Он помнил только, что они все время мчались с невероятной скоростью, нигде не останавливаясь. Наконец на рассвете вдали блеснула бледная золотая искра, и вскоре путников встретил безмолвный город с большим опустелым дворцом на холме. Едва успели они укрыться в стенах дворца, как снова скользнула над землей крылатая тень, и люди в страхе упали на землю. Но Гэндальф сказал Пиппину несколько негромких слов, успокоил его, и хоббит уснул в уголке, свернувшись калачиком. Спал он, несмотря на усталость, беспокойно: до него смутно доносились голоса входивших и выходивших, приказы, которые отдавал Гэндальф… И снова бесконечная ночная скачка… Это была вторая, нет, третья ночь после того, как он заглянул в Камень… Вспомнив о Камне, Пиппин проснулся окончательно. По спине у него прошел озноб, и ветер угрожающе завыл на разные голоса.

По небу постепенно растекался желтый свет, будто за темными заградами полыхал небывалый огонь. Пиппин вздрогнул и зарылся в складки плаща, — на миг ему стало жутко: что это за страшная страна, куда Гэндальф везет его? Но, протерев глаза, он понял, что ничего страшного нет, — просто над тучами, затянувшими небо на востоке, поднималась луна, теперь уже почти полная. Это означало, что рассвет еще ох как нескоро и впереди еще много часов темной дороги.

Он пошевелился и спросил:

– Мы где, Гэндальф?

– В королевстве Гондор, — отозвался волшебник. — Пересекаем Анориэн.

Они снова смолкли. И вдруг Пиппин вскрикнул, крепче ухватившись за плащ Гэндальфа:

– Смотри! Огонь, красный огонь! Тут что — драконы живут? Смотри! Еще один!

Вместо ответа Гэндальф крикнул коню:

– Скачи, Скадуфакс! Нам надо спешить. Времени в обрез! Гляди! Зажглись сигнальные костры! Началась война! Гондор зовет на помощь. Гляди! Видишь костры на Амон Дине[482] и Эйленахе[483]? А там, дальше, на западе, зажглись Нардол, Эрелас, Мин–Риммон, Каленхад и Халифириэн[484], что на границе с Роханом!

Но Скадуфакс внезапно перешел на шаг, поднял голову и заржал. Из темноты донеслось ответное ржание. Послышался топот копыт. Трое всадников, словно летучие призраки, освещенные луной, пронеслись мимо, на запад, и скрылись. Только тогда Скадуфакс вновь ринулся вперед и помчался — да так, что ночь вокруг превратилась в сплошной ревущий ураган. Пиппина снова тянуло в сон, и он краем уха слушал Гэндальфа, рассказывавшего о гондорских обычаях и о том, как Властитель Города построил на вершинах окрестных гор, вдоль обеих границ, огненные маяки, отдав повеление всегда держать близ этих маяков свежих лошадей, готовых нести гондорских гонцов на север, в Рохан, и на юг, к Белфаласу.

– Никто и не упомнит, когда в последний раз зажигались на Севере сигнальные костры, — говорил Гэндальф. — Видишь ли, в древние времена гондорцы владели Семью Камнями, и маяки были не нужны.

Пиппин тревожно дернулся.

– Поспи лучше еще, и не бойся! Ты направляешься не в Мордор, как Фродо, а в Минас Тирит, где будешь в безопасности — насколько это возможно в наши дни. Если Гондор падет или Кольцо захватит Враг — укрыться нельзя будет и в Заселье.

– Утешил, нечего сказать! — вздохнул Пиппин.

Но дремота все же взяла верх над беспокойством, и последним, что он увидел, прежде чем провалиться в сон, были вершины Белых Гор, плавучими островами мерцающие над морем облаков, озаренные светом клонившейся к западу луны. Пиппин подумал о Фродо. Знать бы, где он теперь! Добрался ли до Мордора? Жив ли? Он не знал, что Фродо смотрит сейчас из дальнего далека на ту же луну, плывущую в этот предрассветный час над Гондором.

Когда Пиппин проснулся, вокруг слышны были незнакомые голоса. Пролетел еще один день, проведенный в укрытии, и еще одна ночь в дороге. Стояли утренние сумерки, близился холодный рассвет. Вокруг повис промозглый серый туман. От взмыленного Скадуфакса шел пар, но конь стоял, гордо изогнув шею, и не выказывал никаких признаков усталости. Вокруг столпились высокие люди, закутанные в теплые плащи, а за ними маячила в тумане каменная стена. В нескольких местах она казалась разрушенной, но, несмотря на раннюю пору, из тумана слышался стук молотков, шуршание мастерков и скрип колес. Там и сям виднелись мутные пятна огней — это горели фонари и факелы. Гэндальф что–то отвечал тем, кто преградил ему дорогу. Прислушавшись, Пиппин понял, что разговор идет о нем.

