– Не слишком часто.

– Ты разозлишься, если я тебе кое-что расскажу сейчас?

Джинни попыталась угадать, что стоит за выражением лица Дианы.

– О плохом времени?

– Да. Когда я болела.

– Давай.

– Я не была больна тогда.

– Я и не думала, что ты болеешь.

– У меня не было фолликулярной ангины.

– Не было.

– Ты знала?

– Да.

– А почему ты ничего не говорила?

– А ты почему?

– Я не могла. Я была в госпитале. Это был… аборт. Тот человек, ты знаешь… американец, и у него была жена. В Лондоне.

Диана замолчала, и на балконе установилась неестественная тишина. Синяя сорока с Формозы давно уже улетела. Даже шелест волн о песок пляжа внизу, казалось, приутих.

Джинни положила руку на ее кисть. Диана вздрогнула. Она сглотнула и подняла голову. Джинни улыбалась.

– Это ужасно. Не правда ли? – В голосе Дианы прозвучало ожидание утвердительного ответа на вопрос.

– Да, это, должно быть, было для тебя ужасно.

– Именно так я себя и чувствовала. Мне казалось, что я грязная. Будто я в чем-то выпачкалась, понимаешь?

– Дорогая, прости меня. И за тебя, и… за все.

Диана сжала руку Джинни, не заметив, что от этого прикосновения лицо матери исказила гримаса боли. Но, когда она подняла взгляд, ее охватил ужас: Джинни скрежетала зубами, голова ее моталась из стороны в сторону, спина выгнулась дугой. Диана вскочила на ноги, не зная, что делать.

– Сиделка! – закричала она. – Сиделка!

Женщина выскочила на балкон, мгновенно оценила ситуацию и исчезла. Диане, снедаемой желанием доставить матери хоть какое-то облегчение, показалось, что прошла вечность, прежде чем сиделка вернулась, держа в руках шприц, суливший забытье.

Наблюдая, как матери делают укол, Диана поняла, что не сможет вынести все это одна. Ее отец и брат здесь, в Гонконге. Она нуждается в них.

Диана вошла в спальню и прямиком направилась к телефону.

Взлетев с аэродрома Анкоридж, пилот взял курс на северо-восток; не успели они пролететь и десяти миль, как Джин Сэнгстер полностью потерял способность ориентироваться в пространстве. Над заснеженными полями Аляски стоял серый, пасмурный день: туманное небо сливалось с белым покрывалом, укутавшим землю, образовалась сплошная пелена без видимых ориентиров. Насколько он был способен представлять, они могли бы лететь и прямо в слившуюся с небом пустыню. Но пилот, казалось, вполне ориентировался в этом белом безмолвии, поскольку спустя пятьдесят минут с момента вылета он положил машину в левый вираж и сбросил скорость над площадкой, напоминавшей импровизированное футбольное поле.

Сэнгстер с интересом посмотрел вниз. На длинной веревке, натянутой в форме большого прямоугольника, болтались флюоресцирующие пластиковые квадратики, делая очертания участка посреди снежного поля более заметными. По прямоугольнику внизу брела цепочка людей, поминутно тыкавших длинными шестами в белый снег под ногами. В углу прямоугольника стоял одинокий разборный домик, из тех, что устанавливают за пару часов. Он занимал примерно пятьдесят квадратных метров площади.

Они приземлились в вихре снежной пыли, поднятом винтами вертолета. Когда пилот выключил двигатель, из домика выскочил человек и побежал им навстречу, обеими руками придерживая капюшон парки.

– Мистер Сэнгстер?

– Да.

– Майор Джеймс Гард, Восемьдесят вторая парашютно-десантная дивизия.

– Силы быстрого развертывания?

– Да. Мы смонтировали эту штуку. Сколько у вас времени?

– Его вообще нет.

– Тогда лучше пойти сразу. Прошу, вот туда.

Двое мужчин сбросили верхнюю одежду и окинули друг друга быстрыми, профессиональными взглядами. Майор был в форме. Он был абсолютно лыс, если не считать пары прядей, сохранившихся за ушами с боков. Лицо его было чисто выбрито, и его голова показалась Сэнгстеру похожей на яйцо. Выражение лица майора говорило о замкнутости и профессиональной скрытности. Сэнгстер почувствовал себя с ним легко и свободно.

