Неожиданно зазвонил телефон, стоявший на маленьком концертном стульчике возле рояля. Власов подошёл, снял трубку, нажал на кнопку отбоя. Потом протянул её профессору.

- Вызовите 110, немедленно. У неё разбит затылок. Может быть, ещё что-то можно сделать.

Порциг взял трубку, зачем-то подул в неё, потом начал ковырять пальцем кнопки.

Фридрих облокотился на крышку рояля и уставился в потолок, пытаясь собраться с мыслями.

Случившееся было до того неожиданно и нелепо, что Власов - впервые за всё время расследования - совершенно не представлял, что ему делать дальше.

Скорее всего, Анастасия Германовна умрёт. Вероятность довезти до больницы человека с тяжёлой затылочной травмой невелика. А если даже это удастся и врачи её вытащат с того света - тяжёлая инвалидность ей, скорее всего, обеспечена. В любом случае, ничего хорошего её не ждёт.

Власов прикинул ближайшие последствия. Срывается целый ряд запланированных мероприятий. Во-первых, обезумевший от горя профессор вряд ли окажется сколько-нибудь вменяемым собеседником - а, значит, о продолжении истории с архивом можно забыть. Может быть и хуже: Фридрих прекрасно знал, как странно могут вести себя люди, столкнувшись с необъяснимым и непонятным несчастьем. Рациональному уму ясно, что в современном мире легче погибнуть, поскользнувшись в ванной, чем попав под пулю террориста, и что трухлявая деревяшка могла сломаться в любой момент. Но получилось-то так, что сломалась она во время его визита... что именно он, Власов, принёс в дом беду... и если в голове профессора что-нибудь повернётся в эту сторону, можно ожидать чего угодно, вплоть до какого-нибудь нелепого оговора в полиции... Впрочем, неприятных объяснений с русской полицией ему не избежать в любом случае. Во-вторых, поползут слухи: Вальтер Порциг достаточно известен, чтобы поговорить о происшествии - которое, ну конечно же, сочтут "странным и подозрительным". Российская либеральная пресса вполне может заинтересоваться, ей всякое лыко в строку, как сказал бы Эберлинг... особенно сейчас, момент уж больно подходящий... а его, Власова, и так уже знают лучше, чем хотелось бы. Плохо, очень плохо...

Порциг тем временем закончил объясняться со "скорой" и бросил трубку. Силы тут же покинули его и он сел на пол.

Фридрих это заметил.

- Встаньте, профессор, - тихо сказал он. - Мужчина не должен сидеть на полу. Что бы ни случилось.

Профессор послушно встал, но тут же привалился к роялю.

- Как же это так... а? - только и сказал он.

Фридрих заглянул в глаза старика и понял, что тот не будет говорить ерунды в полиции.

- Она жива? - этого вопроса Власов ждал.

- Не знаю, - сказал он честно. - Вряд ли. У неё разбита голова. Трогать её сейчас нельзя - мы не знаем, что у неё с затылком. Когда будут медики?

- Обещали через шесть-восемь минут... Скорее всего, пришлют с подстанции вертолёт, у них есть такие... маленькие машинки, - способность к рациональному мышлению возвращалась к профессору прямо на глазах, - до нас тут, в каком-то смысле, ехать неудобно... Но как же так... Вы побудете со мной? Пока всё выяснится?

Фридрих молча кивнул.

Профессор немного помолчал, потом тихо сказал:

- Спасибо. Я без вас тут глупостей наделал бы... некоторым образом.

Власову вдруг очень захотелось, чтобы произошло чудо. Маленькое такое, почти незаметное в масштабах мироздания. Чтобы Анастасия Германовна Порциг осталась жива и здорова. А ещё лучше, чтобы она прямо сейчас открыла глаза.

Он почти не удивился, когда Анастасия Германовна тихо застонала и открыла глаза.

Потом её вырвало. Фридрих вовремя успел перевернуть фрау Порциг на живот, чтобы она не захлебнулась.

Пока тело женщины сотрясалось в конвульсиях, Власов, не отрываясь, смотрел на её затылок.

Похоже, что череп был всё-таки цел. Из слипшегося от крови комка волос - они-то, судя по всему, и смягчили удар - торчал окровавленный обломок шпильки.

