- Âîò èìåííî ÷òî âñå ðàâíî ïîäíÿëàñü. Òàê è íå÷åãî áûëî ïðèäàâàòü ýòîìó çíà÷åíèå. È óæ òåì áîëåå íå÷åãî áûëî âûïóñêàòü åãî ïîòîì, ÷òî, êîíå÷íî æå, àòëàíòèñòû îáúÿâèëè ñâîåé ïîáåäîé. "Åñëè îí îïàñíûé ïñèõ, òî ïî÷åìó âû åãî âûïóñòèëè, à åñëè íå ïñèõ, ïî÷åìó äåðæàëè?" È ýòî ãîâîðÿò òå, êòî ðåãóëÿðíî âûïóñêàåò èç ñâîèõ ïñèõóøåê ïåäîôèëîâ è ìàíüÿêîâ ïîñëå íåñêîëüêèõ ëåò áåñïîëåçíîãî "ëå÷åíèÿ"! Âïðî÷åì, ëàäíî. Ïî êðàéíåé ìåðå, îí áîëüøå íå ïðîáëåìà Ðàéõñðàóìà, ïóñòü òåïåðü ó÷èò åñòü äåðüìî àìåðèêàíñêèõ ñòóäåíòîâ. À âçàìåí ôðàíöóçû îòïóñòèëè èç ñâîåé òþðüìû Æàíà-Ìàðè Ëå Ïåíà, è ýòî ãëàâíûé ïëþñ âî âñåé ýòîé èñòîðèè.

Повсюду наши флаги

Будут реять скоро,

Неволе длиться

Долго не дано!

- çàêîí÷èë ñîëèñò ïîñëåäíèé êóïëåò. Âîîáùå-òî â êàíîíè÷åñêîé âåðñèè åñòü åùå ÷åòâåðòûé, íî îí - ïîâòîðåíèå ïåðâîãî, è â Ðîññèè, à â ïîñëåäíåå âðåìÿ è â Ðàéõå, åãî îáû÷íî íå ïåëè. Ôðèäðèõ äîãàäûâàëñÿ, ïî÷åìó áûë âûáðàí ðóññêèé âàðèàíò "Песни Õîðñòà Âåññåëÿ". Íå èç-çà ÷åòâåðòîãî êóïëåòà, à èç-çà òðåòüåãî.  îôèöèàëüíîì ðóññêîì ïåðåâîäå âàðèàíò "íàøè ôëàãè" - åäèíñòâåííî âîçìîæíûé ïî ïðè÷èíå ñòèõîòâîðíîãî ðàçìåðà.  îðèãèíàëå æå â ýòîì ìåñòå èçíà÷àëüíî áûëî "Hitlerfahnen". Через некоторое время после Сентябрьских убийств, когда имя Хитлера стало как-то постепенно исчезать из обихода, возник второй вариант, аналогичный появившемуся позже русскому - "uns're Fahnen" - а после Второго Чревычайного Съезда он стал единственным. Потом, при Шуке, когда не только об ошибках, но и о заслугах первого лидера Райха снова стали говорить вслух и, в конце концов, во всех официальных учреждениях появились Три Портрета, партийный гимн опять начали исполнять в старом варианте, но и новый полностью отменен не был. Понятно, что вариант с "флагами Хитлера" стал атрибутом правого крыла, а с "нашими флагами" - символом новообновленцев - и, соответственно, исполнение на официальном мероприятии в Москве любого из них могло быть воспринято как соответствующий намек. Так что выбор не имеющей вариантов русской версии, вдобавок еще ублажающей русофилов в ПНВР, был мудрым решением.

- Äà, Ëå Ïåí - îäèí èç î÷åíü íåìíîãèõ ñîâðåìåííûõ ôðàíöóçîâ, âíóøàþùèõ óâàæåíèå, - ñîãëàñèëñÿ Ýáåðëèíã. - À ó ðóññêèõ ïî ýòîìó ïîâîäó ÷àñòóøêà ïîÿâèëàñü, - è îí ïðîöèòèðîâàë, ñòàðàòåëüíî âûãîâàðèâàÿ ðóññêèå ðóãàòåëüñòâà:

Состоялся акт обмена

Говноеда на Ле Пена.

Где б найти нам мудака,

Чтоб сменять на Мосюка?

- Стилизация, и не слишком умелая, - заметил Власов. - Простой русский народ так не говорит - "состоялся акт обмена".

- Возможно, выражение из газеты, - пожал плечами Эберлинг. - Не хочешь же ты сказать, что и эту частушку в ЦРУ придумали?

- Нет, конечно. Придумали на какой-нибудь московской кухне все те же русские интеллигенты. Которые как полтораста лет назад изобрели себе комплекс вины перед народом, так до сих пор и страдают от своей с ним разделенности. И преодолевают таковую, стараясь не поднять народ до своего уровня культуры, а самим опуститься до его бескультурья. В чем, надо отдать им должное, немало преуспели - взять хотя бы эту нынешнюю моду на мат среди этой публики. Во времена Достоевского хотя бы такого не было... - Фридрих брезгливо скривился.

