Что я?

Кто я?

И зачем?

Почему?

И кому это надо?

И ради чего все?

И что делать?

И что не делать? И кто прав? А кто не прав? Кто виноват? Перед кем?

К чему вообще это все? И может, этого не надо?

Здесь бы я добавил:

Зло?

Добро?

Бог?

Дьявол?

Любовь?

Ненависть?

В конце концов:

Жизнь?

Смерть?

Жить в общем-то неплохо. Тем, кто умеет это делать.

Кто умеет наслаждаться каждым мгновением своего бытия, в какой бы мелочи ни заключалось удовольствие. Жизнь она такая… такая… такая в целом офигительная!

А адреналин риска? А игра? А книги? А природа?

Сколько наслаждения в простом дыхании, созерцании, в спокойной поступи!

А сколько удовольствий нам предписано? А как они глубоки, если постараться? И сколько разнообразных тончайших чувств мы можем испытывать?

И все-таки… Что я? Кто я? И зачем?

Эти вопросы я задаю себе бесконечно часто, потому что не могу жить просто так, как все, — лежать в дерьме и хрюкать — спокойно ждать, пока превратишься в подвяленный окорок.

Но почему грусть застилает глаза?

Что такое Счастье? В чем он заключается? Как быть счастливым?

Поверьте! Я не нашел ни одной книги, где есть прямые, честные и исчерпывающие ответы. Одни лживые сопли. На самом деле никто ничего не знает!

А жить все-таки хорошо!

Сколько переживаний и радости в любви!

А азарт соревнования?

Отправившись на свое первое в жизни нормальное свидание, Вовочка не появился ни в этот день, ни на следующий. Я то и дело набирал его домашний номер, но он, к моему глубокому недовольству, был напрочь занят, что, между прочим, красноречиво свидетельствовало о том невообразимом ажиотаже, который инициировало мое объявление в газете.

Что произошло? Может быть, Вовочка меня развел, как лоха? Может быть, вместо свидания, он просто поехал к своим старым собутыльникам и ушел в запой? Ведь на те деньги, которые я ему дал, можно гулять не меньше недели. Или он дома и просто не соизволил мне позвонить? Или с ним что-то случилось?

Я передумал все, что только может прийти в голову такому замечательному фантазеру, как я. В любом случае я не мог найти себе места и страдал из-за невозможности что-либо узнать. Не страх за Вовочку, а чисто любопытство снедало мое сердце.

На четвертый день, утром, перед работой я заехал к нему домой. Дверь открыл его отец.

— А Вова дома? — спросил я, уже не питая никакой надежды, поскольку, будучи дома, Вовочка всегда сам открывал дверь. Впрочем, может быть, он спит в сиську пьяный?

— Нету его, Александр Владимирович! — взволнованно заговорил отец, впрочем давно привыкший к выкрутасам сына. — Поехал в пятницу к Людмиле какой-то в гостиницу и с тех пор не объявлялся.

— Может, запил опять? — поделился я очевидным соображением.

— Может, и запил. Кто его, оболтуса, знает? Я ушел ни с чем.

Вечером того же дня я сидел у телевизора и ожесточенно переключал программы, злясь, то на бесконечный рекламный блок, то на очевидно предвзятые репортажи. Вдруг запиликал домофон. Я бросился к окну, откуда был виден мой подъезд, и разглядел у входа огромного детину, растерянно тыкающего пальцами в кнопки переговорного устройства, — Вовочку. Легок на помине, свиное рыло!

— Где ты шлялся, гопник! — Я впустил его в квартиру. — Ты же все свидания сорвал!

Вовочка никак не мог отдышаться — лифт в моем подъезде был на ремонте.

— Где, где! — сердито ответил он. — В заложниках я был!

— Это как это? — Я всплеснул руками. — Ну-ка заходь…

Мы вошли в столовую, я предложил гостю поесть, но он попросил лишь газировки.

— Значит, подъехал я к этой гостинице, — начал свой рассказ Вовочка. — Она уже ждет. Ну, ничего так выглядит, моложе своих лет. Вот… Познакомились. Я ей вроде тоже понравился. Ну, поднялись в номер. Она в этой гостинице какая-то… э-э… главная администраторша, поэтому все хозяйство в ее распоряжении. — Вовочка говорил путано и использовал неимоверное количество грязи и матерных слов, так что, настукивая по клавиатуре компьютера эти строки, я вынужден был немного просеять его речь, чтобы она была более-менее понята читателем и пропущена редактором. — Диваны, цветы искусственные, телевизор, ванна, э-э… шампуни там всякие. Людмила — ну эта администраторша, предложила мне сразу заняться сексом. Я думал, что мы шуры-муры, туда-сюда, может, поговорим для начала. А она вот так вот запросто. Ну, я конечно обрадовался. Сколько уже времени мормышку не парил!

