– Здесь кто–то есть! Не хоббит, кто–то другой!
Он повернулся назад. В его выпученных глазах вспыхнул зеленый огонь.
– Хозяин лжет! Злой хозяин! Обманул Смеагола!
Он плюнул на Фродо и протянул к нему длинные руки с бледными шевелящимися пальцами.
В этот миг за спиной у Голлума выросла черная тень — Анборн — и кинулась на него. На шею злосчастному рыболову легла сильная рука и пригнула его вниз. Голлум извернулся, мокрый и скользкий, словно угорь, и попытался вырваться, по–кошачьи царапаясь и кусаясь. Из мрака выскочило еще двое людей.
– А ну–ка, стоять! — приказал один из них. — Иначе мы утыкаем тебя стрелами, да так, что превратишься в ежа!
Голлум сразу обмяк, заскулил и захныкал. Люди ловко и бесцеремонно связали его.
– Не так туго! — суетился вокруг Фродо. — Он вам не ровня, где ему до вас! Не причиняйте ему боли, если можете! Он сразу успокоится. Смеагол! Тебе не будут делать больно. Я пойду с тобой. Ничего страшного с тобой не случится. Если только они меня самого не убьют. Верь своему хозяину и все будет хорошо!
Голлум обернулся и плюнул в него. Тут люди подняли незадачливого рыболова, накинули ему на голову мешок и понесли. Фродо побрел следом, чувствуя себя последним подлецом. Воины прошли прежним путем — кусты, вход в пещеру, вниз, вверх — и наконец все очутились в каменном зале, где уже горели два или три факела. Сэм встретил Фродо на пороге, поглядел на мешок, на воинов и спросил понимающе:
– Поймали?
– Да. То есть поймали, но без меня. Он пошел ко мне сам, потому что поверил моим словам. Я не хотел, чтобы его связывали, да еще так грубо. Надеюсь, все кончится хорошо. Только не по мне все это.
– Мне это тоже не нравится, — вздохнул Сэм. — Но там, где замешан этот мазурик, все всегда шиворот–навыворот.
Тут к ним подошел один из воинов и позвал их в нишу, к Фарамиру. Фарамир сидел на прежнем месте; светильник, прикрепленный у него над головой, вновь был зажжен. Командир указал хоббитам на табуреты.
– Вина для гостей, — приказал он. — Пленного ко мне.
Подали вино, явился Анборн с Голлумом на руках. Он открыл пленнику лицо, поставил Голлума на землю и встал чуть позади, придерживая того за плечи. Тот стоял, моргая и пряча злобный взгляд под бледными, тяжелыми веками. Выглядел он жалко. С пальцев у него капала вода, изо рта несло рыбой (одну он все еще сжимал в кулаке). Редкие пряди волос свисали с костистого лба, как подсохшие водоросли. Из носу у него текло.
– Развяжите нас! Развяжите! — потребовал он. — Нам больно от веревки, да, больно, а мы не сделали ничего плохого!
– Ничего плохого? — переспросил Фарамир, пристально глядя на стоявшее перед ним жалкое существо. Лицо Командира оставалось бесстрастным — ни гнева, ни жалости, ни удивления. — Ты уверен? Неужели ты никогда не сделал ничего, за что тебя следовало бы связать или наказать еще более сурово? Впрочем, об этом, по счастью, судить не мне. Но оттуда, где ты пойман сегодня ночью, живыми не уходят. Рыба из этого пруда стоит дорого.
Голлум уронил рыбу.
– Не хотим рыбы, — сказал он.
– Платить придется не за саму рыбу, — сказал Фарамир. — Кара настигает тех, кто имел дерзость проникнуть сюда и увидеть запретное озеро. Я пощадил тебя только из–за Фродо, так как он утверждает, что ему, по крайней мере, ты сделал добро. Но ты должен оправдаться и передо мной. Как твое имя? Откуда ты? Куда держишь путь? Чего ищешь?
– Мы заблудились, — ответил Голлум. — Заблудились. У нас нет имени. Ничего мы не ищем. Сокровища тоже нет. Ничего нет. Кругом пусто. Пусто и голодно. Мы очень голодны, да, да. За парочку рыбок, за пару скверных, мелких, костлявых рыбок они грозят смертью голодному, несчастному путнику. Они мудры, они справедливы, очень справедливы. О да!
– Может, мудрости нам и недостает, — молвил Фарамир. — Но, в меру нашей скромной мудрости, справедливость мы чтим. Развяжи его, Фродо!
Фарамир достал из–за пояса маленький нож и протянул его хоббиту. Голлум, неправильно поняв этот жест, взвизгнул и рухнул наземь.
