– Аукцион?

– Ну да! Эта бригада приказала провести аукцион. Так как кое у кого в Чаяне есть много денег, – они накопили, – то эти люди купили самые большие участки.

Он хотел было продолжить рассказ, но Кайхуэй прервала его. Линчу любезно выслушал ее, а его незавязанный глаз непроизвольно моргал. Он вновь обратился к Диане:

– Она просит сказать вам, что у нее четырнадцать свиней.

– Ого!

– И еще она просит передать вам, что здесь опасно. Вы должны понять, что вам тут нельзя оставаться. – Он помолчал. – Вам может грозить здесь опасность.

– Опасность? Но… я же из этой семьи! То есть… разве не так?

– Да, и это богатая семья. А вы приехали из-за границы. Да и не похожи вы на китаянку. Эта деревня расколота. Тут существует две, нет, три… фрикции?

– Фракции.

– Ну да. Вы помните Вэйдуна?

– Того, что торговал самогоном, да? О-о… он еще держал бар.

– Да, это он. Сейчас он в тюрьме.

– За что?

– Вначале он и его семья жили очень зажиточно. Они скупали землю. Но он стал пить слишком много маотая. Потом он занялся носом.

– Чем, чем? – не поняла Диана. Она не догадалась, что Линчу спутал два английских слова «нос» и «бильярд».

– Простите… может, бильярдом, так? – Диана согнула руку в локте и изобразила удар кием.

– Вот именно! Правильно! Потом он слишком увлекся азартными играми, слишком. Он проигрывал. Он плохо играл в бильярд.

– Поэтому он стал продавать землю?

– Не сразу. Вначале он испробовал другой способ. Он покупал фильмы. Вы знаете… видеофильмы. И машину. Он показывает… показывал?., видео у себя дома за деньги, и многие люди платили… не только в Чаяне, но приходили и из других деревень. Потом он стал покупать плохие видео. Желтые видео.

Диана не слыхала такого термина, но догадалась о его смысле.

– Мы называем их голубыми фильмами.

– Возможно. – Он понизил голос и прикрыл рот ладонью так, чтобы только Диане были видны его губы. – Секс! – Он убрал руку. – Очень плохо! – громко сказал он. – Но люди все равно ходят и даже платят еще дороже.

– Тогда почему же он в тюрьме?

Линчу кивнул в сторону Кайхуэй, которая разразилась шквалом фраз на мандаринском диалекте. Линчу пришлось поднять вверх руки, чтобы заставить ее замолчать.

– Ваша тетя говорит, что у нее длинный язык. И… извините меня… это на самом деле так. Однажды она и Минчао были на рынке в Чунцине. Они встретились с друзьями. Они разговаривали… о Вэйдуне. Люди из общественной безопасности подслушали. Они приехали в Чаян.

Диана переводила взгляд с одного лица на другое – оба цвета желтого воска в этом резком неприятном «дневном» свете, – и вдруг до нее дошло, что переживает эта осажденная семья. Чаян был расколот пополам, а ее родичи внесли свой вклад в этот раскол и, может быть, даже послужили его причиной.

– Народная служба безопасности обнаружила многое в доме Вэйдуна. Не только видеофильмы. Еще и двести телефонов.

– Сколько-сколько?

– В то время в Чаяне не было телефонной связи – не то что сейчас. Вэйдун купил эти телефоны для того, чтобы, когда установится связь, продавать их односельчанам.

– Но разве это запрещено?

– Он купил их у одного чиновника, который расписался за них, и там была… э-э-э, я не знаю этого слова… да вы понимаете, ага, это была коррупция. Я правильно выразился?

– Ты хочешь сказать, этот чиновник брал взятки?

– Совершенно верно! Поэтому они арестовали этого чиновника. А потом взяли и Вэйдуна. Сейчас он в тюрьме, а семья Вэйдуна больше не разговаривает с нашей семьей. Часть людей в селе думает одно, а вторая часть – другое. Вы понимаете меня?

– Да, конечно. – И даже слишком хорошо, с унынием подумала она.

– Вэйдуну пришлось продать свою землю, – поколебавшись, добавил он. – Ваша тетя ее купила.

Линчу и Диана переглянулись, и он замолчал.

– Я не собиралась надолго задерживаться здесь, – медленно проговорила она. – Но я приехала сюда по делу, я… – Она приняла решение. – Прошу прощения, если это причинит беспокойство, но я не хочу уезжать сразу же сейчас. Это будет слишком похоже на бегство.

