Глухие бабки, алкоголики, сломанные звонки, злобные псы… Я был почти разочарован.

Азикофф сидел на детской скамеечке во дворе дома, довольно нагло водрузив ноги на свой рюкзак, и разгадывал кроссворд. Вскоре он стал совсем скучным и предложил прекратить поиски.

Я разозлился.

С ранних лет я чувствовал, что наделен неким даром убеждения. Люди ко мне прислушивались, и мне не сложно было направить их по тому или иному пути. Комсомол только подтвердил мои таланты. К тому же у меня светлое интеллигентное лицо, проникновенный взгляд. Все это необыкновенно помогало в жизни, расширяло возможности.

Я, наученный горьким опытом, изменил тактику, а вместе с ней и название кооператива. Вместо «Стрелы» я стал представителем частного предприятия «Уют». В первом подъезде соседнего дома я нашел сразу двух клиентов, в следующем — еще трех. Азикофф был ошарашен. Я понял по его реакции, что я проявил чудеса предприимчивости.

Мой дневной план был выполнен, но, окрыленный первыми успехами, я не остановился на достигнутом. В течение следующего часа я сорганизовал еще четыре обивки, и вскоре Азикофф вынужден был меня осадить:

— Хорошо, Сашок, успокойся! Я не смогу один обить столько дверей. У меня, ёклмн, не десять рук!

Закончив с клиентами, я превратился в подмастерье. Неловко, одной рукой, я помогал своему компаньону снять дверь с петель и разложить ее на лестничной площадке. Азикофф мерил, резал, прибивал… Учил меня.

Он работал быстро и умело, можно было предположить, что за свою жизнь он обил бесчисленное количество дверей.

Дело шло споро. Я приноровился работать одной рукой и вскоре ловко натягивал позолоченную нить и вколачивал золоченые гвоздочки с широкими рельефными шляпками.

Наблюдая за тем, как я мучаюсь, не в силах использовать вторую, временно неисправную руку, и удивляясь моему упорству, клиенты сочувствовали, иногда добавляли к обычной плате чаевые. Три. Пять рублей.

Мы были очень довольны.

Однако до меня дошло, что мой лукавый товарищ, рассказывая мне об обивке дверей, несколько преувеличивал. Найти клиентов было не так просто, к тому же на обивку одной двери уходило около часа, плюс нелегальная деятельность, за которую могут привлечь к ответственности. Да и материалов на одну дверь нужно вовсе не на четыре рубля. На все пять, потому что он забыл упомянуть о стекловате.

Впрочем, это меня не смущало. Невооруженным глазом видно, что дело стоящее, кооперативное. Совсем в духе новых времен. Если удасться обить все девять дверей, хозяева и хозяйки которых безвылазно дожидаются по моему указанию прихода «старшего мастера», дневная прибыль на двоих будет равна ста тридцати пяти рублям. Ста тридцати пяти рублям! То есть месячному окладу, который мне предлагали в одном из государственных учреждений.

Девятую дверь заканчивали уже к ночи. Хозяйка квартиры, симпатичная женщина лет двадцати пяти, была дома одна, может быть, и жила одна. Мы с Азикоффым все время на нее косились, благо она дефилировала перед нами всего лишь в халатике, который иногда при резком движении взметался, оголяя аппетитные ляжки. Я сподобился на незатейливый комплимент. Ей понравилось.

Пока мы вешали дверь на место, женщина накрыла на кухне стол и выставила бутылку крепленого вина. Мы, переглянувшись, ускорили работу.

Вскоре мы уже сидели за столом и с жадностью поглощали жареную картошку с колбасой, запивая еду вином. Хозяйка смотрела на нас почти нежно и то и дело подкладывала добавки.

Было очевидно: она хочет, чтобы один из нас остался, и я уже догадывался, кто этот счастливый избранник и какая благородная миссия ему предстоит.