– Ну, ну, что ты, Смеагол! — воскликнул Фродо. — Доверься мне. Я тебя не брошу. Говори правду. От этого тебе будет только лучше.
Он перерезал веревку на запястьях и лодыжках Голлума и помог ему встать.
– Подойди сюда! — велел Фарамир. — Смотри прямо на меня! Ведомо ли тебе название этого места? Ты бывал здесь раньше?
Голлум медленно приподнял голову и против воли взглянул на Фарамира. Блеск в его глазах потух. Бесцветные, мутные, они подслеповато уставились в твердые, ясные очи гондорского воина. Фарамир не отводил взгляда. Наступила тишина. Наконец Голлум опустил голову, сгорбился, съежился и сел на пол, дрожа с головы до ног.
– Мы ничего не знаем и знать не хотим! Никогда здесь не были! Никогда сюда не вернемся!
– В душе твоей много запертых на замок дверей и закрытых окон, а за ними — темные, темные каморки, — проговорил Фарамир. — Но, кажется, на мой вопрос ты ответил искренне. Тем лучше для тебя. Чем ты можешь поклясться, что никогда сюда не вернешься и никогда ни словом, ни знаком ни одному живому существу не укажешь пути сюда?
– Хозяин знает, — ответил Голлум, искоса глянув на Фродо. — Да, да, знает. Мы поклянемся хозяину, если он нам поможет. Мы поклянемся Сокровищу, да, да!
Он подполз к ногам Фродо и заскулил:
– Спаси нас, добрый, добрый хозяин! Смеагол честно клянется, клянется Сокровищу. Он никогда, никогда больше сюда не придет! Он ничего не расскажет, нет, Сокровище мое! Нет! Никогда!
– Ты удовлетворен этой клятвой, Фродо? — спросил Фарамир.
– Вполне, — сказал Фродо. — Другой не будет, так что либо прими ее, либо поступай по закону. Большего ты не добьешься. Но я обещал ему, что, если он подойдет ко мне, с ним ничего плохого не случится. Я не хочу обмануть его доверие.
Фарамир на мгновение задумался.
– Что ж, хорошо, — сказал он наконец. — Предаю тебя на волю твоего господина Фродо, сына Дрого. Пусть упомянутый Фродо объявит, как он намерен поступить с тобою.
– Скажи сначала, о достойный Фарамир, как ты сам поступишь с упомянутым Фродо! — отозвался хоббит с поклоном. — Пока ты не примешь окончательного решения, Фродо не может строить планов ни за себя, ни за своих спутников. Ты назначил вынесение приговора на утро, но рассвет уже близок…
– В таком случае объявляю свой суд, — молвил Фарамир. — Что до тебя, Фродо, то властью, мне данной, я дарую тебе свободу в пределах древних границ Гондора. Иди куда захочешь — за единственным исключением: ни ты, ни кто–либо из твоих спутников не должны являться в то место, где стоите сейчас, без особого приглашения. Привилегии эти даются тебе ровно на один год и один день, после чего ты их лишаешься; возобновить их ты сможешь, только если до истечения названного срока прибудешь в Минас Тирит, пред лицо Правителя и Наместника. Тогда я смогу предстательствовать за тебя и просить о подтверждении твоих прав, дабы сделать их пожизненными. До тех пор любой, кого ты возьмешь под свою опеку, может рассчитывать на мое покровительство, и щит Гондора будет ему охраной. Получил ли ты ответ на свой вопрос?
Фродо поклонился до земли:
– Получил, господин мой, и готов служить тебе, если только служба моя имеет какую–либо ценность в глазах столь высокородного и доблестного властителя.
– Она поистине неоценима, — ответил Фарамир. — А теперь отвечай: берешь ли ты под свою опеку это существо, носящее имя Смеагол?
– Да, я беру вышеназванного Смеагола под свою опеку, — подтвердил Фродо.
Сэм шумно вздохнул. Не потому, конечно, что ему наскучил долгий обмен любезностями; Сэм, как и всякий хоббит, одобрял такого рода церемонии. По правде сказать, в Заселье подобная беседа потребовала бы втрое больше слов, поклонов и расшаркиваний.
– Теперь я обращаюсь к тебе, — сказал Фарамир Голлуму. — Над тобой тяготеет смертный приговор, но, пока ты будешь сопровождать Фродо, можешь ничего не опасаться. Если же гондорцы обнаружат тебя в наших землях без Фродо, приговор будет приведен в исполнение. И да не замедлит смерть отыскать тебя, будь то в Гондоре или за его пределами, если ты погрешишь против своего хозяина! А теперь отвечай мне: куда ты собираешься идти? Фродо говорит, что ты был его проводником. Куда ты вел его?