– Вы не сможете сделать это, даже если захотите. Следующий автобус будет через неделю.

Диана чувствовала себя подавленной. Было многое в Китае, что ей нравилось, кое-что она даже любила. Но никогда до сих пор в этой стране она не испытывала такого ощущения беспомощности и замешательства, оказавшись лицом к лицу с проблемами, не имеющими решения.

– Я хотела бы поспать. Я жутко устала.

– Я передам вашей тете.

– Спасибо, Линчу, – сказала Диана, вставая и беря свою поклажу. – Надеюсь, еще увидимся, пока я буду здесь.

Кайхуэй отвела ей ту самую комнату, в которой в их последний, вынужденный приезд размещалась вся семья Юнгов. Теперь тут стояла лишь одна кровать с противомоскитной сеткой, да еще горшок на полу. Диана обессиленно опустилась на постель и вздохнула. Кроме всего прочего, ей так хотелось принять ванну, но организовать сейчас помывку в этом доме… это потребовало бы хлопот и заняло время, отпущенное на сон. Потому она разделась, облачилась в одну из рубашек Мэта, плеснула на лицо немного воды из тазика и улеглась. И мгновенно уснула. Она не имела представления, сколько времени проспала, когда раскатистый треск грома заставил ее вскочить на постели. Она все еще плыла по волнам сна, силясь уловить невнятный, но громкий голос, который эхом отдавался в ушах, словно на неисправной телефонной линии, суля ей несчастье. Голос был каким-то неестественным, потусторонним. Когда подобно гранате над Чаяном разорвался очередной раскат грома, это встряхнуло Диану, согнав остатки сна. Она всерьез ожидала, что еще немного и обладатель жуткого голоса появится перед ней. Но постепенно она проснулась окончательно и спустила ноги с постели, плотно завернувшись в простыню, как в саван. Ей удалось заставить себя расслабиться. Голова ее раскалывалась от боли, язык покрылся густым налетом, а в желудке горела изжога. Она задыхалась. Но когда наконец она распахнула окно, в комнату хлынула волна теплого, влажного воздуха, плотного, как туман, пропитанного запахом экскрементов, которыми удобряли поля окрест.

Она прислонилась головой к раме, горько жалея, что приехала сюда. Несмотря на то, что она упорно старалась убедить саму себя в необходимости подчиняться воле покойной матери, она не могла отделаться от своих новых ощущений. Ей захотелось вновь оказаться в Корее со своими сиротами. И в безопасности. Она сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь ослабить тяжесть, давившую на сердце, но облегчение не приходило. Вдруг прямо над головой сверкнула молния, а за ней – вторая, сопровождаемая страшным раскатом грома: как будто само небо желало расколоться на части. Что-то побудило ее выглянуть на улицу. По двору бродили свиньи Кайхуэй. Внезапно черное небо пронзил громадный трезубец молний. На миг переулок осветился мертвенно-бледным светом. Меньше чем в десятке метров от ее дома, глядя прямо в ее окно, застыла высокая фигура. Человек широко расставил ноги и стоял уперев руки в бока. Диана, ошарашенная, отпрянула назад. Но страх ее вскоре рассеялся: она заставила себя раздвинуть шторы и высунуться далеко наружу под дождь. Гроза вновь ослепила ее молнией, на сей раз похожей на дерево. За долю секунды, в течение которой улица опять осветилась белесоватым светом, Диана успела увидеть лишь кучу соломы, открытый водосток и стену противоположного дома. От темной фантасмагорической фигуры, которая напугала ее почти до помешательства, не осталось и следа.

Уоррен Хонимен спустился в бар отеля «Мандарин» той своей знаменитой легкой поступью, которая, по мнению Саймона, наблюдавшего за его появлением, сидя в одной из кабинок, совсем не соответствовала такому крупному человеку. Однако не исключено, решил Саймон, что это следствие выучки, полученной в результате службы во флоте Соединенных Штатов… Уоррен подсел к Саймону, зачерпнул с блюдечка горсть крупных арахисовых орехов и улыбнулся китайцу официанту, моментально выросшему подле него. Он поинтересовался детьми официанта, побеседовал о погоде, сообщил новости с биржи и, наконец, заказал «Левенбрау» с таким видом, будто это только что пришло ему на ум. Саймон дождался, когда официант отойдет, и поморщился: