– Райн, – произнесла Челси, коснувшись его плеча. – Я тоже расстроена. Но Эшли будет только хуже от твоих криков и угроз.
– Черт побери, Челси! Посмотри, что этот сукин сын сделал!
– И все-таки, пожалуйста, сделай, как просит Эшли.
Райн снова повернулся к дочери и спросил:
– Это все?
– Со Скоттом покончено. Я обещаю это! Я ни за что не встречусь с ним вновь.
Райн угрюмо покачал головой:
– Ты слишком много раз меня обманывала. Я, видел, как, несмотря на мой запрет, ты уходила из дома. Ты пропускала школу, чтобы встречаться с этим подонком. А ведь я тебе говорил, что он с первого взгляда мне не понравился! – Райн снова начал заводиться, но, взглянув вдруг на плачущую Эшли, остановился. – В общем, что было, то было. Но впредь постарайся забыть об этих подонках как можно быстрее. Если ты будешь продолжать с ними встречаться, я подам на них в суд! Это понятно?
– Да.
– И смотри мне, больше никаких прогулов, никаких панковских нарядов!
– Хорошо, – кротко произнесла Эшли.
Райн обнял ее и почувствовал, как она ответила тем же.
– Без тебя моя жизнь потеряла бы всякий смысл. – Его голос был глухим и тихим.
Челси счастливо улыбнулась, глядя на них.
– Ты расскажешь все маме? – робко спросила Эшли.
– Не знаю. Думаю, что нет.
Через какое-то время Эшли перестала плакать и не много успокоилась.
– Я так виновата, – сказала она. – Мне и в голову не приходило, что со мной могло такое случиться. Если мама узнает об этом, она никогда не простит меня.
Потрепав дочку по голове, Райн сел за руль и, заведя машину, выехал со стоянки. Он не был согласен с Эшли по поводу реакции Карен. Райн был уверен, что та в лучшем случае просто примет информацию к сведению.
Следующая неделя прошла без каких-либо происшествий. Если даже Карен и заметила перемены в поведении Эшли, то она ничего не сказала. Мир, в котором она жила, вращался вокруг нее. Райн тяготился их семейной жизнью, но никуда не уходил, поскольку Эшли держала свое обещание.
Но как-то ночью Райн вдруг понял, что больше не может так жить. Он попытался представить себе Карен в постели рядом с собой, и его передернуло от отвращения – она была омерзительна ему не только как человек, но и как женщина. Незаметно для самого себя Райн перестал хотеть близости с ней. Когда это случилось? Как? Он не знал и не помнил. Он не знал и не помнил даже того, почему она стала его женой.
Карен не раз говорила Райну, что она женила его на себе сама и лишь потому, что хотела досадить подружке. Глупая, злая и мстительная женщина! Она даже не догадывается о том, как сильно он любил и по-прежнему любит Челси.
Все чаще и чаще Райн звонил Челси, приглашая пообедать в каком-нибудь ресторане. Со временем эти встречи стали необходимы ему как воздух, он не мог прожить без них и недели. Только с Челси он чувствовал себя по-настоящему живым.
– Перед выходом мне позвонили по телефону. Догадайся кто. – Челси радостно рассмеялась. – Директор Медоулэйнской галереи! С предложением устроить мою персональную выставку.
– Да что ты говоришь! Это же одна из твоих первых галерей.
– Именно! Я так рада! Ты только подумай, что из этого может получиться!
– Я горжусь тобой. Я всегда знал, что в один прекрасный день ты станешь знаменитой.
Смеясь, Челси кокетливо наклонила головку:
– Ну, разве это не сон?!
– Уверен, что нет.
– Я так возбуждена, что не могу есть, – заказав себе только салат, сказала она. – Они пригласили меня! Теперь надо выбрать работы для показа. Как ты думаешь, мне стоит выставлять картины, написанные еще до Парижа?
– «Река времени» всегда была одной из самых моих любимых картин.
– Ты смог бы вечером после работы помочь мне с этим? Я так взволнована, что не могу думать.
– Да, конечно.
– Спасибо! – Челси облегченно вздохнула. – Как дела у Эшли?
– Вроде все хорошо. Даже Карен заметила, что по вечерам она сидит дома и учится.
