"Скорая" рвалась к Можайскому шоссе. У уходящих от погони есть две тактики: либо пытаться замотать преследователей в переулках, либо выходить на прямую и пытаться оторваться чисто за счет мощи движка. (Кстати, то же верно и для самолетов, только вместо переулков там маневрирование в воздухе.) Моссадовцы избрали вторую тактику, понимая, что более массивный автомобиль на скользкой дороге имеет мало шансов на виражах. На микроавтобусе включили сирену и мигалки. Привлекать лишнее внимание им сейчас, конечно, ни к чему, но проблемы с допо нужны еще меньше. А если ты едешь без спецсигналов на скорости, более чем вдвое превышающей разрешенную в городской черте, такие проблемы гарантированы даже глухой ночью на окраине. Фридрих тоже об этом помнил, но номер его машины - в специальном списке, ему мешать не должны. А вот есть ли такая же договоренность относительно фургона? Если кое-кто переиграл в секретность и снобизм по отношению к русским, это не факт...
Словно в ответ на его мысли откуда-то сбоку и впереди вынеслась полицейская "сука", тоже с включенной цветомузыкой - и, словно настоящая легавая собака, мигом взяла след "скорой". Или, может быть, просто поехала по своим, несомненно важным, делам в том же направлении? Но интуиция Власова, как обычно, не верила в случайные совпадения. Что-то им надо от этой "скорой", и, конечно, не выписать штраф за превышение скорости. Скорее всего, это не допо. Кто-нибудь из жильцов на улице Роммеля наверняка вызвал полицию - если не слышавшие выстрелы, то уж точно обитатели той квартиры, через которую проломились с балкона на лестницу двое израильтян. Интересно, кстати, удалось ли уйти этим двоим? Шрамму быстро стало не до них, а до приезда полиции время еще было.
Быстро, однако, эта "сука" объявилась. Слишком уж быстро. И сейчас, кстати, мчалась словно по гоночной трассе в Тушино. Даже если бы Фридрих выжал из своего мотора неразумный по такой погоде и времени суток максимум, он все равно отставал бы от русских - разве что несколько медленней, чем сейчас. А вот к "скорой" "сука", напротив, постепенно приближалась...
Когда полицейская машина оказалась примерно посередине между "BMW" и "скорой" - других машин на шоссе в эту пору не было - левое заднее стекло "суки" опустилось. Фридрих не видел этого и даже не очень хорошо различил во мраке на таком расстоянии, что за предмет высунулся в окно - но сразу же понял, что это такое. Фаустпатрон, или, как это называется у русских, ручной противотанковый гранатомет.
Фридрих ничего не мог сделать. Не мог даже стрелять по "суке" из "стечкина" - с водительского места он мог высунуть в окно лишь левую руку, а значит, все равно бы не попал, тем более с такой дистанции, да и вряд ли пистолетная пуля причинит большой урон спецмашине... Да и времени прицелиться у него уже не было. Он мог лишь бессильно наблюдать, как полыхнул факел уносящейся вперед ракеты - зрелище, не раз иденное им из кабины истребителя... а потом ракета поразила цель.
Взрывом корму "скорой" подбросило вверх; несколько мгновений машина еще ехала на передних колесах, а потом ее резко кувырнуло через нос, снова подбросило при ударе крыши об асфальт и развернуло поперек дороги, где она покатилась, кувыркаясь уже вокруг продольной оси, охваченная пламенем, с каждым ударом разбрасывая вокруг осколки стекла и еще какие-то ошметки. Последние несколько метров она проскользила на боку и, наконец, замерла. Удивительно, но сирена, в отличие от сразу разбившихся мигалок, доработала почти до конца и лишь за секунду до остановки смолкла с последним агонизирующим стоном.
Однако перегородивший дорогу разбитый автомобиль сумел отомстить своему убийце. Слишком поздно водитель "суки" понял, что не следовало в охотничьем азарте так разгоняться по скользкой дороге. Затормозить он уже не успевал, так что попытался объехать "скорую" по встречной, но машину занесло, завертело волчком и бросило на тротуар, где она со всего размаха впечаталась в фонарный столб. В следующий миг огненная вспышка слилась с грохотом взрыва. Фридрих знал, что в жизни попавшие в аварию автомобили взрываются гораздо реже, чем в кино, но в данном случае удивляться не приходилось - наверняка израсходованный на "скорую" боеприпас был в "суке" не единственным.
Опасность грозила и Фридриху, но он в момент выстрела находился вдвое дальше и успел, аккуратно притормаживая, погасить скорость. Остановившись практически у горящей "скорой", он тут же сдал назад, на случай, если в ней тоже рванет бензин или что похуже. Однако его ожидал другой сюрприз. Покореженная задняя дверь микроавтобуса со скрипом откинулась на дорогу, и из салона на четвереньках выбрался человек. Одежда на нем тлела, и он с видимым усилием дважды перекатился по мокрому асфальту, чтобы полностью ее загасить. А затем - Фридрих не верил своим глазам, после такой-то катастрофы - поднялся и, хромая на обе ноги и горбясь, побежал прочь от шоссе, с явным намерением затеряться между ближайшими домами.