– Тебя, Митрандир, мы знаем, — говорил Гэндальфу старший. — Ты назвал пароль Семи Врат и можешь ехать свободно. Но спутника твоего мы видим впервые. Кто он такой? Должно быть, гном из северных гор? Нынче время тревожное, и мы не принимаем чужаков. Исключение можно было бы сделать только для какого–нибудь мужественного воина, в чьей дружбе и помощи мы уверены.

– Я поручусь за него перед престолом Дэнетора, — отвечал Гэндальф. — Что же касается мужества, то его измеряют не ростом и не статью. Мой спутник оставил за спиной больше битв и опасностей, чем ты, Ингольд[485], хотя ты вдвое выше его. Он только что принял участие в штурме Исенгарда. Мы несем вам вести оттуда. Не будь он так утомлен, я разбудил бы его. Имя моего спутника — Перегрин, и он муж весьма доблестный.

– Муж? Но он, кажется, не человек?.. — с сомнением протянул Ингольд.

Послышались смешки.

– Человек?! — возмутился Пиппин, окончательно проснувшись. — Никакой я вам не человек — еще чего! Я — хоббит, а насчет доблести… так из меня такой же вояка, какой человек, и сражаться я не умею — разве что совсем к стенке припрут. Смотрите в оба, не то Гэндальф вас совсем заморочит!

– Многие великие воины на твоем месте сказали бы так же, — уважительно молвил Ингольд. — Но что значит «хоббит»?

– Хоббит — значит невеличек, — сказал Гэндальф и, заметив, как изменились при этом слове лица людей, добавил: — Мой друг не тот невеличек, о котором говорит пророчество, но племени он того же.

– С тем невеличком, о котором пророчество, мы вместе странствовали, — пояснил Пиппин. — И еще с нами был ваш знакомый, Боромир. Он спас меня в северных снегах, а потом защищал от целой армии врагов и был убит.

– Тише! — остановил его Гэндальф. — Эту печальную новость дóлжно прежде сообщить отцу.

– В Минас Тирите догадывались о смерти Боромира, — печально вздохнул Ингольд. — До нас дошли странные вести… Однако добро же! Проезжайте, только скорее. Повелитель Минас Тирита непременно захочет выслушать того, кто последним видел его сына, — неважно, человек это или…

– Хоббит, — подсказал Пиппин. — Я, правда, не знаю, чем я могу помочь вашему Повелителю, но сделаю все, что в моих силах, — в память о Боромире Храбром.

– Прощайте! — воскликнул Ингольд.

Воины расступились перед Скадуфаксом, и тот направился к узким воротам, прорезанным в стене.

– Поддержи Дэнетора добрым советом, Митрандир, ибо он в этом нуждается, да и мы все тоже, — крикнул вслед начальник гарнизона. — Правда, сказывают, что ты приносишь вести только грозные и печальные!

– Это потому, что я прихожу редко и только тогда, когда есть нужда в моей помощи, — ответил Гэндальф, обернувшись. — Вот вам, кстати, и мой совет. Поздно уже чинить стены Пеленнора! Мужество будет теперь для вас единственной надежной защитой — мужество и надежда, которую я вам возвещаю, ибо не только плохие вести принес я на этот раз. Оставьте мастерки! Точите свои мечи![486]

– Работа будет закончена уже к вечеру, — возразил Ингольд. — Это последний участок, да и тот не главный, ибо за ним — земли наших друзей, роханцев. Здесь вряд ли будут бои. Но известно ли тебе что–нибудь о роханцах? Откликнутся ли они на наш призыв? Как тебе мнится?

– Роханцы придут, не сомневайтесь в этом. Но в последнее время им пришлось сражаться во многих битвах, да и дорога в Гондор небезопасна. Как, впрочем, и все дороги сегодня. Будьте бдительны! Если бы не Гэндальф, Провозвестник Бури, на вас вместо роханских всадников уже катилась бы через Анориэн волна вражьих полчищ. Впрочем, все еще впереди. Прощайте! Не предавайтесь дреме!