Опять появилась Маша в фартучке, на этот раз с огромной накрытой сковородкой и кастрюлькой, в которой что-то аппетитно скворчало. Сковородка была торжественно водружена на место супницы, лишена крышки, и свету явилось содержимое: сочные куски свинины на косточках. В кастрюльке лежало картофельное пюре.

Власов, получив свою порцию, решил, что гастрономические пристрастия хозяина дома он одобряет процентов на девяносто - списывая десять процентов на пюре: сам он любил картошку варёную или жареную, но отнюдь не мятую до кашицеобразного состояния.

- И что, большевики нашли что-то интересное? - вернул он разговор к теме. - Насколько я знаю, Россия не так уж богата сырьевыми ресурсами. Побогаче, конечно, чем Европа, но сравнительно с территорией...

- Да, все так думают. А на самом деле, - профессор разволновался, - в России есть всё. Вообще всё. От нефти до алмазов. Страна набита сокровищами, как пиратский сундук, - Порциг, при всей своей эрудиции, очевидно, имел вполне обывательские представления о пиратстве, но Фридрих не стал его поправлять. - Всё это лежит, правда, за Уралом. А места там... ну, это надо, некоторым образом, видеть. В особенности климат. Жить там нельзя. Во всяком случае, жить по-человечески, это я вам говорю ответственно... Но коммунистов это не волновало. Они ведь могли, некоторым образом, согнать любое количество людей, чтобы те работали... копали что-нибудь...

- Папа, ты отвлекаешься, - фрау Порциг аккуратно посыпала каждый кусочек мяса какой-то незнакомой Власову приправой, прежде чем положить его в рот.

- Советский Союз... - профессор поддел вилкой комок пюре и положил в рот, запачкав бородёнку, - собирался становиться великой сырьевой державой. Его политический строй был для этого, в каком-то смысле, идеален: дешёвая рабочая сила в лагерях, да и вольнонаемные из разорённых деревень обходились не сильно дороже, централизованная система распределения, государственный транспортный синдикат. Вся страна как система рудников. Или как один большой рудник. Кстати говоря, чтобы его разрабатывать, не нужно даже собственное население. Можно использовать любое. Завезти туда, на Северо-Восток, тех же китайцев. Большевики ведь были интернационалистами в этом смысле... то есть им было всё равно кого пускать в расход. Кстати, вот это интересно, - профессор немного оживился. - Интернационализм, вообще говоря, это же типично рабовладельческая идеология. Рабовладельцу, знаете ли, тоже всё равно, откуда ему привезли рабов, лишь бы работали... Даже лучше, если издалека. Пока новый раб освоится, пока что-то поймёт... а там его можно и заменить, понимаете? Не обязательно убивать, достаточно перевезти с места на место... Хотя можно и не перевозить. Забрасывать, ну, скажем, тысяч по пятьсот... лет на десять. Потом их даже не обязательно везти обратно. Во-первых, большинство перемрёт и так. Остальные... есть такие места... там достаточно остаться на три дня без керосина, чтобы гарантированно замёрзнуть... трупы, кстати, в таких условиях очень хорошо сохраняются, естественная мумификация...

- Папочка, ты теоретизируешь, - Анастасия Германовна чуть заметно улыбнулась, как бы давая понять, что эту часть рассуждений её супруга желательно было бы пропустить.

Фридрих, однако, внимательно следил за глазами профессора. Судя по тому, куда смотрели его зрачки, Порциг отнюдь не теоретизировал, а что-то вспоминал, причём очень ясно. Власову даже почудилось, что в выцветших от старости глазах профессора плавает отражение ржавой колючей проволоки.

- Прости, лапочка, я немного отвлёкся... - профессор встряхнулся, наваждение исчезло. - Так я о чём. При коммунистах Отто Юльевич был допущен к проекту как один из руководителей, но результаты шли не к нему, а куда-то выше - скорее всего, к Кагановичу... был такой, повесили его... Но когда создали КРАБД, у Шмидта появились, некоторым образом, возможности. Это ведь только так пишется - старший консультант. А на самом деле от него там всё зависело. Какие бумаги положит Комиссии на стол, так Комиссия и решает... некоторым образом. Его там, в каком-то смысле, слушались. Вот он и... как бы это сказать-то...

