Теперь оба пилота то и дело бросали взгляды на экран "вертикальной ситуации". Зеленая точка медленно ползла по разграфленному полю вдоль жирной расчетной кривой. Кривая отражала не траекторию космоплана, а его суммарную энергию, потенциальную и кинетическую - единственное "топливо" тяжелого планера. Пока что точка шла чуть выше кривой - хорошо, небольшой запас не повредит.

- Норд - Гнездо.

- Ответил Норд, - откликнулся Шук.

- Норд, дополнение по метео: с запада идет заряд, дождь с градом и шквалистый ветер. Но вы успеваете.

- Понял, - подтвердил по-уставному командир и, не удержавшись, добавил: - Обещали же "ясно" до конца недели!

- Вы же знаете этих синоптиков, майор, - руководитель тоже позволил себе неформальный тон. - Их обещания всегда сбываются, вопрос лишь в том, когда именно. Ничего, у вас хороший запас по времени.

- Да аже если б его и не было - и не в такую погоду сажали... - проворчал Шук. "Но не такую машину. И не без двигателей", - добавил он мысленно.

- Поэтому вас и выбрали для этой миссии. Райх верит в вас.

- Служу Фатерлянду. ("Интересно, они уже сообщили о нашем полете? Или будут ждать до последнего? Чтобы, если мы вдруг гробанемся, сделать вид, что никакого полёта не было...")

- Как какая-нибудь дрянь, так непременно с запада, - Ноймана не покидало шутливое настроение. - Кстати, очень может быть. Американцы что-нибудь взорвали, а у нас погода портится.

- Американцы больше не проводят ядерных испытаний во Франции, - напомнил Шук. - Им, конечно, очень хотелось бы, чтобы радиоактивную дрянь и дальше сдувало в нашу сторону, но лягушатники уж больно настойчиво возражали.

Скорость перевалила за триста и продолжала быстро расти. Шук все круче задирал нос, наваливалась перегрузка. "Норд" продолжал снижаться, но шкала вариометра все быстрее крутилась вверх. В черном небе над горизонтом начала проступать синева, но космонавты не успели порадоваться ей: вариометр перескочил через ноль, и с сорокакилометровой высоты космоплан начал вновь уходить в Вельтраум.

Собственно, именно так, рикошетя от плотных слоев атмосферы, словно плоский камушек - от водной глади, и должен был облететь Землю "Зильберфогель": на разгон до первой космической и выход на полноценную орбиту ему не хватало тяги и топлива. Но, когда после войны работы по проекту были возобновлены, Райхспрезидент распорядился делать полноценный орбитальный космоплан, "а не французскую лягушку". Говорят, доктор Зэнгер тогда, позабыв про всякую осторожность, буквально на каждом углу брызгал ядом в адрес "тех, кто воображает, что может командовать наукой, как солдатами на плацу". Дитль на это якобы сказал: "пусть говорят что хотят, пока они делают то, что нужно". И ведь сделали же! Для "Норда" эти "лягушачьи прыжки" были вынужденной мерой на посадочной траектории: термозащита не выдержала бы непрерывного торможения в плотных слоях. Даже и сейчас, когда "Норд" вновь взмывал над планетой, чувствовалось, что в кабине потеплело.

Вертикальную скорость удалось погасить лишь на девяностокилометровой высоте; с вершины гигантской параболы космоплан вновь заскользил к Земле.

- Высоковато выровнялись, - заметил Нойман, глядя на зеленую точку, уползшую влево от идущей вниз кривой. Сколько раз они отрабатывали этот спуск на тренажерах. Целая комната размером с гимнастический зал, заставленная гудящими шкафами - рехнерами Цузе - обсчитывала параметры полета, и все же любая модель проще реальности. В особенности модель того, что еще никому и никогда не доводилось проделывать на практике.

- Ничего, в следующий раз подзадержимся в нижней точке, - ответил Шук.

И вновь невесомость сменялась перегрузкой по мере того, как космоплан буравил плотные слои. Плотные, конечно, лишь для его скоростей - для обычных самолетов это был бы почти вакуум. Человек здесь, в сорока километрах над Землей, погиб бы практически мгновенно...

