Они провели в этом пустынном, неприютном краю поистине ужасный день. Ночевать на болотах было сыро, зябко и неудобно, а кусачая мошкара явно поставила себе целью не дать путникам ни минуты сна. В довершение всего, среди кочек и зарослей камышей кишели какие–то отвратительные скрипуны, — видимо, дальние родственники сверчков, только уж больно злобные. Их были мириады, и все они, точно сговорившись, дружно пилили свое «скррып–скррап, скррып–скррап», ни на миг не останавливаясь, так что к рассвету хоббиты почувствовали, что попросту звереют.

Следующий, четвертый день пути не принес большого облегчения, а ночь выдалась почти такая же беспокойная. «Скрыпсы», как прозвал их Сэм, остались позади, но мошкара не отставала и по–прежнему тучей стояла над головой.

Фродо лежал без сил, но глаза у него никак не закрывались. И вдруг ему почудилось, что вдали, на востоке, что–то вспыхнуло чуть ли не на полнеба, а потом еще и еще. Так повторилось много раз. К рассвету зарницы никакого отношения иметь не могли — до утра оставалось еще несколько часов.

– Что это за отблески? — спросил Фродо Бродягу, который поднялся и стоял, всматриваясь в ночь.

– Не знаю, — ответил Бродяга. — Слишком далеко, чтобы сказать наверняка. Похоже на молнию, только бьет она вверх, с холмов, а не наоборот, вот что странно!

Хоббит снова лег, но долго еще смотрел на белые вспышки, озарявшие далекое небо, и долго еще маячил на светлом фоне зарниц высокий темный силуэт Бродяги, молча стоявшего на страже. Наконец Фродо забылся беспокойным сном.

На пятый день, пройдя совсем немного, путники выбрались из Болот и оставили опасные топи и заросли камыша позади. Начался пологий подъем. Вдали, на востоке, протянулась линия холмов. Самый высокий стоял немного справа, особняком. Верхушка у него была коническая, слегка приплюснутая.

– Вот и Пасмурная Вершина, — показал туда Бродяга. — Старый Тракт, который мы оставили далеко справа, огибает ее с юга, почти у самого подножья. Мы должны оказаться там завтра около полудня, если пойдем прямо. И лучше бы нам так и поступить.

– Что ты хочешь сказать? — спросил Фродо.

– Я хочу сказать, что никто не знает, что мы там найдем, когда доберемся. Пасмурник стоит у самого Тракта.

– Но ведь мы, кажется, думали повстречать там Гэндальфа?

– Это так, но надежды на это почти нет. Если Гэндальф пойдет этой дорогой, он вполне может обойти Бри стороной и не узнает, что мы предприняли. Но в любом случае мы встретимся, только если нам повезет и мы подойдем туда одновременно. Долго ждать друг друга и нам, и ему небезопасно. Всадники не смогли настичь нас на пустоши, значит, вероятнее всего, они тоже отправятся к Пасмурнику. С его вершины отлично виден почти весь Тракт. Кстати, в здешних местах не оберешься птиц и зверей, которые могут нас оттуда заметить. А птицы бывают всякие. Но кроме них, есть и другие соглядатаи, гораздо опаснее.

Хоббиты посмотрели на дальние холмы с тревогой. Сэм запрокинул голову, изучая блеклое небо, словно опасался увидеть там целую стаю ястребов и орлов — зорких и злобных.

– От твоих слов, Бродяга, всегда такая тоска нападает, что места себе потом не найдешь! — расстроенно сказал он.

– Что же ты советуешь делать? — спросил Фродо.

– Я думаю, — медленно и словно бы не совсем уверенно начал Бродяга, — я думаю, что самое лучшее — это пойти отсюда к холмам, но не прямо к Пасмурнику. Возьмем чуть левее: тогда мы выйдем на тропку, которую я хорошо знаю — она подходит к Пасмурнику с севера и поможет нам на некоторое время скрыться от посторонних глаз. Ну, а там увидим.