Власов уже не сомневался, кто это, и лишь поражался живучести старого ублюдка. При захвате ему, разумеется, вкатили изрядную дозу транквилизатора, но, как видно, боль при аварии привела его в чувство. Вероятно, ненадолго - скоро он снова свалится... но, в любом случае, его надо хватать как можно скорее. Со "стечкиным" наготове Фридрих выскочил из машины и побежал следом.
Он никогда не был великолепным бегуном, а после той роковой посадки - тем более, однако Зайн, разумеется, находился в куда худшей форме, так что Власов настиг его уже через несколько десятков метров, в проходе между глухой торцовой стеной жилого дома и каким-то закрытым по ночному времени магазином. Зайн, слыша за собой топот и дыхание преследователя, попытался сделать отчаянный рывок, но поскользнулся и упал в снег; Фридрих тут же навалился сверху. Поскольку наручников у него при себе не было, пришлось вязать террористу руки за спиной своим собственным ремнем, что было неудобно и небезопасно; впрочем, враг, похоже, окончательно выдохся. Затянув ремень потуже, Власов слез со своего пленника и рывком перевернул его, дабы исполнить то, что ему давно хотелось - заглянуть старому убийце в глаза.
В лице, освещенном дежурным светом магазинной витрины, уже не было ничего от того исполненного достоинства облика старого заслуженного воина, который Фридрих видел мельком в аэропорту. В нем не было даже испепеляющей ненависти фанатика. Это лицо - покрытое ожогами и кровоподтеками, испачканное кровью, с налипшими комочками грязного московского снега - было лицом изможденного, измученного, смертельно уставшего старика. Но глаза... глаза Зайна смеялись.
- Хазер, - выдохнул он, демонстрируя отсутствие многих зубов во рту, - ты думаешь, что поймал меня, хазер? Вы всегда были кретинами, и всегда будете.
Затем он, продолжая улыбаться, произнес несколько непонятных слов - скорее всего, на иврите. С последним из них тело Зайна дернулось, подбородок задрался, и глаза разом утратили осмысленное выражение. Фридрих не мог поверить, щупал пульс на шее, оттягивал веки, подозревая очередную уловку. Но сомнений не оставалось: один из самых опасных террористов в истории был мертв. Именно сейчас, когда столько усилий - и жизней! - было потрачено, чтобы взять его живым... И что-то подсказывало Фридриху, что он умер не от полученных травм. Они были серьезными, но отнюдь не смертельными. Он... словно бы прочитал древнее юдское заклинание, и оно сработало.
Бред, бред, раздраженно мотнул головой Фридрих. Никакой мистики не бывает и не может быть. Это какой-то фокус, самовнушение или что-то вроде... Не об этом сейчас надо думать. Надо обыскать тело.
Действительно, моссадовцы утаскивали Зайна в такой спешке, что не забрали у него ничего, кроме оружия. Возможно даже, они проглядели какой-нибудь ножичек, посредством коего Зайн освободился от ремней, привязывавших его к носилкам - или же "заслуга" этого освобождения целиком принадлежит аварии... Поначалу в улове Фридриха не было ничего необычного - бумажник с деньгами (около трех тысяч рублей наличными - немало, конечно, но для Зайна вполне естественно, плюс пластиковые карточки), документы на имя Ступина и еще какого-то Корнейченко, билет на самолет во Францию, улетающий этим вечером (а он наглец, раз думал, что ему, тем паче после успешного теракта, позволят пройти контроль и улететь), а, вот и запасной вариант - билет на поезд до Иркутска для Корнейченко... уж не через Китай ли он собирался удирать? И он готов был к бегству - спал в одежде и со всем этим... Но вот из внутреннего кармана мертвеца Власов извлек длинный конверт авиапочты, из плотной бумаги, с пятью наклеенными марками. Бросились в глаза иностранные печати, корявые дрожащие буквы адреса - так мог писать пьяница, человек с психомоторными расстройствами или, скажем, дряхлый старик - и оттиснутый на конверте типографским способом обратный адрес, написанный по-английски: приют "Тихая гавань", штат Нью-Йорк, США. Что это такое - Зайн получает письма из американского дома престарелых? У него там какой-нибудь родственник или друг? Нет, только не у Зайна - вот уж кто был напрочь свободен от сентиментальных глупостей. Фридрих сунул руку в распечатанный конверт и извлек оттуда тонкий листок размером в половину тетрадного. Нет, сентиментальный вздор тут явно был ни при чем. На листке не было ни приветов, ни "пока" - если уж на то пошло, там не было вообще ни одного слова. А были выведенные тем же ужасным почерком восемь цифр. Власов перевернул листок. С обратной стороны уже другим почерком, карандашиком, еле различимо было выведено: "1Пр 4С 17-803". Что это - почерк самого Зайна? А возраст сказывался - раньше он всякие коды хранил исключительно в памяти, а теперь, готовясь к бегству, предпочел все же записать. Вес конверта показывал, что там есть что-то еще, и потяжелей простого листка. Фридрих заглянул внутрь и обнаружил плоский металлический ключик, непохожий на дверные. Ключ от камеры хранения? Или от банковской ячейки... Тогда цифры и буквы - это номер ячейки и код. "1Пр" - вероятно, название банка. Почему-то в голову пришло идиотское "Первый Пролетарский Банк". Нет, конечно. Наверное, Первый Промышленный или что-то в этом роде. Надо будет проверить, какие "первые" банки есть в Москве.