– С Карен все в порядке? – спросила Челси, не много погрустнев: ее огорчало нежелание Карен мириться с ней.
– Наверное. Кто знает? Мы разговариваем с ней только тогда, когда ссоримся.
– Я до сих пор не пойму, что между нами произошло, – задумчиво произнесла Челси.
– Одно я знаю точно: понять ее не удавалось никому, – грустно сказал Райн.
– Карен стала похожа на свою мать. От этого все и беды.
– К сожалению, это так… Я никогда бы не женился на Сесилии Бейкер.
– Говорят, что все дочери похожи по характеру на своих матерей.
– Почему все? Ты же другая.
– Я росла не с родителями и поэтому похожа на свою бабушку. Тебе бы она понравилась.
– Если ты на нее похожа, то, конечно же, я любил бы ее всей душой.
После работы Райн поехал к Челси и, не успев подняться по лестнице, увидел, как она открыла ему дверь.
– Я услышала твою машину. Проходи.
На Челси были джинсы, сидевшие на ней, словно вторая кожа, и свитер гранатового цвета. Ее волосы, зачесанные назад, стягивала резинка. Райн был смущен ее красотой.
– Я расставила полотна вдоль дальней стены, – весело сказала она.
Он последовал за ней через всю комнату и подошел к картинам, уже давно ставшим ему родными. Райн приходил сюда намного чаще, чем Карен могла себе представить. Однако дальше просто дружеских визитов дело не шло.
– Мне нравится твой хрустальный шар.
– Картина называется «Мистический сон». Я только на прошлой неделе ее закончила.
– У тебя замечательно получается стекло. Выглядит как настоящее.
В своих новых работах Челси стала использовать технику фотореализма, но с сюрреалистическим сюжетом.
Он нагнулся ближе.
– Мне кажется, в отражении этого шара чье-то лицо.
Челси засмеялась.
– Это я. Решила просто пошутить.
– Думаю, теперь эта картина будет моей самой любимой.
– Лучше посмотри сюда. Как тебе эта работа? «Может быть». Я ее давно написала.
– Я помню, как ты над ней работала. Сейчас мне она больше нравится. Но когда я смотрю на нее, мне становится грустно…
Челси пририсовала одинокую фигуру человека, и от этого картина стала еще печальнее.
– Возникает чувство одиночества, – немного помолчав, добавил Райн.
– Это как раз то, чего я добивалась. Возможно, Менэйр все-таки чему-то меня научил. – Челси стояла и смотрела картины, словно видела их впервые.
Райн ходил вдоль полотен, внимательно вглядываясь в них.
– Замечательно, только вот… – Он пристально посмотрел на Челси. – Неужели тебе так грустно?
– Больше не грустно. Одиноко да, но не грустно. – Она немного подумала и улыбнулась. – Нет, я все-таки счастлива.
– Это звучит неубедительно для меня.
Челси подошла к самому большому своему полотну.
– Я написала эту картину в прошлом месяце и назвала ее «Осень». Что ты думаешь о ней?
– Она прекрасна, – сказал Райн.
Он смотрел на Челси, а не на картину. Их взгляды встретились, и им обоим стало понятно, что они чувству ют сейчас одинаково.
– Наш с тобой радар сегодня активен, – грустно усмехнувшись, заметил Райн.
– После всех этих лет он все еще работает.
Райн подошел к ней и спросил:
– Челси, зачем ты пригласила меня?
– Для того чтобы помочь выбрать картины.
– Ты лучше меня разбираешься в живописи. Тебе не нужна моя помощь.
– Я получила сегодня письмо от Жан-Поля. – Она старалась не смотреть на него. – Он просит меня вернуться в Париж.
Для Райна это было ударом:
– И ты поедешь к нему?
– Я не хочу. – Челси едва заметно нахмурилась.
– «Нет» и «не хочу» не одно и то же.
– Я не знаю, что делать. Он пишет, что Мариетта нашла кого-то и что ему очень стыдно за свое поведение по отношению ко мне.
– Он что, тебя бил? Ты ведь ничего мне не рассказывала.
– В сущности, он не такой уж и плохой.
– Почему я должен тебе верить?
Их взгляды встретились.
– Мне одиноко, Райн. Если я поеду в Париж, то совершу глупость. Я знаю это, но допускаю, что могу и поехать.