Однако я не спешил убираться восвояси. Я делал вид, что убираю книгу в сумку, а сам в упор пожирал свою вожделенную брюнетку взглядом, словно пытался внушить ей: думай обо мне, как я думаю о тебе, возжелай меня, как я в данную минуту желаю тебя. Умоляю!

Все было тщетно. Мне пора было поворачивать оглобли.

Прощай, моя любовь! Увидимся ли вновь?!

Я ретировался в вестибюль, потоптался там в жестоких сомнениях, заглянул в туалет, прочитал на стенах все объявления, изучил план эвакуации в случае пожара и, убедившись, что к Татьяне по-прежнему не подойти, вывалился на улицу — распаренный, расстроенный и заторможенный. Бух, бух, бух! Только уже в самые уши.

Две сигареты, выкуренные одна за другой, мне не помогли.

— Урну для кого здесь поставили? — выплюнула упрек маленькая подвижная пенсионерка, имея в виду два свежих окурка на асфальте, и, не дожидаясь ответа, будто опасаясь неадекватной реакции с моей стороны, шмыгнула в библиотеку…

«Вернись! — приказал я себе. — Вернись туда и поговори! Да что с тобой, Саша? Как целочка ломаешься!»

Я собрался с духом, сделал два шага в сторону библиотечной двери и… развернулся и почти бегом рванул к своей машине.

Бух, бух, бух!

Уже когда завел двигатель и взялся за руль — подумал: «Теперь ведь я знаю телефон библиотеки! И имя! Я ей просто позвоню. Возьму да и позвоню, внаглую! Прямо сегодня! Через часик, ну через два!»

Мечты, мечты… Знаете, что?

Я давно заметил что мечты всегда лучше действительности.

Как однажды сказал Михаил Боярский в одном телеинтервью, когда у него спросили, на какой машине он сейчас ездит и как насчет шестисотого «Мерседеса», о котором он давно мечтал: «Я его купил, мысленно, — ответил ленинградец в широкополой шляпе. — И после этого сразу успокоился!»

Очень умно.

И как он прав!

Зачем реально желать все самое лучшее?

Самую красивую женщину.

Самую понтовую машину.

Самый толстый кошелек.

Самый высокий особняк.

Самую длинную яхту.

Добиться этого очень тяжело.

Еще тяжелее владеть.

И почти всегда неизбежно разочарование.

А как прекрасно, дети мои, просто помечтать! Ничего не осуществляя!

Сами по себе эти фантазии — это уже некая их материализация.

И без всякого геморроя.

Сегодняшний день.

Со всех сторон нас окружают люди — пожилые женщины и мужчины в обносках.

Ветеран недоволен:

— Неля, это что за фраер? Тебе сколько раз говорили, чтобы ты не водила в «Китай» чужих!

— А я и не вожу! — огрызается Неля.

— А это кто? Призрак, что ли? — Ветеран ухмыляется своей шутке, оборачивается к соратникам, и те, как по команде, начинают улыбаться, похохатывать.

— Нет, это мой знакомый… Он мне помогает…

— Помощник, значит, благотворитель… — Ветеран обходит вокруг меня, внимательно осматривая с ног до головы. — Парень, а ты, случайно, не мент? Если что, знай: мы тут на законном основании. Все со всеми договорено…

— Я не мент! — спешу сообщить я, чувствуя что попал в западню, из которой вряд ли смогу выбраться собственными силами.

— Не мент? — Ветеран покусывает губу. — А может, ты извращенец? Как его там…

Не в силах вспомнить слово, он оглядывается назад, ища поддержки.

— Геронтофил! — подсказывает один из его соплеменников.

— Во-во, геронтофил. Может быть, ты геронтофил, любишь старушек. Решил нашу Нелю девственности лишить!

Ветеран смеется, а публика вокруг просто ухахатыва-ется. Улыбается и Неля.

— Нет, — обиженно отвечаю я. — Я просто хочу выпить!

— Выпить? — Предводитель бомжей только сейчас замечает, что в моем полиэтиленовом пакете топорщатся бутылки. — Выпить — это хорошо. Если ты еще и меня угостишь…

Мы сидим у костра: я, моя старушка, Ветеран, несколько его ближайших соратников и шестерок — и пускаем по кругу бутылку водки, прямо из горлышка — здесь так принято. После первой бутылки я достаю хот-доги и предлагаю их своим новым друзьям, но Ветеран брезгливо отказывается:

— Не, спасибо. Будешь шашлык?

