблем в космических полетах.

Стартовый комплекс был выстроен в Камеруне, вблизи экватора, где космоплан получает наибольшую фору за счет линейной скорости вращения Земли. Ракетный ускоритель разгонял уложенный на платформу "Норд" по трехкилометровой эстакаде (одиннадцать секунд вдавливающей в кресла пятикратной перегрузки и мыслей о том, что будет, если колеса не выдержат невероятной частоты вращения) и отстыковывался; собственные двигатели космоплана начинали работать уже в воздухе, на скорости почти в две тысячи километров в час. Но, несмотря на все эти ухищрения, горючего хватало лишь на то, чтобы вывести "Норд" на орбиту. Дальше десятитонный космический самолет превращался в планер.

Теперь, когда плотности воздуха хватило, чтобы перевести космоплан в пологое пикирование, скорость росла быстрее. На самом деле истинная скорость, конечно, уменьшалась - "Норд" продолжал тормозить об атмосферу; росла приборная скорость, отражающая сопротивление воздуха. Но именно она и определяет аэродинамику.

Далеко внизу, заляпанное белыми кляксами облаков, проплывало атлантическое побережье США; можно было различить серое пятно смога над Нью-Йорком. В тридцатые доктор Зэнгер разрабатывал свой "Зильберфогель", впоследствии ставший прототипом "Норда", именно для орбитальных бомбардировок Америки. Во время войны проект был приостановлен - нужды фронта требовали более проверенных решений. Да и особого смысла в том, чтобы неприцельно сбросить с высоты в десятки километров единственную бомбу, не было. Тогда еще не было, в доядерную эпоху... Впрочем, теперь Райх покорял космос исключительно "во имя мира и прогресса". Вместо бомбового отсека на "Норде" была увеличена емкость топливных баков. Все это не мешало, конечно, напичкать космоплан шпионской аппаратурой и посадить в пилотские кресла экспертов Люфтваффе, чей совместный боевой счет в небе Второй мировой перевалил за двести пятьдесят побед.

Шук нажал кнопку радиосвязи.

- Гнездо - Норд. Произвел сход с орбиты. Машина управляема, параметры в норме.

- Понял вас, Норд, - отозвался Центр управления в Трауэне. - Продолжайте снижение.

- Норд на прямой, механизация выпущена, к посадке готов, - дурашливо произнес Нойман, имитируя обычный доклад на глиссаде. - Полосу не наблюдаю - до нее восемь тысяч километров... - кнопку он при этом не нажимал: в Трауэне не очень ценили юмор на рабочем месте.

- Еще каких-нибудь сорок минут - и мы дома, - подбодрил его командир.

Приборная скорость доросла уже до ста пятидесяти, и Шук начал поднимать нос, уменьшая угол снижения. Если войти в плотные слои слишком круто, "Норд" попросту сгорит. В лучшем случае - рухнет в Атлантический океан. Слишком полого тоже нежелательно: они перемахнут базу, и садиться придется в Польше, а то и в России. Формально, конечно, дружественная территория простирается ныне аж до Владивостока, но диверсии и саботаж на восточных землях случаются даже теперь, через десять лет после Смоленского мира. Да и аэродромы там... "Норду", с его массой и посадочной скоростью под триста, никак не подойдет километровая полоска крошащегося асфальта.