"Так громче, музыка, играй победу!" - надрывались динамики.

- Между прочим, могу рассказать одну весьма поучительную историю, - произнес Хайнц. - По поводу американцев и подрывной деятельности. Год назад я случайно наткнулся в архиве на один крайне любопытный старый документ. Правда, формально с него гриф так и не снят, но я не думаю, что будет большой вред, если я...

- Начал, так уж рассказывай, - подбодрил Власов.

- Так вот. Это докладная записка, поданная руководству Управления неким аналитиком. Там он обозначен, как Клюге, хотя это, понятно, не настоящая фамилия...

- Само собой.

- Фактически в своем меморандуме Клюге излагает план крупномасштабной диверсии против США и их союзников.

- Диверсии? Мы ведь не...

- Да, не применяем их со времени Фолшпиля. Разумеется, речь шла об идеологической диверсии. Клюге предлагал через агентов влияния в атлантистских СМИ, университетской и богемной среде, а также, разумеется, через правозащитные организации внедрить в США следующие идеи. Во-первых, внушить американцам комплекс коллективной вины перед всеми, кто когда-либо подвергался хоть какой-то дискриминации, неважно, когда, в какой мере и по какой причине, и даже не подвергался сам, а хотя бы принадлежит к группе, которая когда-либо подвергалась... или хотя бы отдельные ее представители подвергались... или, по крайней мере, имеют достаточно нахальства, чтобы это утверждать. Или, в крайнем случае, просто живут плохо, в то время как сытые и богатые американцы имеют наглость жить хорошо - опять же, независимо от причин такого положения дел. То есть перед неграми, перед индейцами, перед юде, перед мусульманами и так далее. Мужчины - перед женщинами, этому посвящен отдельный раздел меморандума: как превратить маргинальное прежде движение феминисток в, как это там называется, mainstream, чтобы каждый мужчина считался насильником и грубым животным, виновным перед всеми женщинами скопом и каждой в отдельности уже просто в силу своей половой принадлежности. Второе: провозгласить, что цивилизованное демократическое государство не имеет права никому навязывать представления о норме. То есть что нормой является все: гомосексуализм и прочие половые извращения, не говоря уж об обычном разврате, любые, самые дикие и агрессивные, религиозные культы, самые варварские национальные обычаи, любые формы морального, физического и психического уродства, включая умственную отсталость, и так далее. И более того - что все это не только нормально, но и прекрасно. Социум утрачивает иммунитет, теряет способность защищаться от разрушительных воздействий снаружи и, в особенности, изнутри. Третье, вытекающее из первых двух: раз есть вина, должно быть и искупление. Обратная дискриминация - создание особых привилегий всем перечисленным "жертвам несправедливости", яростная защита любых маргинальных меньшинств в ущерб большинству. Причем защита не только моральная, но и юридическая. Клюге убедительно обосновывал, что армия американских адвокатов, предвкушающих огромные барыши от бесчисленных дел о дискриминации и диффамации, станет могучим союзником такой программы. Общество начинает само работать на свое разрушение. Четвертое, прямо вытекающее из предыдущего: обществу, уже потерявшему моральные ориентиры, внушается, что если какие-то меньшинства не достигают достаточных успехов, то виноваты не они, а общество, которое их дискриминирует. Если кто-то пострадал от собственной глупости, виноват не он, а общество, которое это допустило. И, соответственно, общественные правила должны быть изменены таким образом, чтобы уравнять отстающих с лидерами - что возможно лишь путем опускания последних. Страна, таким образом, начинает ориентироваться не на лучших, а на худших, с понятными последствиями. Пятое: из всего этого культа терпимости делается одно важное исключение - а именно, провозглашается полная нетерпимость к его противникам. Всякий, кто выразит хотя бы сомнение в том, что ранее перечисленное - это единственный цивилизованный и правильный подход, должен клеймиться как замшелый нацист и подвергаться беспощадной травле. Американцы, как известно, вот уже полвека больше всего боятся прослыть нацистами, и Клюге настаивал, что их антинацистскую истерию в рамках его проекта следует только усиливать, тогда они точно не догадаются, кто на самом деле стоит за разрушением их страны... Шестое: для нейтрализации тех, кого не испугает даже пункт пять, под предлогом защиты меньшинств вводится особая форма политической цензуры. Все, что может показаться обидным для какого-нибудь умственно отсталого негра-педераста или исламского фанатика, запрещается. Запрещаются высказывания, отдельные слова и даже факты. Нельзя, к примеру, публиковать результаты научных исследований, подтверждающих правоту расовой теории, и даже просто исторические сведения, выставляющие в негативном свете представителя той или иной маргинальной группы. Официально, разумеется, это не называется цензурой, это даже не оформляется в виде законов и подается просто как "цивилизованная" форма вежливости - нарушители которой, однако, становятся изгоями в собственной стране. Клюге придумал неологизм для этой концепции - "политикет". Термина "политкорректность" он не употреблял.