420, 500, 580, 650 - теперь стрелка указателя скорости уже не казалась минутной. Теперь и секундной было бы за ней не угнаться. В кабине становилось жарко. Под комбинезоном противно потек пот. Нойман открыл было рот, но Шук уже начал плавно выбирать штурвал на себя. Космоплан устремился вверх, а зеленая точка почти отвесно скользила вниз - сила трения пропорциональна квадрату приборной скорости, поэтому на больших скоростях торможение происходит очень быстро. Но, когда точка пересекла кривую, "Норд" уже подходил к вершине параболы, на сей раз заметно более пологой. Внизу полуденное солнце весело плескалось в водах Атлантики, и уже видно было впереди побережье Эспаньи.

- Вписались, - удовлетворенно констатировал Шук.

- Без запаса, - заметил Нойман.

- В случае чего приберем тормоз.

И снова вниз, вниз, к земле - еще одна "лягушачья" горка, и потом уже сплошной спуск до самой базы, до скрытого в лесах у административной границы Польши аэродрома Зеглернест, выстроенного специально ради этого проекта; в отряде между собой "гнездо стрижа" называли "гнездом Зэнгера". Это был сугубо внутренний жаргон - посторонним не положено знать фамилию Главного Конструктора...

Впрочем, "горка" предстояла ответственная. Не только потому, что от нее, как и от предыдущих, зависела жизнь космонавтов и судьба проекта - это уж само собой. Но и потому, что пролегала она над Францией. А значит, пройти следовало как можно ниже - не настолько, чтобы вызвать беспокойство атлантистских ПВО (бессильную злобу - сколько угодно), но и не так, чтобы полученные снимки пришлось разглядывать под микроскопом. Небо над большей частью Франции было безоблачным, снимки обещали получиться отличные. "Над всей Эспаньей безоблачное небо", - вспомнилось Шуку. Кстати, это и в самом деле было так.

Атлантисткая пропаганда утверждает, будто эта фраза стала сигналом для восстания фалангистов. На самом деле это, разумеется, чушь: фраза была обычной метеосводкой, звучащей в эфире солнечной Эспаньи раз триста в году. С тем же успехом "сигналом к путчу" можно считать фразу "В Мадриде восемь часов утра". Интересно, почему атлантисты, так кичащиеся своим "свободным демократическим мышлением", столь охотно верят во всякую чепуху? Или они думают, что иметь право "свободно мыслить" важнее, чем пользоваться им?..

Так, лишние мысли из головы вон. Приборная скорость растет, истинная падает. Еще немного продержаться на высоте в тридцать километров, откуда такой славный вид, не уходить вверх, но и не потерять слишком много скорости... Шук притопил рукоятку воздушного тормоза и передвинул ее в крайнее верхнее положение. Однако стрелка, показывающая положение тормоза, осталась внизу.

- Командир, мы уже под кривой! - обеспокоено крикнул Нойман, глядя на зеленую точку. - Убирай тормоз!

- Знаю! Не убирается! Давай свой! - Все управление дублировано, и есть надежда, что отказ в самом пульте, а не дальше...

- Дерьмо! То же самое! - Нойман потянул штурвал на себя. - Уходим!

- Подожди, - Шук удержал штурвал на месте. - Пройдем еще немного. У нас задание.

- Какое задание?! Не дотянем! Хочешь сесть под Парижем?

- Спокойно, хауптман! Еще раз вместе.

Они синхронно передернули каждый свою рукоятку - вниз, пауза, снова вверх. Безрезультатно. Зеленая точка пикировала вниз, отмечая стремительную потерю кинетической энергии.

- Пошли вверх, не дотянем!

- Пошли. С перегрузкой четыре, - Шук надеялся, что перегрузка заставит опуститься непослушный тормозной щиток, который сейчас, по идее, ничто не должно удерживать поднятым.

- Понял! - они взяли штурвалы на себя, на сей раз куда энергичнее, чем раньше. "Норд" вздыбился, как норовистая лошадь, тяжесть вдавила в кресла. Стрелка тормоза дернулась, но неуверенно.

- Пятерку! - крикнул майор. Еще одно движение на себя - и стрелка рывком стала на место. Но "Норд" мчался вперед с тангажом шестьдесят градусов - чуть ли не плашмя, тормозя собственным брюхом эффективнее, чем любым щитком. Пилоты плавно отдали штурвалы от себя, переводя машину в спокойный набор.