— Шашлык? — удивляюсь я.

— А ты что, думал: мы тут щи лаптем хлебаем? Хромой, тащи жрачку!

Через минуту появляется Хромой с большим котелком в руках, в котором замочены отборные куски баранины с луком и всякими специями. Тут же и шампуры.

Заметив мое недоумение, Ветеран объясняет:

— Азербот один отблагодарил — я его свел с людьми по поводу прописки.

Пока мясо готовится, распиваем вторую бутылку водки.

Неля не дожидается шашлыка — она окончательно пьянеет и засыпает прямо у костра.

Я выделяю денег, и Хромой по приказу Ветерана бежит за новой порцией водки.

— Интересно, что она тебе рассказывала? — спрашивает Ветеран, аппетитно вгрызаясь в мякоть приготовленного мяса. Он имеет в виду Нелю.

Пока мы пили и разговаривали, старый вожак проникся ко мне некоторым доверием и даже уважением. Я отвечаю на его вопрос.

— И ты ей поверил?

— Конечно!

— А ты знаешь, что это все вранье? У нее никогда не было ни своего жилья, ни мужа, ни дочери…

— Как так?! — Мне сложно в это поверить, настолько убедительно час назад Неля у метро за палаткой рассказывала мне о своей нелегкой судьбе.

— Да вот так! Просто у каждого из нас есть своя парадная история, так сказать, для широкой публики. Чтобы интереснее было слушать, да и пожалостливее. А если всю правду людям рассказывать, как есть, то никто и слушать не будет, да и копейки не дадут.

— Я понимаю, — рассеянно киваю я.

— Неля в прошлом воровка и мелкая мошенница, — продолжает Ветеран. — Сидела два раза. Сейчас то здесь живет, то у одной бабульки одинокой. Помогает ей, убирается. Пытается убедить, чтобы та переписала завещание на нее. Если все прохиляет — обеспечит себя до конца жизни, да и мы сострижем свои комиссионные. Ведь это мы ей клиентку подыскали. А сейчас это не так-то просто: все одинокие старики с квартирами давно уже оприходованы — ведь мы не одни такие умные…

Я изумляюсь той откровенности, с которой Ветеран рассказывает мне о сокровенном.

Он словно почувствовал:

— Ведь ты никому не скажешь?

— Нет! — твердо и искренне отвечаю я.

— И я тебе верю! — хлопает он меня по плечу. — Расскажи о себе. Ведь с тобой тоже не все в порядке, иначе ты бы здесь не оказался.

— Да, это так, — отвечаю я. — Что ж, слушайте. Однако моя история не парадная, а самая что ни на есть взаправдашняя…

Все закуривают какие-то странные папиросы. Я улавливаю характерный запах марихуаны, знакомый мне еще со стародавних студенческих вечеринок. Предлагают и мне, я отмахиваюсь.

В течение часа я рассказываю все, что со мной произошло за последние годы. Мой рассказ невероятен, но «мэр» «Китая» и его подданные верят мне безоговорочно и слушают меня с открытыми ртами.

— Ну, блин, ты даешь!

— Во житуха!

— Охренеть! — сопровождают слушатели короткими восхищенными возгласами мое скорбное повествование.

— Знаешь, что я тебе посоветую? — сказал Ветеран, когда я закончил. — Поверь старому козлу, у которого позади длинная и сложная жизнь. Тебе надо влюбиться! По-настоящему! Только это тебя спасет, я уж знаю!

— Влюбиться? — Я грустно усмехаюсь. — Моя жизнь закончилась, я больше не вижу в ней никакого смысла!

— Закончилась? Ну ты и гонишь, приятель! — Ветеран хохочет во все горло. Прочие «китайцы» не отстают от него. — Вот у него она точно закончилась, — он тыкает в Хромого, — и у нее, — он показывает на спящую Нелю. — Но у тебя!.. Считай, что по сравнению с нами ты только родился и у тебя все только начинается… Я пожимаю плечами.

— Влюбись, поверь мне на слово! — продолжает Ветеран. — Смири гордыню, перестань думать о плохом и просто влюбись! Это самое лучшее лекарство от меланхолии. И ты вновь обретешь силы и почувствуешь, что живешь не зря, а если будет желание — опять воспаришь к облакам.