Я поплыл. Мне вдруг стало тепло, сладко. Не хотелось уходить в чужую сиротливую темноту. Я желал навсегда остаться в этой сытной квартирке, рядом с хлебосольной и обворожительной хозяйкой. Сквозь тонкую материю халатика я угадывал крепкие покатые плечи и редкой величины и упругости грудь, не защищенную лифчиком и соблазнительную до одурения. Меня влекла эта похотливая грудь с проступающими твердыми сосками и все это основательное тело с ядреными ягодицами.

«Оставайся, — шепнул мне Азикофф на ухо, — она тебя хочет!»

В его глазах мелькнула обычная мужская ехидца.

Я уже подбирал подходящие фразы, чтобы выразить гостеприимной хозяйке признательность за оказанный прием и при этом намекнуть, что при взаимном желании мог бы несколько задержаться, как вдруг вспомнил о заработанных сегодня деньгах, которые мой подельник спрятал в носке. Что-то смущало меня в его поведении, в его желании покинуть эту квартиру одному. Уж не хочет ли он от меня отделаться, слинять с моей честно заработанной долей?

Мы уходили вместе. Владелица обновленной двери стояла в прихожей и сверлила меня каким-то унылым и упрекающим взглядом. Она была расстроена и не скрывала этого. Выходит, зря поила и кормила.

Я ощущал неловкость и торопил Азикоффа: «Опоздаем на электричку!» Он, пошатываясь от усталости и выпитого, никак не мог зашнуровать свои высокие ботинки, и мне пришлось обменяться с хозяйкой парой бессмысленных слов, которые лишь добавили в мизансцену грустной комичности.

На улице я потребовал от Азикоффа, чтобы он немедленно рассчитался. Прежде всего, мне нужно было получить пятьдесят рублей, которые я надеялся завтра же вернуть матери, а потом уже и все остальное. Мой приятель, однако, отказался делиться.

Я готов был наброситься на своего недавнего учителя и в гневе толкнул его в грудь. Азикофф в страхе попятился. Несмотря на свои физические данные, он знал, что связываться со мной нельзя, даже если одна из моих рук скована гипсом. Дрался я в основном ногами, и делал это достаточно хорошо, в чем он имел возможность много раз убедиться, когда мы с ним сражались у винного магазина за место под солнцем.

— Сашок, бля, чего ты дергаешься? — Азикофф оглянулся по сторонам. — Сейчас менты загребут, почки отобьют и все деньги отнимут…

Действительно, по другой стороне улицы крался наряд милиции. Было уже поздно, и два странных парня с тяжелым рюкзаком, о чем-то настойчиво спорящие, могли привлечь их внимание.

— Слушай сюда, ёклмн, — продолжал Азикофф, проводив стражей порядка чутким взглядом. — Отложим эти бабки на Норильск. Завтра еще поработаем… В конце недели купим дерматину, гвоздей, билеты на самолет и тютю, к Галине. У нее трехкомнатная квартира. Тебе выделим отдельную комнату. Понял, бля?

— Я хотел матери должок вернуть!

— Да успеешь еще…

Азикоффу удалось меня убедить. В его носке деньги будут целее, чем в швейцарском банке. Вот зуб. Дело задумано серьезное, и к нему нужно подходить со всей ответственностью…

Пятью минутами позже, когда мы стояли на автобусной остановке, я горячо сплюнул на асфальт и огорченно произнес:

— Эх, черт! Зря я у этой сучки не остался! Видал, какие груди? Как в порнушке!

— Делов-то? Вернись. Шлюшечка действительно чумовая. Одна жопа чего стоит! И отсасывает небось, как пылесос! А как она на тебя смотрела — мама дорогая!

Азикофф умел, сволочь, подначивать.

— Да чего я к ней пустой, что ли, пойду? Надо хотя бы бутылку взять…

Я умоляющим взглядом посмотрел на своего бережливого компаньона.

— Ладно! — сжалился Азикофф. — Вот тебе червонец. Вычту из твоей доли. Купи у таксистов бутылку водки и действуй…

Я вернулся, был с изумлением встречен и прямо на пороге обласкан. В эту ночь мне досталось все: и упругая грудь, и аппетитные ляжки, и ядреные ягодицы. И вся нерастраченная энергия молодой одинокой самочки…