- Угу, - кивнул Власов, - защита семейных ценностей и всё такое, - он отпил из стакана. Там и впрямь оказалось нечто вроде фруктового компота. Потом осторожно зачерпнул тяжёлой ложкой уху. Попробовал. Уха была вкусной.
- Так что юристы другого выхода не нашли, - вздохнула Анастасия Германовна. - Но всё равно получилось плохо. Мы же ничего не скрывали. Даже в парторганизации нам сказали, что всё в порядке, что они понимают... А когда мы поженились, на Западе вдруг начали писать какие-то странные вещи.
- Странные? - профессор Порциг сделал какой-то неестественный жест плечами, на мгновение превратившись из потрёпанного воробья в какую-то другую птицу - мелкую, но хищную. - Просто гнусные! Сначала американцы написали, что знаменитый дойчский профессор женился на родной дочке. Это неправда, я послал им опровержение, я хотел судиться... Они его опубликовали и извинились. Потом стали писать, что я Настю... якобы... - он слегка покраснел, - развратил. Ну и всякую гадость в стиле Фройда... и этого... ну как же его... Подбыкова... Набыкова... не помню все эти фамилии... романчик у него ещё такой... гумберт, как его, гумберт... гадость, в общем, - он шумно подул на ложку с ухой, проглотил. - А главное - что меня заставили на Насте жениться! Что меня вызывали в какую-то тайную полицию и принудили к браку! Я опять написал опровержение. Они его опять опубликовали. Со своим комментарием. Что я живу в несвободной стране, и что это опровержение меня тоже заставила написать тайная полиция! Вы представляете? И я ничего не могу доказать!
- А потом папочку лишили почётного членства в ВГА, - добавила фрау Пориг совершенно убитым голосом. - И с тех пор он затворничает. Даже на конгрессы ездить перестал.
- Но почему? - не понял Фридрих. - Какая-то организация исключила профессора из своих рядов по вздорному поводу. Ей же хуже.
- Вы не понимаете... Это же Всемирная Геологическая Ассоциация! - всплеснула руками фрау Порциг. - Это был такой удар по репутации папочки...
- Я сам, своими руками, порвал их диплом! - профессор оторвался от трапезы и горделиво поднял голову. - Я больше не считаю их своими коллегами... и даже учёными. Какое вообще дело Всемирной Геологической Ассоциации до моих семейных дел? Что они могут о них знать? И почему они меня не выслушали, в конце концов?
Фридрих, однако, отметил, что обиженное лицо профессора слишком уж контрастирует с его задорным тоном.
- Но, профессор, вы же не наивный человек, - осторожно начал Власов. - И прекрасно знаете, как и что делается в мире... Возьмём эту вашу ВГА. Я никогда ей не занимался, но кое-что мне понятно сразу. Начнём с названия. Я уверен, что это чисто западная организация. Скорее всего, контролируемая американцами. Во всяком случае, геологам Райха туда путь заказан: вы ведь были почётным, а не действительным членом, так? - Фридрих сделал паузу, давая время возразить. Красноречивое молчание он принял за согласие и продолжил: - Тем не менее, эта лавочка называет себя "всемирной". И она каким-то образом сумела поставить себя так, что членство в ней, даже почётное, представляется нам, райхсгражданам, большой наградой, а исключение - наказанием, не так ли?
- Скажите это нашим университетским кретинам! - профессор от возмущения чуть не выронил ложку. - Когда меня исключили из ВГА, со мной перестали здороваться мои же собственные студенты! Я поэтому ушёл из университета!
- Вот как? - Фридрих старался держать себя в руках. - Ну что ж. В таком случае следовало бы разобраться с настроениями в этом вашем университете... Похоже, в Бурге происходит много странного... и неприятного, - он решил пока не развивать эту мысль. - Но давайте всё-таки сначала закончим с этой вашей ВГА. Кстати, если уж мы об этом говорим: они что, так и сформулировали дело: профессор Порциг исключается из рядов геологов за преступление против нравственности? Это же смешно.
- Нет, конечно, - махнул рукой профессор. - Вообще без объяснений. Они же не обязаны не перед кем отчитываться. Это негосударственная организация. Её руководят частные лица. Кого хотят, того принимают, кого не хотят - исключают. Проголосовали, и всё... И все знают, почему... а я не могу даже оправдаться.
- До чего же это удобно, - Власова разобрала бессильная злоба, - не быть обязанным не перед кем отчитываться. Как это демократично. Частные лица решили частный вопрос, только и всего. И всем всё понятно. Зато, если что-то подобное произойдёт в Райхе, то все западные газеты усмотрят в этом невидимую руку политуправления. И не только западные, к сожалению... Значит, когда вы стали известны, вам присвоили почётное членство. Оказали, так сказать, большую честь. На самом деле они оказали честь самими себе, продемонстрировав всему миру свою объективность и независимость. Заодно подняв свой статус за ваш счёт, хотя вы думали обратное... Потом к вам стали присматриваться: нельзя ли вас использовать в каких-нибудь целях. Я не имею в виду шпионаж или что-то в этом роде. Достаточно было бы лёгкого фрондёрства с вашей стороны. Какой-нибудь критики нашей местной политики, этого бы вполне хватило. Но вы не дали повода: вы ведь патриот. Тогда они решили использовать вас по-другому. Подвернулся этот ваш брак... - Фридрих понял, что отсюда может удачно перейти к основной теме и, не меняя тона, продолжил: - Если бы не он, они бы прицепились к чему-то еще. Попытались бы, к примеру, поставить под сомнение ваш приоритет в обнаружении никеля... заявить, что вы пользовались чужими данными...
Когда накануне вечером Фрау отказалась конкретизировать, что именно может сообщить ему Порциг, Власову в первый миг это показалось капризом властной старухи. "Вы не слушаете, или вы не так умны, как пытаетесь казаться..." Докажи, мол, что достоин моего дара... Но затем он сообразил, что это маловероятно. Все же речь шла не о подарке, а об обмене, и Фрау была заинтересована в том, чтобы этот обмен состоялся. Значит, она попросту не хотела произносить некие ключевые слова вслух. Опасалась прослушки. Даже в своем собственном кабинете, наверняка не раз проинспектированном стараниями Калиновского... Впрочем, все могло быть еще проще: когда говоришь с офицером РСХА при исполнении, совсем необязательно подозревать микрофон где-нибудь в дальнем углу за шкафом. И, если так, она была недалека от истины - у него и впрямь мелькала мысль записать этот разговор, но он все-таки не сделал этого, как не делал почти никогда, исключая разве что телефонные звонки. Примерно из тех же соображений, из которых предпочитал лестницы лифтам: когда слишком полагаешься на технику, то это, во-первых, расхолаживает и ведет к потере формы, а во-вторых, техника может подвести в самый неподходящий момент. Уж он знал, как это бывает.
Так или иначе, Фрау, должно быть, не хотела, чтобы ее голос, или слова, написанные ею от руки, остались в неком архиве. Слова в явном виде. Но необходимые намеки она, очевидно, сделала. Оставалось понять, какие именно.
Поначалу, просматривая платтендаты на берехе Управления, Фридрих не заметил ничего особо примечательного. Ну разве что, выяснив подлинную историю второго брака профессора, испытал мимолетное чувство раскаяния из-за того, что, не зная сути дела, поверил грязным сплетням. Но этот брак, очевидно, не имел отношения к теме... Власов вновь и вновь прокручивал про себя слова Фрау, жалея, что все-таки не сделал запись. Точные формулировки ему бы сейчас пригодились. Что же такое она все-таки сказала? Фильм... пропавшая экспедиция... не было связи... знал, что близок к цели...
Знал. Не надеялся, не верил, не был уверен, а знал.
Знал о близости руды по характерным признакам? Или...?
Фридрих снова загрузил карту с восстановленным по записям Порцига маршрутом экспедиции, сопоставил даты и координаты. Выходило, что отряд остался без связи почти за сто пятьдесят километров до цели. Полтораста километров дикой, труднопроходимой тайги - и то если по прямой... Власов не был специалистом по геологии, но, пожалуй, для "характерных признаков" это далековато. Но Порциг уверенно шел вперед. Троих больных и одного раненого ему пришлось оставить во временном лагере - трех из них позже нашли мертвыми, одного не нашли никогда...