Направо тянулись равнины, такие же безлесные, но покрытые зелеными пятнами травы; иногда берег исчезал в зарослях высоких тростников, и маленькие лодочки, проплывая, шуршали боками о качающиеся стебли. Темные сухие метелки колыхались на холодном ветру, тихо и печально перешептываясь. Когда стена тростников редела, Фродо успевал увидеть за ней убегающие вдаль луга, а за ними — холмы в закатном свете, отороченные темной линией последних отрогов Туманных Гор.

На берегах не видно было ни одной живой твари, кроме птиц; зато птиц здесь водилось множество. В тростниках без конца посвистывали и щебетали мелкие птахи, которых, впрочем, редко удавалось увидеть. Раз или два путешественники слышали шум и плеск лебединых крыльев и, подняв головы, замечали в небе летящую клином стаю.

– Лебеди! — воскликнул Сэм, когда это случилось впервые. — И большущие какие!

– Лебеди, — подтвердил Арагорн. — Только черные.

– Какая огромная, пустая и мрачная страна! — вздохнул Фродо. — Я всегда думал, что к югу обычно становится все теплее и радостнее, пока зима совсем не кончится…

– Мы еще не так далеко на юге, — возразил Арагорн. — Ведь зима сейчас в разгаре, а море далеко. Весна здесь приходит внезапно, а до тех пор можно ждать и снега. А вот подальше отсюда, в заливе Белфалас, куда впадает Андуин, действительно тепло и радостно — вернее, было бы радостно, если бы не Враг. Но сейчас мы едва в шестидесяти лигах от южных границ Заселья, и до побережья отсюда еще сотни долгих верст. Там, куда ты смотришь, на юго–западе, простираются Роханские луга — там живут Владыки Табунов. Вскоре мы увидим устье Ясного Лима[303] — реки, текущей из Фангорна. По этой реке как раз и проходит северная граница Рохана. В прежние времена народу Рохирримов принадлежали все земли от Ясного Лима до Белых Гор. Это щедрая, богатая земля. Здешним пастбищам нет равных в Средьземелье. Но в наши темные дни люди перестали селиться у берегов Реки. Они избегают даже приближаться к ней. От берега до берега далеко, но орочьи стрелы летят еще дальше, а в последнее время, по слухам, орки так осмелели, что переправляются через реку и угоняют целые табуны.

Сэм беспокойно огляделся по сторонам. Раньше он страшился деревьев — ему казалось, что за каждым стволом скрываются опасности и отовсюду смотрят недобрые глаза; теперь он от души пожелал, чтобы по берегам снова вырос лес. Он почувствовал, что Отряд слишком открыт недружелюбным взглядам, слишком беспомощен: какой защиты можно искать у этих голых земель, когда плывешь в крошечной лодочке по реке, ставшей линией фронта?

В последующие день или два, по мере того как они плыли все дальше на юг, опасность стали ощущать все. Решено было взяться за весла и поспешить. Берега скользили мимо. Вскоре Андуин стал шире и мельче; слева потянулись длинные каменистые отмели, стали попадаться перекаты; требовалось искусно управляться с веслами, чтобы обходить мели. Бурые Увалы сменились плоской, бесцветной равниной, над которой свистел холодный восточный ветер. Поля на правом берегу взбугрились, уступив место сухотравью и кочковатым болотам. Фродо зяб и вспоминал Лотлориэн — поляны и ключи, ясное солнце и ласковые дожди эльфийского заповедного леса. В лодках почти не слышно было разговоров, никто не смеялся. Каждый погрузился в свои собственные думы.

Леголас уносился душой на север, в буковые леса, под летние звезды; Гимли мысленно перебирал в руках золотые слитки и прикидывал, уместно ли будет сделать ларец для драгоценного дара из золота; Мерри и Пиппин в средней лодке чувствовали себя неловко — Боромир беспрестанно бормотал что–то и кусал ногти, словно его грызла какая–то неотступная мысль или сомнение. Иногда он хватался за весла и подгребал поближе к Арагорну. Тогда Пиппин, сидевший на носу, замечал в глазах гондорца странный блеск — особенно когда Боромир смотрел на Фродо. Что касается Сэма, то он давно составил о лодках окончательное мнение. Теперь он признавал, что они, пожалуй, не так опасны, как приучили его думать с юных лет, но зато гораздо неудобнее, чем он — даже он! — мог себе представить. Хоббит сидел скорчившись, с несчастным видом, не имея другого занятия, кроме как глазеть на ползущие мимо зимние земли да на серую воду по обе стороны лодки. Ему не доверяли даже весел, когда приходилось грести.