– Ваше удостоверение?

Сэнгстер протянул ему документ. Офицер взглянул на фотографию и убедился, что изображение совпадает с оригиналом: шапка густых, слегка поседевших на висках волос; высокий, резко очерченный лоб, пористая кожа; приятная улыбка, позволяющая разглядеть два ряда очень крупных ровных зубов; особых примет нет… Все совпадало, кроме одежды: сейчас на Сэнгстере был легкий костюм жемчужно-серого цвета с галстуком в тон, платочком, торчавшим из нагрудного кармана; скромный кожаный ремень с позолоченной пряжкой и начищенные до блеска коричневые кожаные туфли. Высокий, стройный, широкоплечий Джин Сэнгстер выглядит слишком уж похожим на человека, который служит в органах, решил майор Гард. Он пригласил гостя пройти в главную комнату. Лично он занес бы эту особенность облика Сэнгстера в графу «особые приметы», но тогда ЦРУ пришлось бы отстаивать свой авторитет, доказывая, что у агентов нет ничего примечательного с виду. Сначала Сэнгстеру показалось, что белизна, царившая снаружи, распространяется и на помещение: примерно дюжина лаборантов в белых халатах, резиновых бахилах и шапочках работали, стоя перед белыми столами или перед отдельно стоявшими белыми установками, превышавшими высотой человеческий рост. В дальнем углу группа людей сгрудилась над большим столом. Когда Гард и Сэнгстер приблизились, они выпрямились и повернулись к ним.

– Мистер Сэнгстер, это доктор Вань Тах из ливерморского университета Лоуренса… это мистер Купер из КОМСАТ… и тот джентльмен, который сидит, – это профессор Вильсон из вашего ведомства. А Мистер Сэнгстер, господа, представляет…

– Команду профессора Вильсона. – Сэнгстер улыбнулся, заметив, что все члены группы, кроме профессора Вильсона, обеспокоены его появлением, правда, в разной степени. Он желал, чтобы они успокоились, ибо знал по собственному опыту, что аббревиатура «ЦРУ» вряд ли способна оказать успокаивающее действие.

– Рад, что вы смогли приехать, Сэнгстер. – Это произнес Вильсон.

Профессор сидел с прямой спиной, сцепив руки перед собой на столе. Он говорил с резким акцентом.

Ему могло быть от пятидесяти до ста, хотя Сэнгстер решил, что профессору где-то к семидесяти. Он выглядел худым, но сильным. Кожа на его маленькой голове была коричневатой и блестящей, словно ее недавно покрыли лаком; короткие волосы, облегавшие череп, сохранили свой природный угольно-черный цвет. Человек этот прямо держал голову на тощей шее, упрятанной в старомодный стоячий воротничок. Шея отстояла от ворота сантиметра на четыре. На груди профессора висели, словно медаль, потертые часы оружейного металла на цепочке.

– Но скажите мне, что привело вас сюда?

Сэнгстер широко развел руки в стороны, улыбнувшись, словно хотел сказать: «Вы сами можете догадаться об этом». Очевидно, гость понравился профессору, потому что его строгое худощавое лицо вдруг искривилось в усмешке.

– Хотите прослушать сверхкраткий курс по технологии производства спутников?

– Если вы считаете, что я нуждаюсь в этом…

– Хорошо! Вот эта штука, – профессор вытащил карандаш из внутреннего кармана пиджака и указал им на маленький искореженный кусочек металла, лежавший на столе, – является, вернее, являлась, частью спутника. Частью системы телеметрии, если я не ошибаюсь. До вчерашнего дня эта птичка летала себе и летала там, наверху. – Профессор выпрямил указательный палец правой руки и медленно вытянул руку вверх на всю ее длину. – Потом кто-то сбил ее. Снес ее с орбиты. Это все, что от нее осталось. Кх-м, мистер Сэнгстер, может, нам следует еще кое-что добавить, углубиться, так сказать…

Вильсон откинулся назад с преувеличенно громким вздохом и уставился в потолок, но Купер, невысокий подвижный человек, очевидно всегда стремившийся принимать участие в любом разговоре, игнорировал этот знак неодобрения его вмешательству.

– Мистер Сэнгстер, возможно, вам будет интересно узнать, что большинство телефонных переговоров на дальние расстояния сейчас осуществляется через геосинхронные[1] спутники.