Первый Секретарь Партии Национального Возрождения России, Верховный Правитель Российской Республики, Верховный Главнокомандующий Вооружёнными Силами РР, Председатель Консультативного Совета, трижды кавалер ордена Святого Николая и медали "Золотой Крест", а также обладатель многих иных отечественных, имперских и иностранных регалий, в том числе "Бриллиантового Щита" первой степени, высшей индийской награды Мира имени Ганди и афганского ордена "Солнце свободы", действительный член-корреспондент Российской Академии Наук, почётный гражданин полусотни городов мира, включая Нью-Йорк, Уагадугу и Бейджин, лауреат премии Гёте за четырёхтомные "Воспоминания политика" Сергей Альфредович Мосюк по-настоящему ценил в жизни всего две вещи: власть и хорошее пищеварение.

Ещё недавно в этом недлинном списке значился также херес "Matusalem". Увы, в последние годы даже самое умеренное употребление алкоголя вступало в неразрешимое противоречие с ценностью номер два, а Сергей Альфредович знал толк в расстановке приоритетов. Поэтому он крайне скептически смотрел на пузатую бутылку в деревянном футляре, стоящую на подоконнике.

- Не беспокойтесь, - гость слегка обозначил тонкими губами улыбку, - это изделие нашей химической промышленности. Алкоголя здесь буквально две капли - как во флакончике с духами. Зато добавлен пептидный комплекс, способствующий здоровому пищеварению. На вкус... да вы попробуйте. Ручаюсь, не отличите от "Матусалема". Во всяком случае, испанским дегустаторам это не удалось.

- Все так говорят, - буркнул Мосюк, - ну, давай, что-ли.

Гость ловко раскрыл футляр: там, кроме бутылки, в специальных держателях дожидались своего часа две хересные рюмки, предусмотрительно закутанные в прозрачную плёнку. Легко снял с горлышка защитный слой, извлёк пробку, налил на два пальца. Ароматная жидкость заколыхалась на дне бокала.

- Надо же. Пахнет, как настоящий, - признал Сергей Альфредович, шумно втянув воздух ноздрями.

- Он в каком-то смысле и есть настоящий, - заметил гость. - Основные компоненты, создающие вкус и аромат, идентичны натуральным.

- Хитрость какая... А, кстати, от кого подарочек-то? А то неудобно.

- Можно сказать, что в настоящий момент я неофициально представляю круги, близкие к руководству НСДАП, - неопределённо сказал гость.

- И кое-что ещё, и кое-что другое, - русский диктатор шутливо погрозил собеседнику пальцем. - Уж сколько я тебя знаю, Виктор: у тебя всегда есть что-то ещё в кармане... Ну, ну, не будем суетиться. Понадобится - скажешь.

- Непременно, - улыбнулся гость. - Ну, давайте за встречу. Я её ждал три дня, - добавил он уже без улыбки.

- Всего-то? - удивился господин Первый Секретарь. - Непорядок. В следующий раз прослежу, чтобы раньше чем через неделю тебя ко мне не пущали. А то - ну что это: прилетел, улетел... Надо же и по Москве погулять. У вас в Эстляндии скукотища, а в Москве - лепота. Живи, дыши! Нет, нельзя так сразу - бац, и к делам. Да к тому же и слухи идут нехорошие, будто есть один такой коммерсант, что к Верховному дверь ногой открывает... Лишнее это всё, лишнее. Меня и так на части рвут - за одну ногу ваши, за другую наши. А за то, что между ног, западники тянут. Хорошо хоть у меня те места дублёные... хе-хе, - старик потешно приподнял седую бровь и орлом оглядел окружающее пространство.

Так называемый "малый кабинет" производил на непривычного человека странноватое впечатление: узкий, неудобный, весь заставленный мебелью - на небольшом пространстве умещался письменный стол, два кресла, два диванчика разной длины, небольшой журнальный столик, несколько стульев с гнутыми ножками и два массивных шкафа со стеклянными дверцами. При этом сам хозяин кабинета предпочитал во всех случаях либо стоять, либо лежать, но не сидеть. Книги он читал, облокотившись на специальный пюпитр - на котором, впрочем, хорошо помещался и нотицблок.