Кончился четвертый день. Сэм, как и прежде, сидел, уставившись на воду поверх склоненных голов Фродо и Арагорна; он клевал носом и не мог дождаться, когда же наконец объявят привал и можно будет встать ногами на твердую землю. Неожиданно в воде что–то мелькнуло; сначала он отнесся к этому безразлично, но вдруг подпрыгнул и стал протирать глаза. Впрочем, сколько он их ни тер, увидеть больше ничего не удалось.

На ночь расположились на маленьком островке недалеко от западного берега. Сэм, завернувшись в одеяла, лег рядом с Фродо.

– Мне сегодня такой смешной сон привиделся, господин Фродо, — зашептал Сэм. — Часа за два до того, как мы остановились. А может, это был и не сон вовсе? Но все равно — смешной.

– И что ты увидел? — спросил Фродо, по опыту зная, что Сэм не успокоится, пока всего не выскажет, что бы это ни было. — Расскажи, а то я с самого Лотлориэна не улыбался.

– На самом деле, смешной — не смешной, а вот чудной — это точно. А если это был не сон, то дело неладно. Уж вы послушайте. Одним словом, я видел бревно с глазами!

– Насчет бревна — охотно верю, — усмехнулся Фродо. — Бревен тут предостаточно. А глаза — это ты загнул.

– Так вот нет же, — обиделся Сэм. — Из–за них–то я и подскочил, из–за глаз этих. Сижу, гляжу: плывет бревно. Прямо за лодкой Гимли. Ну, думаю, и пусть себе! Вдруг смотрю — оно догоняет. Мы ведь плыли по течению, и мы, и оно, с чего бы это ему нас догонять? И вдруг вижу — глаза! Бледные такие, и светятся. На ближнем конце. И вообще, не бревно это было: у него лапы, вроде как у лебедя, только больше, и знай загребает! Тут я сел и давай глаза тереть, чтобы проснуться. Думаю, если оно еще здесь — закричу. Что бы это ни было, а оно к нам подбиралось и плыло уже почти рядом с Гимли. Но то ли эти фонари заметили, что я на них пялюсь, то ли я просто вконец проснулся — короче, глаз уже не было. Мне показалось, будто что–то темное нырнуло в тень у берега, но я видел это только краешком глаза. И все. «Опять спишь, Сэм Гэмги!» — сказал я себе. Тем дело и кончилось. Но с тех пор я все думаю и теперь не уверен, что это был сон. Что вы скажете на это, господин Фродо?

– Сказал бы, что ничего не было, только бревно, сумерки да твоя сонная голова, Сэм, — ответил Фродо. — Сказал бы, если бы сам не видел раньше этих глаз. Но я их видел — на севере, когда мы шли в Лориэн. И еще я видел какое–то странное существо с такими же глазами — оно ползло на флет, когда мы ночевали у Нимродэли. Халдир тоже его заметил. А помнишь, что рассказывали эльфы, которые гнались за орочьим отрядом?

– А, — отозвался Сэм. — Еще бы. Я много чего помню. Не нравится мне об этом думать, но если все сопоставить, да еще вспомнить истории господина Бильбо, то получается, что я догадываюсь, как величают эту тварь. Имечко, надо сказать, скверное. Голлум! Вдруг это он?

– Вот именно. Этого я и боюсь в последнее время, — признался Фродо. — С той самой ночи на флете. Подозреваю, что он рыскал по Мории и напал там на наш след. Я надеялся, что, пока мы в Лориэне, он нас потеряет. Но эта разнесчастная тварь, видимо, сидела в лесу у Серебряной и дожидалась.

– Точно, — сказал Сэм. — Нам надо смотреть в оба, а то однажды ночью проснемся — а его мерзкие пальцы уже у нас на горле. Если вообще проснемся. Вот к чему я веду! Бродягу и остальных сегодня беспокоить не стоит. Я посторожу. Завтра отосплюсь. Я ведь в лодке вроде мешка, толку от меня все равно никакого.

– Довольно глазастый мешок, однако! — рассмеялся Фродо. — Посторожи, я согласен. Но только с условием, что в середине ночи ты меня разбудишь — я имею в виду, если до тех пор все будет спокойно.