— Да ладно лапшу клеить к ушам! — язвительно усмехнулся я. — Небось каждый день гонял морковку под одеялом?

— Не под одеялом, а в ванной… Но с бабами не трахался!

— Верю, давай дальше!

— Ну вот, — продолжил Вовочка. — Она расстелила кровать. Предложила выпить. Я отказался. Выпила сама. Водки. Разделись. В душ по очереди сходили. Груди у нее, как две гири. Между ног — дремучий лес. Жопа чуть меньше, чем у меня. Ну, короче в моем вкусе. Тебе бы конечно она не понравилась, но мне в самый раз. Она попросила сначала полизать. Нет проблем! Я целый час ее ублажал. Работал языком, как бормашина. Она два или три раза кончила. Прямо текло все. Ей очень понравилось…

Рассказ Вовочки все больше и больше меня разжигал. Я слушал, затаив дыхание.

— Потом она у меня отсосала. Прямо… э-э… взаглот… Твой шкворень у нее во рту конечно вряд ли поместился бы, но у меня маленький — ты же знаешь. Так что прямо губами мне в пах упиралась… Никогда в жизни у меня так не отсасывали. Ну вот… Потом я кончил прямо ей в горло. Она все заглотила, даже облизнулась…

— Здорово! — завистливо восхитился я. — Но… но как же ты оказался в заложниках?

— А ты дослушай! — Вовочка налил себе еще один полный стакан кока-колы. — Короче, она предложила перекусить. Позвонила куда-то. Пришла другая женщина, помоложе, прикатила тележку. А на ней гусь жареный и куча жратвы. Все из ресторана. Эта вторая — Юля, осталась. Мы поели. Они выпили коньяка. Потом предложили мне переспать втроем…

— Наверное, так изначально было задумано! — предположил я.

— Я тоже так подумал, — кивнул Вовочка.

— А тебя не тянуло с ними выпить?

— Нет, — брезгливо повел он плечами. — Ты же знаешь, что я к этому равнодушен.

Вовочка попытался закурить «беломорину», но я вырвал ее у него из рук — «В моей квартире я не позволю такое говно курить!» — сломал папиросу и выбросил в мусорное ведро, а взамен протянул свою благородную сигарету. Он не возражал.

— Ну, это, мы стали жариться прямо по-настоящему. Даже… м-м… без презервативов. — Последнюю фразу Вовочка произнес с досадой. — А еще они друг друга… э-э… ласкали. И лизали друг у друга. Прямо лезбийки настоящие.

— Лесбиянки, — поправил я.

— Ну я и говорю. В общем, уже ночь была. Я натра-хался, как бегемот. Ничего не хочется! Я говорю: «Я домой поехал». Людмила ни в какую: «Оставайся до утра!» Короче, уговорили они меня… Всю ночь мы развлекались. Они меня впрягали, как лошадь, и ездили на мне. А еще заставляли, суки, им жопы лизать. Шампанским поливали. Клизьму мне ставили. Только утром дали немного поспать…

— Ну дела-а! — восхитился я. — Вот это приключение! Лицо приятеля исказила внезапная боль. Он приподнялся со стула и вновь присел, но очень осторожно.

— Проснулся я уже под вечер, — продолжил Вовочка, совсем не разделяя моего потешного настроения. —

Нет никого в номере. Думаю, сбегу! А дверь-то заперта. Я к окну — двенадцатый этаж… Короче, доел утку, включил телевизор, смотрю кино. Отпирает дверь Юля и говорит: «Сейчас Людмила придет, и мы продолжим». Я отвечаю, что, мол, больше не хочу. А она: «Нет, оставайся!» Я говорю: «Да пошла ты!» Она куда-то позвонила. Тут Людмила заходит. С мужиком каким-то. Вроде охранник. Говорит мне, будто первый раз видит: «Вы должны оплатить счет за двое суток! И еще еду в номер из ресторана заказывали!» И бумажку мне протягивает. А там почти шесть тысяч рублей. Во, попал! Я отвечаю: «У меня нет таких денег! Только две тысячи!» (Которые ты мне дал.) Людмила рассмеялась и говорит: «Ну тогда или оставайся, или милицию вызовем!» Что мне было делать?