До самого вечера, раннего и зябкого, они брели вперед. Земля под ногами стала суше, трав поубавилось. Позади, на Болотах, белели туманы. Монотонно и жалобно кричали какие–то печальные птицы. Наконец круглое красное солнце медленно погрузилось в тень и наступила пустая, мертвая тишина. Хоббитам припомнились ласковые, неяркие закаты, озарявшие окна далекой Котомки…

В конце дня дорогу пересек ручей, сбегавший с холмов и терявшийся в гнилых болотах. Путники пошли вдоль берега и, когда свет стал меркнуть, устроили привал в низкорослом ольшанике, возле воды. На сумеречном небе впереди вырисовывались тусклые, безлесые склоны холмов.

В эту ночь они решили по очереди стоять на страже. Бродяга, как показалось хоббитам, не спал совсем. Луна заметно прибыла, и всю первую половину ночи холмы и долину заливал холодный, серый свет.

С восходом двинулись в путь. За ночь подморозило, и небо голубело бледно, по–зимнему. Хоббиты чувствовали себя свежими и выспавшимися, словно и не приходилось просыпаться среди ночи, чтобы стеречь спящих. Они уже привыкли целый день шагать и обходиться самым скудным рационом, хотя в Заселье всякий сказал бы, что так и ноги недолго протянуть. Пиппин однажды довольно замысловато сострил, что, мол, прежний Фродо — это только половинка нынешнего: так–де он возмужал и вырос за эти дни.

– Чепуха, — сказал Фродо, затягивая пояс. — На самом деле все наоборот: нынешний — половинка прежнего! Если я не прекращу худеть, то и вовсе стану привидением!

– Не надо так говорить! — быстро остановил его Бродяга, и хоббиты удивились его серьезности.

Холмы приближались. Неровной грядою, порой в высоту до тысячи локтей, тянулись они впереди, сходя иногда на нет и открывая путь на восток. Иногда казалось, что вдоль вершин тянутся заросшие травой стены, а в разрывах гряды то там, то здесь отчетливо вырисовываются каменные развалины. Когда стемнело, путники добрались до подножия западных склонов, где и разбили лагерь. Шла ночь на пятое октября; минуло почти шесть суток со дня выхода из Бри.

Утром — впервые с тех пор, как они вышли из Четского Леса, — путешественники наткнулись на тропу. Повернув направо, они пошли по ней. Тропа затейливо петляла, словно старалась по возможности скрыть идущих по ней от любопытных глаз. Откуда ни смотри — с вершины ли, снизу ли, — ни за что не приметишь! Тропа то ныряла в овраги, то вплотную прижималась к склонам, выбирая какие покруче, а если приходилось, хочешь не хочешь, выйти на открытое место — по обе стороны обязательно вырастали крупные валуны и тесаные обломки скал, скрывавшие случайного пешехода не хуже доброй изгороди.

– Интересно, кто проложил эту тропу и, главное, зачем? — подивился Мерри, когда они шли по одному из таких коридоров. Камни здесь были особенно крупными и стояли вплотную друг к другу. — Что–то мне тут не очень нравится. Жутковато, я бы сказал. Навьями отдает. На Пасмурной Вершине есть могильник?

– Нет. Ни там, ни на соседних холмах никаких могил нет, — ответил Бродяга. — Люди Запада здесь не жили — просто в последние годы перед падением Северного Королевства им приходилось оборонять эти холмы от зла, которое угрожало из Ангмара. Тропу эту они проложили, чтобы обеспечить незаметный подход к укреплениям на вершинах. Но еще задолго до того Северные Короли построили на Пасмурнике высокую сторожевую башню и нарекли ее Амон Сул. Впоследствии она была сожжена и разрушена, да так, что осталось только разбитое каменное кольцо наподобие короны, венчающей чело старой горы. Но когда–то эта башня была высокой и прекрасной. Говорят, в дни Последнего Союза сам Элендил стоял на этой башне, глядя на запад в ожидании Гил–галада…

Хоббиты смотрели на Бродягу во все глаза. Выходит, он разбирается в древних легендах не хуже, чем в тайных тропах через дикие пустоши?!

– А кто это — Гил–галад? — спросил Мерри.

Но Бродяга не ответил — он погрузился в свои думы. И вдруг кто–то тихо продекламировал: