Атмосфера поминок была напряженной – Диана с трудом сумела скрыть облегчение, когда толпа начала рассасываться. Но тут исчез и Саймон, оставив ее в одиночестве на пороге дома, где она оказалась вынуждена пожимать руки уходившим, кланяться и улыбаться с молчаливым достоинством королевы. Как раз в тот момент, когда она подумала, что никого вроде бы уже не осталось, и, измотанная, решилась запереть дверь, кто-то вдруг, шатаясь, уткнулся в нее.

– Извините, – хрипло сказал Цю Цяньвэй, – оступился.

Похоже, он был немного пьян.

– До свидания, Цю Цяньвэй.

Он хотел что-то ответить, но выражение лица Дианы словно заморозило его, и слова застыли у него во рту. Он сел в машину. Едва отъехав от дома, он свернул с трассы чуть ниже по склону холма от дома Юнгов и выключил зажигание. Несколько мгновений он сидел, не шевелясь и глядя в окно, затем щелкнул замком кейса, лежавшего рядом на месте пассажира, и достал коротковолновый радиоприемник.

Диана закрыла входную дверь и прислонилась к ней. Слезы, столь долго сдерживаемые, прорвались сквозь плотно сжатые веки. Она бросилась наверх. От резкого движения ее черный шелковый жакет соскользнул с плеч. Когда Мэт поднял его, он ощутил смешанное чувство печали и восхищения. Диана была хороша, словно сама жизнь. Он хотел сказать ей об этом, но время было неподходящее, поэтому он молча сложил жакет, стараясь не помять его.

Саймон положил руку ему на плечо:

– Все в порядке?

– Да, спасибо.

– Нам надо поговорить. Идем ко мне в кабинет.

Мэт отправился за ним следом, оставив жакет на спинке стула у двери. Ему всегда нравилась эта красивая комната – в основном собственное творение Саймона. Помимо стола в ней находилось бюро со множеством бамбуковых ящичков, в которых хранились всевозможные стеклянные бутылочки, разрисованные изнутри искусными мастерами. Это были дорогостоящие поделки традиционного ремесла, изделия в жанре «лимянь хуа», то есть «внутренние цветы», созданные на внутренних стенках стеклянных сосудиков с узкими горлышками. Саймон и Джинни отдали большую часть своей совместной жизни собиранию этой чудесной, а к настоящему времени и крайне дорогой коллекции: ее можно было считать памятником их жизни в брачном союзе.

В кабинете были удобные кожаные кресла и диваны, китайские настенные свитки, огромный веер, множество низких столиков, на которых были расставлены различные безделушки из фарфора, меди или нефрита. Однако помещение это нельзя было отнести к интерьерам исключительно восточного стиля. Как и его хозяин, оно незаметно приобретало западные черты, заметные там, где меньше всего ожидаешь этого: взгляд скользил по стене, что напротив окна, отмечая опахала, затем три хорошо сочетавшихся акварельных вида Лхасы, и вдруг натыкался на пейзаж Констебля, за которым находился стенной сейф Саймона. От всего интерьера веяло гармонией. Многие предметы контрастировали, но ни один не раздражал глаз. Это было уединенное и мирное святилище, из которого Саймон управлял своей империей, распростершейся на полмира от Каледонии до Китая.

– Наша «Дьюкэнон Юнг» близка к банкротству. – Тон Саймона был ровным, словно диктор передает прогноз погоды. – Подожди-ка, когда в последний раз ты убирал эту комнату?

– Сегодня в обед.

– Давай еще раз ее приберем.

– Нет проблем! – Сдержанная улыбка Мэта была еле заметна.

Он направился к лакированной тумбочке, стоявшей в простенке между двумя окнами, выходившими на плавательный бассейн, и вынул кожаную сумку. Она уже выцвела и напоминала промокательную бумагу, но содержимое сумки было ультрасовременным: в ней лежал электронный детектор «жучков». В тот миг, когда Мэт включил устройство, на корпусе замигала красная лампочка и тишину нарушил неприятный для слуха зуммер. Мэт поспешно настроил громкость. Шум ослаб. Саймон встал, подошел к столу и прижал палец к губам. Мэт покопался в кожаной сумке и извлек продолговатую пластинку, подсоединенную к проводу, который он подключил к детектору. С сумкой в одной руке и пластинкой в другой он начал обследовать кабинет. Меньше минуты хватило, чтобы обнаружить «жучок». Он оказался в черном шелковом жакете Дианы.

Мэт отключил прибор и поспешно вынес одежду из комнаты. Когда он вернулся, Саймон начал было:

– Что ты…

Но Мэт резко мотнул головой и опять включил прибор. На этот раз устройство молчало – лампочка не мигала.

– Как ты думаешь, кто мог это сделать? – спросил Мэт.

– Бог его знает. Диане пришлось сегодня разговаривать, может быть, с сотней человек. Вокруг нее постоянно была толпа. Толкотня, давка. – Саймон опустился в кресло. – В этом доме! – произнес он. Его голос был неестественно высок. – В нашем собственном доме! – Он уронил голову на грудь, и в комнате надолго воцарилось молчание.

Слова «„Дьюкэнон Юнг“ близка к банкротству» эхом отозвались в наушниках Цю с великолепной четкостью. Последовавший затем разговор отца с сыном он прослушал с трепетом в душе, но лишь когда в его барабанных перепонках завибрировал пронзительный визг детектора «жучков», он медленно снял наушники и выключил приемник. Уже стемнело. С того места, где он сидел, были видны несколько световых точек на холме северного берега залива Рипалс. Некоторые будто мигали: то ветер шевелил ветки деревьев. Вечер обещал быть душным и сулил грозу. Мелкий дождичек, чуть крупнее частиц водяного пара, покрыл ветровое стекло. Когда Цю вышел из машины, гнетущая жара облепила его, как лишний слой одежды. Движение в этот час было незначительным; резиденция Юнгов располагалась в нескольких поворотах от ближайшей крупной магистрали. Цю поспешил в тень зеленой изгороди напротив и, идя вдоль нее, вернулся по тому же подъездному пути назад к дому.

Саймон устало потянулся наконец к настольной лампе, вмонтированной в большую медную раковину.

– Утром надо позвонить в полицию. А сейчас я должен тебе кое-что сказать, Мэт. Ты до нынешних пор всерьез не изучал состояние дел. А все обстоит следующим образом. В те годы, когда вы с Дианой учились в школе, группа «Дьюкэнон Юнг» входила в число первых пяти хунов. У нее было все: корабли, отели, нефтеперегонные заводы, страховые компании, банки… словом, все, что необходимо для ведения коммерции в двадцатом веке.

– Ты знаешь, в школе надо мной постоянно подшучивали по этому поводу. Все считали, что ты – нечто вроде императора, который каждый новый день недели разъезжает в «роллс-ройсах» разного цвета.

– В те времена они были недалеки от истины.

– Так как же мы оказались в такой дыре?

– Прежде всего из-за этого восемьдесят восьмого года, который усугубился катастрофой на заводе-опреснителе, том самом, что я строил. Потом мне удалось перехитрить наших коллег из Китая. Ну ты, конечно, в курсе этого дела, ты им занимался. С тех пор Пекин принялся вредить нам. Целые месяцы мы занимались подготовкой к заключению строительных контрактов, чтобы потом обнаружить, что какой-то недоносок, которого подкармливали «красные», сумел обойти нас, предложив на пять процентов больше.

Мэт вздохнул:

– Я считаю, сидеть на Тайване равносильно тому, что засунуть голову в песок. Конечно, до меня доходили слухи, но…

– Большинство из этих слухов верно. Дело в том, что Китай собирался задавить нас. И им это удалось.

– Ты в этом уверен?

– Да. А почему ты спрашиваешь?

– Потому что мы – не единственные, кому сейчас трудно. Гонконг падает в пропасть, не так ли?

– Это правда, что времена наступили плохие. – Саймон в нетерпении покачал головой. – Но это не ответ. В прошлом году только благодаря операциям в Европе и Америке мы держались на плаву, а они составляют лишь четверть нашего общего товарооборота. Мы говорим сейчас о «Дании»! – самой крупной и самой лучшей компании! И мы никогда не были расточительными, мы управляли с помощью чутких рычагов и установления соотношений прибылей и дивидендов. Как же это второразрядные компании ухитряются выплыть в такой шторм, а мы нет?