В заключение позвольте сказать Слово с большой буквы, напрямую относящееся ко всему человечеству. Не уверена, что его поймут все. Но очень хочу надеяться, что кто-то поймет. Речь идет об эмоциональном измерении. Если я преуспею в своей деятельности, продолжатель моего дела сделает то, что видится мне лишь в далеком будущем: в какой-то степени и я уже это делаю, ибо дотянуться так далеко — значит уже делать. Но плоть нуждается в отдыхе от дальновидности. Жизнь коротка — даже продленная омоложением. Я вручила вам Истину. Кто-нибудь когда-нибудь разберется в моих заметках.

Такова я, говорящая языком, понятным далеко не каждому Особому, ибо его Прекрасное отлично от моего и развивается совсем в другом направлении. Если вы — человек религиозный, то можете подумать, что мы видели одно и то же. Либо что должны прийти к одному и тому же итогу. Но сама я не слишком уверена на сей счет. Бог забавляется с нами, как с игральными костями. Ответ — уже для другого Особого.

Выходит, я поведала вам больше, чем любому другому журналисту до сих пор, поскольку вы задали самый разумный вопрос. Простите, что не сумела ответить простым языком. Сейчас среднестатистический обыватель в состоянии воспринимать Платона, а кое-кто понимает и Эйнштейна. Большинству же ученых только предстоит разобраться в наработках Бок. В моей правоте вы сможете убедиться через несколько веков, а я знаю все уже сейчас. Но населяющее макрокосмос человечество ведет себя довольно мудро: поскольку в массе вы столь же предсказуемы, как и любой из Особых, дайте мне свободу, и я докажу правоту ваших суждений.

К: Выходит, вы не в состоянии истолковать то, что видите.

А: Если бы могла, давно бы истолковала. Если бы существовали слова, позволяющие описать видимое, я уже не была бы такой, какой вы меня видите сейчас.

К: На протяжении десятилетий вы были частью законодательной власти. Не считаете ли вы парламентскую деятельность пустой тратой времени? Может, этим мог бы заняться кто-нибудь еще?

А: Хороший вопрос. Нет. Не сейчас. И не здесь. Принимаемые нами решения исключительно важны. И события последних пятидесяти лет неопровержимо свидетельствуют об этом. К тому же мне нельзя отрываться от реальности. Я выигрываю — в духовном плане, если хотите. В плане воздействия на мои биохимические системы и поддержания в них здорового баланса. Для организма не слишком хорош абстрактный рост без проверки разного рода восприятий. Проще говоря, для меня это — своего рода лекарство от интеллектуальной изоляции и заодно услуга, которую я оказываю своим соседям. Абстрактно мыслящий математик вряд ли добьется существенных результатов, если станет разделять точку зрения на развитие межзвездных рынков самого молодого из наших Советников либо взвешивать «за» и «против» нового варианта медицинского обслуживания экипажей торговых кораблей на станциях Союза. Природа моей деятельности подсказывает, я все-таки обладаю подобным восприятием; судьба человеческого общества мне небезразлична. Знаю, что систему Совета резко критикуют, поскольку считают ее разбазариванием времени экспертов. Но если предоставление мнения квалифицированного эксперта обществу, в котором живем и мы, именуется разбазариванием времени, то на что мы вообще годны? Разумеется, некоторые теоретики неспособны общаться вне привычных условий. Но зато другие в состоянии и должны. Вам приходилось быть свидетелем разногласий экспертов. Иногда их причина в том, что одному из нас затруднительно понять что-нибудь из области другой науки. Очень часто разногласия возникают оттого, что получение наилучшего результата при мышлении категориями двух отраслей сразу не дает возможности признать практические доводы, и именно в этом суть посылки, согласно которой людям все-таки предпочтительнее быть специалистами в своих областях: иной раз исключительно полезное междисциплинарное взаимопонимание куется именно в стенах Совета и во время личных встреч; налицо своеобразное слияние отдельных знаний, что помогает сохранять уникальнейший социальный эксперимент, который мы именуем Союзом.

