– А остальные?..

– В данный момент наши коллеги на пути в безопасное место и уже сменили номера на машине. Водитель очень опытный, не волнуйся. Его не поймают. Итак, давай-ка выпьем, расслабимся, а?

Сэнгстер уже отдышался. Ему хотелось сказать Прошину многое: например, как это русский осмелился привезти в Лондон пистолет, неужели он всегда работает в такой сумасшедшей манере, непродуманно… Как он собирается объяснить смерть Лэя своим хозяевам? Но усталость сковала его – из него словно выпустили воздух. Он расслабился так неожиданно и настолько полностью, что сказал только:

– А где же голые женщины?

До него донесся громкий радостный хохот Прошина, перекрывший шум драки, которая уже разгорелась в темноте где-то совсем рядом.

Диана, потрясенная, оглядывала прихожую перестроенного дома:

– Да она же огромная!

Кайхуэй улыбнулась, стряхивая воду с зонтика, и пригласила гостью:

– Проходи.

Она провела племянницу на кухню. Диана задержалась на пороге, убежденная, что стала жертвой собственной иллюзии. А может, все подстроено? Комната была больше примерно раза в четыре по сравнению с прежней. В ней горели лампы, стоял высокий синий холодильник, была электрическая плита, а рядом газовая горелка. Тут же огромный стол, а над раковиной краны. Под раковиной пристроилась маленькая стиральная машина. На тумбочке воцарился телевизор. Он работал! Конечно, качество цветного изображения оставляло желать лучшего, но это не так уж важно. Диана помнила эту кухню хуже, чем остальные помещения дома, хотя некоторые впечатления сохранились в памяти. В 1988 году здесь не было ни водопровода, ни электричества, ни телевидения. Она знала, что ее приезд в Чаян будет полон новых ощущений и воспоминаний. Но ничто не предвещало такого множества разительных перемен, которые произошли за прошедшие годы. Диана вдруг ощутила дрожь в коленях. Она подошла к столу и опустилась на стул. Силы оставили ее.

Дождь бушевал, начиная с того момента, когда автобус рано утром выехал из Чэнду, столицы провинции Сычуань. Она смотрела в окно, безуспешно пытаясь проникнуть взглядом за завесу дождя, лившего не переставая из серых низких туч.

Перед заходом солнца автобус въехал в деревню.

Она сразу же увидела, что в Чаяне произошли перемены. Саманные домишки, которые запомнились ей в прежний визит, почти исчезли, уступив место современным двух- и трехэтажным зданиям, крытым красной черепицей. Перед самым большим домом стояли несколько старых машин… Конечно, сюда уже проложили дорогу, и кругом возвышались опоры с электрическими и телефонными проводами. Когда она была здесь в последний раз, единственными опорами служили коромысла, на которых люди переносили тяжести. Но если деревня переменилась, то уж ее тетя и подавно. Кайхуэй запомнилась Диане пожилой, усталой крестьянкой с мозолистыми руками, вечно ходившей в одном и том же: мешковатые брюки и рваная куртка, давным-давно вылинявшие. Кто же эта стройная женщина со свежей химической завивкой, одетая в яркое цветастое платье? Раньше Кайхуэй была бедной, но гостеприимной, вымотанной, но деловитой. Теперь в ней появилось что-то новое, и Диана не могла определить, что же именно.

– Где Чжаоди? – спросила она, невольно выпрямляя спину. – Где она?

– Уехала на рынок вместе с Минчао. Они вернутся послезавтра.

Минчао – брат Кайхуэй и Джинни. Они с Чжаоди сыграли свадьбу как раз в то время, когда Диана вынуждена была жить в этой деревне. Она огорчилась, что родственников не оказалось дома.

– Простите, мисс. Меня зовут Линчу.

Удивленная Диана обернулась и увидела молодого человека, вышедшего из смежной комнаты. По его внешнему виду ему нельзя было дать больше восемнадцати, но лицо у него было суровое и какое-то взрослое. Белый бинт закрывал пол-лба и правый глаз; видимая часть черепа была выбрита до синевы, и создавалось впечатление, словно кто-то посыпал его голову пеплом.

– Боже мой! Что ты сделал со своей головой?

Молодой человек грустно улыбнулся:

– Я? Ничего. Это Народная вооруженная полиция.

Видя, что она не поняла, он продолжал:

– Я раньше жил в этой деревне. А мои родители все еще живут здесь. Я… Я был студентом в техническом училище номер три в Чунцине.

– Почему был?..

– Две недели назад несколько молодых учителей и некоторые студенты попытались вновь ввести декады политической борьбы. Полиция их разогнала. Многих арестовали. Я шел в училище, когда облава заканчивалась. В полиции посчитали, что я – один из вредных элементов, поэтому забрали и меня.

– А тебя избили?

Линчу кивнул.

– По крайней мере, меня хоть отпустили. Многие мои друзья все еще в тюрьме. Но я дал подписку о невыезде: я должен оставаться в своей деревне до тех пор, пока мне не разрешат ее покинуть. – Он кивком указал на Кайхуэй. – Тетушка попросила меня быть твоим переводчиком.

– Ты говоришь на хорошем английском.

– Да уж, неплохо. – В его реакции на оценку его заурядного перевода было нечто странное.

Кайхуэй прервала его, произнеся несколько слов на приглушенном китайском.

– Да, – ответил Линчу. – Сейчас мы сядем поесть. Вы, должно быть, очень устали, мисс…

– Диана. Меня зовут Диана.

Линчу не ответил. Он уже суетился, помогая Кайхуэй вынимать из электрической духовки двух огромных зажаренных кур. Диана с жадностью набросилась на еду. После ужина она помогла Кайхуэй убрать со стола посуду. К своему удивлению, она обнаружила, что в раковине полным-полно грязного белья.

– А почему вы не пользуетесь стиральной машиной? – спросила она.

Линчу подоспел ей на помощь.

– Воды нет.

– Но… – Дина беспомощно кивнула сторону кранов.

– Они никуда не подключены.

Диана обратилась к тете:

– У вас есть стиральная машина?

Линчу перевел вопрос, Кайхуэй гордо кивнула в ответ.

– Но нет водопровода?

Кайхуэй выслушала Линчу и снова кивнула.

– А также и в ванной наверху, – добавила она. – И в душе.

– Мне кажется, у меня шарики заходят за ролики.

Кайхуэй долго объясняла что-то. Линчу, улыбаясь, смотрел на Диану.

– Ваша тетя считает, что нам следует присесть и побеседовать поподробнее.

Они уселись за большой стол, Линчу расположился напротив Дианы. Кайхуэй принесла имбирного чая и, пока они потягивали пряный напиток, рассказывала. Она говорила долго, сопровождая свою речь все более оживленными жестами, и Линчу довольно часто комментировал тетушку звуками «м-м». Когда Кайхуэй наконец выдохлась, Линчу прочистил горло:

– Ваша тетя говорит, что она очень счастлива вас видеть, – начал он. – Но она огорчена смертью своей сестры. Она получила ваше письмо, так что ей известно, по какой причине вы оказались здесь. Она согласна с последним планом вашей матери. Она хочет, чтобы прах ее сестры был захоронен в деревенской усыпальнице.

По лицу Линчу трудно было судить, как он ко всему этому относится. Если даже он и презирал эти крестьянские предрассудки, то не подавал виду.

– М-м. Дальше: у Чжаоди и Минчао есть ребенок. Мальчик. Его зовут Юнцай. – Губы Линчу раздвинулись в не слишком характерной для него улыбке. – Сейчас он спит наверху. Но утром вы сможете его увидеть.

– Да, мы знаем. Пожалуйста, передайте Кайхуэй, что моя мать была очень рада этому.

Кайхуэй выслушала Линчу с отсутствующим взглядом и ничего не сказала.

– Это все хорошие новости.

– Правда? – Диана окинула кухню ироничным взглядом.

Однако Линчу либо не понял, либо не хотел понимать.

– Чаян изменился, – сказал он.

– У нас есть электричество, телефон, телевизоры. Производственная бригада работает очень хорошо. Земля здесь хорошая, плодородная. Каждый год мы можем выращивать по два урожая риса, а также кукурузу, дыни, разные фрукты, арахис, сладкий картофель.

– Когда я была здесь в последний раз, вы выращивали только рис.

– Да. Но сейчас у нас риса более чем достаточно, поэтому часть земли высвободилась. Здесь был… э-э-э… сяошоу. – Линчу поморщился и стукнул себя кулаком по лбу. – Ну, когда вы просите людей заявить, сколько они будут платить, ну все люди вместе…