— Я — Оракул Художников, — неожиданно заговорила птица звонким голосом, который эхом разносился по комнате. — Я — богиня Художниц.

Вероника слышала о различных алконостах и птицах Сирин, но ВИДЕТЬ их ей не приходилось. Поэтому вид у нее был ошалевший, как и у остальных.

— Правило Художников таково, — продолжала огромная птица. — Не оживлять!

— Я… я не знала, — пролепетала Злата. Она, наверное, и в страшном сне не могла такое увидеть: стоять и так вот запросто беседовать с огромной птицей-женщиной.

— Я знаю, что ты не ведаешь, что творишь, — кивнула птица. — Поэтому тебя не накажут. Но в следующий раз знай: правила общие для всех! Нарушишь закон еще раз — и тебя лишат дара!!!

— …Дара, дара, дара… — повторило эхо.

Злата затравленно кивнула, и птица, пронзительно закричав, исчезла.

Все в обалдении уставились на то место, где только что была огромная птица с человеческим лицом. Злата вдруг как-то странно всхлипнула, осела на пол, закрыла руками лицо и… заплакала.

Друзья перевели ошалевший взгляд на нее. Вероника вдруг, к своему удивлению, почувствовала, что ей жалко Федотову. Такую хрупкую, такую беззащитную… Она подошла к Злате, присела рядом с ней и положила руку на ее вздрагивающее плечо. Девчонка подняла заплаканное лицо. Ее большие серые глаза светились удивлением. До Ники дошло, что она делает что-то не то, и она разозлилась на саму себя.

— Тропелетиус! — сердито выкрикнула она и исчезла, по привычке очутившись возле дома. Вернее, возле того, что когда-то было домом.

Полюбовавшись на разросшийся лес, Ника вздохнула и поплелась по дороге. Мысли ее были мрачные, под стать настроению.

Неожиданно она заметила невысокого лысого мужичка с огромной сумкой через плечо с надписью «Почта России». Тот стоял и задумчиво почесывал затылок, уставившись на ее дом, из окон которого торчали уже немного увядшие розы.

Заметив в его ауре пеструю смесь Удивления, Замешательства и Растерянности, Вероника подошла к нему.

— Извините, — вежливо обратилась она к почтальону. — Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Не знаю, — вздохнул дядька. — Письмо мне надо доставить по адресу: деревня Гнилая Канава, Первая улица, дом № 6… Да только как же тут разберешься? У вас здесь восемнадцатый дом рядом с сорок первым стоит!

— А кому письмо? — спросила Ника, но, увидев подозрительный взгляд почтальона, уточнила: — Я здесь всех в деревне знаю.

— Веронике Егоровне Смирновой какой-то, — ответил дядька, подслеповато щурясь на буковки на конверте.

— Знаю такую, — кивнула Ника и протянула руку за письмом.

Однако дядька конверт отдавать не спешил, все еще сомневаясь в добрых намерениях незнакомой девчонки. Ника не выдержала и щелкнула пальцами у мужика перед носом. Взгляд у того мигом стал отсутствующим.

— Сейчас я возьму у вас письмо, — убедительным голосом сказала Ника. — А вы пойдете себе дальше почту разносить. Вы поняли?

Лысый кивнул и довольно улыбнулся.

«Эх, — с грустью подумала Ника, оглядываясь, не видел ли кто, — не очень-то мне с гипнозом удается! Вот если бы Дашка то же самое проделала, то у нее бы в сто раз лучше вышло!»

Девочка помяла в руках конверт. Письмо пришло от Захара. Девочка с нетерпением разорвала конверт. Глаза ее забегали по строчкам.

«Привет, Ника!

Как ты там живешь? Все нормально? Как ребята? Передавай им привет.

Ну и влетело мне от родителей, когда они узнали, что ты одна в Баб-Ежкине осталась! Пришлось их «усмирить» заклинанием. Спасибо Брайану, подсказал мне парочку! Еле-еле успокоились!

От Катьки тебе привет! И не только от Катьки! Я ж теперь счастливый отец! А ты, значит тетка. Родила мне Катька сынишку, а тебе племяша. Алексеем назвали, в честь Катиного папы. Тестя моего, значит…

Ладно, все, заканчиваю! А то это чудо изволило проснуться и теперь вопит на всю квартиру! Покедова, тетя Ника!

Теперь уже отец — Захар».

Вероника, несмотря на свалившиеся на нее неприятности, счастливо разулыбалась, представив себе розовощекового младенца в чепчике и с соской во рту. Но тут же улыбку словно смахнули с ее лица…

— Тропелетиус! — негромко произнесла она и очутилась в доме Крыловой. Друзья все еще были здесь. Раиска снова рыдала в голос над телом Зинаиды. Рядом с ней стояла Злата.

— Прости меня, — произнесла она. — Я же не знала, что мне нельзя…

— Ты тут ни при чем, — сквозь слезы сказала Рая. — Ты же пыталась…

— Завтра полнолуние, — вдруг тихо сказала Ада. — Кто понесет… тело?

— Я, — вызвался Павел.

— И я, — кивнул Брайан.

Луна вновь напоминала огромный шар для боулинга. Ада посмотрела на нее своими шоколадными зрачками и вздохнула, чуть не споткнувшись о корень дерева.

Показалась знакомая поляна. Краснова увидела, что Федотова слегка дрожит, нервно сжимая мел на шее. Рядом шли Павел и Брайан, которые несли большой дубовый гроб, в котором покоилось тело Зинаиды. Для этой печальной работы им пришлось выпить по два глотка зелья Силы.

— Все будет хорошо, — шепнула Ада ей на ухо.

Злата нервно сглотнула и кивнула, робко присев на поросший мхом валун.

— Полночь… — объявил Аскольт.

Ребята увидели, как над огромным серым камнем парят сверкающие искры, постепенно скапливающиеся и образующие проход. Наконец, когда на все это световое шоу больно стало смотреть, из прохода медленно выползла длинная змея.

Ника услышала, как Злата перестала дышать. Девочка мельком взглянула на Художницу: в вытаращенных глазах той отражалась луна.

— Здравствуйте, дети мои, — прогремел неведомый голос на поляне. Змей свернулся на камне в кольца, сверкнув серебряными глазами-щелочками.

— Приветствуем тебя, Управляющий, — важно кивнул Брайан.

Змей внимательно оглядел компанию и сказал:

— Я вижу в ваших аурах печаль и скорбь. Что-то произошло?

— Да, — сказала Ада, голос ее сорвался. — Ворожея Зинаида умерла.

— Печально, — сказал Управляющий после долгой паузы. — Она была отличной ворожеей. Что ж, похороним ее с почестями…

Павел и Брайан поставили гроб перед валуном и отошли.

Управляющий прикрыл глаза и покачал головой. Лица парней напоминали маски, девчонки глотала слезы.

— Прощай, Зинаида, — прошептал змей. — Пусть земля тебе будет пухом.

Как только он это сказал, гроб с телом старушки вдруг вспыхнул и исчез, оставив после себя запах древесины.

Все молчали долго. Затем Ада сказала:

— Мы привели новую ворожею.

Змея медленно повернула голову в сторону Златы. Та вздрогнула.

— Подойди, дитя, — велел змей, взмахнув кончиком хвоста.

Федотова на ватных ногах приблизилась к Управляющему и неумело поклонилась. Зачем она это сделала, никто так и не понял.

— Художница, не так ли? — не к кому не обращаясь, спросил змей. — Амулет: магический мел… Чудесно.

Ноги Златы перестали дрожать, и она с надеждой посмотрела на змея.

— Но я не могу ее посвятить, — прогремел голос. Все присутствующие на поляне удивленно переглянулись.

— Почему? — спросила Ада удивленно.

— На ней лежит порча, — ответил змей, не сводя глаз с Федотовой. Глаза у Златы наполнились слезами.

«Так вот, что обозначала та темная аура вокруг нее», — догадалась Ника.

— Какая порча? Кто мог ее наложить? Кто мог пожелать Злате зла? — заволновалась Краснова.

— Слишком много вопросов, ворожея Аделаида, — змей наконец-то отвел взгляд от дрожащей новенькой. — И слишком мало ответов. Я не знаю, что за порча лежит на ней. Но я хочу, чтобы она сама подумала и сказала нам, кто мог наложить порчу.

Стало тихо. Злата вытерла слезы рукавом и сипло ответила:

— Ну, я не знаю… Может, Марго?

— Марго? — переспросил Алик. — Кто это?

— В нашем доме, на первом этаже, жила гадалка, — объяснила Федотова, стараясь не смотреть на змея. — Года два назад мы с подругой Аськой играли в лапту во дворе и случайно разбили ей окно. С тех пор она нас ненавидит: она и так жила небогато, а тут еще новое окно вставлять. Знаете, я только сейчас вспомнила — Ася же в тот год тяжело заболела…