– Погасите! Погасите! — закричал Мерри. — Оно перекусит меня надвое, если вы не погасите огня! Оно само сказало!

– Кто сказал? Что ты такое говоришь? — бросился Фродо туда, откуда доносился голос.

– Огонь! Погасите огонь! — взмолился Мерри.

Ветви ивы начали яростно раскачиваться. Послышался как бы нарастающий шум ветра[120]; всколыхнулись кроны соседних деревьев, потом дальних — словно кто–то бросил камень в мирно дремлющий омут, и по Лесу побежали круги гнева. Сэм пнул костерок и затоптал угольки. Фродо, сам уже не зная, что делает и зачем, кинулся вперед по тропинке с криком: «Помогите! Помогите!» Собственный голос казался ему комариным писком — ветер в ивах срывал слова с губ, и они сразу же тонули в грозном шуме листвы. Фродо впал в отчаяние и окончательно потерял голову.

И вдруг он остановился. Кто–то ответил ему — сзади из Леса, оттуда, где тропа уходила в чащу. Фродо обернулся, прислушался — и вскоре сомнений у него не осталось: в Лесу звучала песня! Веселый басовитый голос беспечно и радостно разносился по Лесу, громко распевая какую–то околесицу:

Что это — новая неизвестная опасность или спасение? Фродо и Сэм замерли не дыша. Но поток бессвязной чепухи (или это только поначалу показалось, что чепухи?) внезапно превратился в звонкую, громкую, настоящую песню:

Фродо и Сэм стояли как зачарованные. Ветер дунул последний раз — и стих. Листья снова молча повисли на замерших ветвях. Песня зазвучала громче — и вдруг, подскакивая и приплясывая, над камышами появилась видавшая виды мятая шляпа с высокой тульей и длинным голубым пером[122], заткнутым за ленту. Шляпа еще разок подпрыгнула, вильнула — и на тропе показался человек… или человек только с виду. По крайней мере, для хоббита он был явно великоват и тяжеловат, хотя на Большого, пожалуй, все же не тянул. Зато шум он поднял такой, что хватило бы на двух Больших: вовсю топал толстыми ногами в огромных желтых башмаках и мял траву и камыши, как корова по дороге на водопой. На нем был синий балахон. Длинная каштановая борода доходила до пояса. Яркие синие глаза, лицо, похожее на спелое румяное яблоко, прорезанное сотней веселых морщинок… В руках неизвестный держал широкий лист, где, как на блюде, покоился ворох белых кувшинок.

– Помогите! — закричали Фродо и Сэм, бросаясь к нему с протянутыми руками.

– Тише, тише! Стойте здесь! — воскликнул незнакомец, поднимая ладонь, и хоббиты замерли на месте, словно кто–то внезапно превратил их в столбики. — Ишь как разлетелись! Что кузнечные мехи, оба распыхтелись! Знаете меня? Так знайте: я — Том Бомбадил. Рассказывайте, что там у вас случилось? Том сегодня торопится. Не поломайте моих кувшинок!

– Моих друзей защемила Старая Ива! — воскликнул Фродо, задыхаясь.

– Господина Мерри зажало в дупле! — подхватил Сэм.

– Что?! — подпрыгнул Том Бомбадил. — Старуха Ива? Только и всего–то? Ну, этому горю пособить несложно. Знаю я, чем ее пронять. Ну, старая карга! Да я ей все печенки заморожу, если опять баловать вздумает. Вот запою ей корни, будет знать! Такой ветер подниму — не то что листьев, ветвей недосчитается! Ох уж мне эта Старая Ива!

Он бережно опустил на траву кувшинки и поспешил к Иве. Из дупла торчали только пятки Мерри — дерево успело втянуть беднягу еще глубже. Том приложил рот к дуплу и что–то запел вполголоса. Слов хоббиты разобрать не смогли, но Мерри явно приободрился и задрыгал ногами. Том отскочил в сторону, отломил одну из веток и ударил ею по стволу.

– Ну–ка, Старая Карга, выпускай добычу! И о чем только ты думаешь, голуба? Ты должна спать — и все! Вкапывайся глубже! Ешь землю! Пей воду! Спи крепче! Слушай Бомбадила!

Он ухватил Мерри за ноги, дернул — и рывком вытащил из внезапно раскрывшегося дупла.

Раздался оглушительный треск. Ствол расселся, и Пиппин вылетел на траву, словно ему дали хорошего тычка. Оба дупла, громко щелкнув, закрылись. Дерево содрогнулось от корней до верхушки — и наступила полная тишина.

– Спасибо! — один за другим пролепетали хоббиты.

Бомбадил покатился со смеху.

– Ладно, ладно, дружочки! — воскликнул он, отсмеявшись и заглядывая каждому в лицо, для чего ему пришлось наклониться. — Сегодня вы пойдете ко мне домой! Стол уже накрыт — желтые сливки, медовые соты, белый хлеб, масло! И Златовика дожидается. Ужин долгий — хватит времени на расспросы. Спешите за мной, да поторапливайтесь!

С этими словами он поднял свои кувшинки, махнул рукой, приглашая следовать за ним, и, приплясывая, поскакал вперед по тропе, распевая какую–то несусветицу.

Донельзя удивленные, не до конца еще веря в спасение, хоббиты не нашли, что сказать, и молча поспешили за Томом. Но угнаться за ним было непросто. Вскоре чудесный избавитель скрылся за камышами, а песня стала отдаляться и затихать — и вдруг голос долетел с удвоенной силой:

Песня оборвалась. Почти сразу же позади, за деревьями, скрылось и солнце. Хоббитам вспомнился Брендивин в косых вечерних лучах, окошки родного Бэкбери, где в этот час зажигаются сотни огоньков… На тропу легли исполинские тени. Кривые стволы и темные ветви угрожающе нависли над тропой. От реки пополз белый туман, курясь тонкими завитками над водой, запутываясь в корнях прибрежных деревьев. От земли поднимался, смешиваясь с густеющими сумерками, таинственный пар.

Вскоре тропу стало едва видно в темноте, и хоббиты помаленьку выбились из сил. Ноги словно свинцом налились. Странные звуки доносились из кустов и камышей, как будто там таился кто–то невидимый; а когда друзьям случалось глянуть вверх, на постепенно бледневшее небо, то видно было, что с высокого берега, ухмыляясь, пялятся вниз корявые, перекошенные рожи[123]. Хоббитам начинало казаться, что Леса не существует, что они просто видят какой–то зловещий сон и пробуждение не наступит никогда.

Ноги уже почти не слушались их, когда тропа заметно пошла вверх. Река вдруг зажурчала, и в темноте мелькнула белая пена порога. Деревья внезапно кончились, остался позади и туман. Друзья вышли из Леса и оказались среди привольно колышущихся трав. Речка превратилась в быстрый ручеек, который, поблескивая в лучах звезд, высыпавших на небосвод, весело бежал по камням навстречу.