Таков один аспект упрощенности, который я могу так же упрощенно объяснить: интересы всех людей, включая и меня, взаимосвязаны, а политика — не больше, чем одна из переменных в уравнениях социальной математики.

— Звонок прозвенит один раз, когда ты нажмешь левую кнопку, и дважды — при нажатии правой, — пояснил Инструктор, и Флориан, внимательно слушая, отметил, что объяснения в точности соответствуют полученным ранее знаниям. — Но смотри, чтобы не вышло так, что когда ты нажмешь левую кнопку, сигнал не сработает, и при двойном нажатии правой кнопки сигнал снова не сработает, пока не нажмешь левую. Важны прежде всего сноровка и быстрота. Ну все, за дело!

Весь стол был завален деталями и инструментами. Флориан выбрал необходимые для работы. Задание оказалось не слишком сложным.

Следующее задание было чьим-то проектом. Требовалось только посматривать на приборную панель и докладывать инструктору, какие операции происходят.

Сноровки Флориану было не занимать. Работал он как заводной — легко и непринужденно. Затем работа усложнилась. Третье задание, знал Флориан, всегда подразумевало нечто еще. На сей раз ему отводилось пятнадцать минут.

Наконец паренек доложил Инструктору, в чем было дело.

— Покажи, как ты действовал, — потребовал Инструктор. Флориан мгновенно подчинился.

Инструктор, слушая с серьезным видом, время от времени кивал, а потом сказал:

— Флориан, придется увеличить объем занятий по программированию вдвое.

У Флориана упало сердце.

— Простите, — удрученно отозвался он, — что-то не так?

— Конечно, все так. — Инструктор улыбнулся. — Но я не вправе поручать тебе подобные задания. Изучишь основы по расширенной обучающей ленте, а там посмотрим. Договорились?

— Да, — отозвался мальчик. Конечно, он не мог не ответить утвердительно. Но молодого ази мучило беспокойство. Ведь он подолгу работал бок о бок с Взрослыми. Работа была тяжелая и занимала много времени, а Взрослые твердили, что он часто неверно тратит предусмотренное расписанием время и что ему лучше бы заняться своей основной работой.

На свою основную работу Флориан и без того здорово опоздал, и Энди хмурился, хотя и помогал больше, чем Флориану хотелось.

Молодой ази решил в конце концов поговорить с Инструктором. Но все так радовались, когда он помногу работал! Даже очень устав, Флориан готов был выполнять дополнительную работу, после которой падал на койку и тотчас засыпал.

Инструктор отпустил его, а он снова припозднился. Энди проворчал, что свиньи не воспринимают его график и потому ему, Энди, пришлось самому их кормить.

— О воде я сам позабочусь, — отозвался Флориан и сделал не только свою часть работы, но и часть работы Энди. Так было честно, и Энди оттаял.

Энди настолько повеселел, что позволил юному помощнику почистить вместе с ним Лошадь, после чего они пошли в сарай, где жила маленькая лошадка — между прочим, девочка. В сарае она была в полной безопасности, и ази покормили жеребенка, вдвоем поддерживая ведро на весу. Правда, пока Флориан был маловат для того, чтобы поддерживать ведро. С жеребенком следовало быть особенно осторожным: перед тем как войти в конюшню, требовалось принять душ, переодеться и вести себя осмотрительно — как-никак, обращаться с малышкой необходимо было так, как обращалась бы с нею мать. Но вовсе не потому, что она была больна, напротив. Жеребенок забавлялся, уворачивался и обнюхивал гостям руки, после чего снова принимался скакать и подпрыгивать.

Флориан очень удивился, когда Энди сообщил, что лошадей разводят не для еды. «А для чего же?» — с замиранием сердца спросил мальчик, боясь услышать какой-нибудь другой ужасный ответ.

— Они — Экспериментальные, — пояснил Энди. — Вообще-то точно не знаю, но говорят, будто лошади — рабочие животные.