- Он выжал информацию из людей, которые попали под каток, а потом от них избавился, - высказал Власов ту версию, которая показалась ему наиболее правдоподобной. - И собрал архив.

- Ну что значит избавился? - насупился Порциг. - Скажете тоже. Не было у Комиссии таких полномочий - вот так взять, и, в каком-то смысле, расстрелять кого-нибудь... Это же так просто не делается. Хотя, в какой-то мере, дальнейшую судьбу человека они определить могли, в том числе и в смысле, ну... кого-то и упечь, и до этого тоже доходило...

- Я же не сказал - отправил на расстрел. Я сказал - избавился, - пояснил свою мысль Власов, отрезая вкусную полоску мяса возле самой косточки.

- Кстати, папочка, где провёл двадцать лет твой любимчик Вельяминов? - невинно поинтересовалась Анастасия Германовна. - А куда пропал Ферсман?

- Кстати, лапочка, покажи гостю ожерелье, - профессору явно не хотелось обсуждать эту тему. - То самое, пироповое, с алмазиком. В том шкафу, на верхней полке.

Фрау Порциг улыбнулась, встала из-за стола и отправилась в комнату с роялем.

- Осторожнее со стремянкой! - крикнул профессор. - Лапочка моя очень не любит Отто Юльевича, хотя его почти не помнит, - громким шепотом добавил он. - А я вот ему многим обязан, - сказал он нормальным голосом. - Хотя, некоторым образом, тут всё гораздо сложнее. Время, да, время было такое...

- Так что же случилось с архивом? - Власову не терпелось добраться до сути дела.

Откуда-то донеслось тихое прерывистое гудение.

- Телефон вроде бы... Настя трубку возьмёт, - зачем-то добавил Порциг. - А с архивом всё очень непросто. Почти все материалы...

В этот момент из соседней комнаты раздалось испуганное ойканье, потом треск чего-то ломающегося и сразу - шум падающего тела, гулкий удар о дерево, и потом ещё один, потише.

Власов вскочил и метнулся к двери.

Вторая комната была большой - во всяком случае, в ней помещался концертный рояль, жирно отблескивающий чёрным лаком. Рояль возмущённо гудел потревоженными струнами.

Клавиатура были открыта, и Фридрих невольно зацепил взглядом надпись "C. Bechstein". На клавишах контроктавы подошвой вверх валялся пушистый оранжевый тапочек.

Анастасия Германовна лежала на полу, раскинув руки. Юбка неприлично задралась, и Власов автоматически перевёл взгляд на крышку рояля, на которой была вмятина характерной формы. Кровь на тёмном дереве казалась почти незаметной.

Фридрих оценил взглядом размер и форму вмятины, и понял, что медицинская помощь фрау Порциг вряд ли потребуется. После удара такой силы либо ломается шея, либо крошится затылочная кость.

Судя по положению головы женщины, произошло второе. Красная лужа на полу выглядела в этом смысле вполне красноречиво.

Рядом стоял шкаф, к которому была прислонена узенькая деревянная лесенка. Предпоследняя ступенька была сломана.

Под ногой Власова что-то хрустнуло.

Он наклонился и поднял вещицу. Это было ожерелье из прозрачных красных камней неправильной формы. В середине был подвешен грубый, кое-как просверленный кусочек какого-то минерала, из которого торчала грань маленького жёлтого кристаллика.

Подоспевший профессор Порциг мышкой поднырнул Власову под локоть, проник в комнату и застыл на месте. Потом кинулся к неподвижному телу жены.

Фридрих успел его удержать в последний момент.

- Только не трогайте, - громко и чётко приказал он. - Не трогайте её, вы можете её убить. Вызовите 110.

Лицо профессора как будто смялось, потеряло форму.

- Вызовите медиков и полицию, скорее, - повторил Власов тем же тоном. Он много раз видел людей в истерике, и понимал, что через минуту профессора придётся бить по лицу, чтобы вывести из ступора.

Тем не менее, Вальтер Порциг справился с собой сам. Взгляд его стал более осмысленным.