— Жиро, — вмешался Деннис, — если тебя так беспокоит восприятие маленькой Ари, запомни, что Джастина она нисколько не испугалась. Он пребывал в состоянии стресса, но не испугал девочку. Все произошло как раз наоборот.

— Все равно мне это не нравится, — упорствовал Жиро и с глубоким вдохом откинулся на спинку стула, одарив Джастина испытующим взглядом из-под кустистых бровей. — Тебе придется прислушаться к совету Петроса. Если он доложит, что ты по-прежнему своевольничаешь, нам придется еще до вечера распорядиться о принудительном приводе. Понял?

— Да, господин.

— Работу продолжай. Если опять окажешься рядом с Ари — заговоришь с нею или сделаешь что-нибудь в этом роде, но так, чтобы привлечь к себе как можно меньше внимания. Загляни к врачу. Если девочка заговорит с тобой, будь полюбезнее. Но не более того. Станешь своевольничать, снова окажешься здесь и я уже не буду благодушествовать. То же относится и к Гранту. Так что просвети его. Все понял?

— Да, господин, — кротко и с почтением, точно ази, отозвался Уоррик-младший. И подумал: «Ловушка. И по-прежнему захлопывается. Здесь что-то не так…»

— Все, свободен. Аббан, открой дверь!

Дверь все-таки распахнулась. Джастин поднялся. Деннис последовал его примеру. Уоррик-младший успел дойти только до двери — Най нагнал его, схватил за руку, провел мимо охраны в закуток, пышно именуемый передней. Через секунду оба очутились в коридоре.

Деннис вдруг остановился, как вкопанный, заставив замереть и паренька.

— Джастин! — бросил он.

Все еще дрожа, юноша остановился, сознавая, что упрямством делу не поможешь.

— Джастин, ты ощущаешь сильное давление. Но мы оба знаем — память не передается от человека к человеку. Маленькая Ари — не прежняя Ари. Откровенно говоря, нам не нужна новая вспышка вражды с Уорриками. Мы не хотим, чтобы ты занял место Джордана. Сам знаешь, сколь высоки ставки.

Юноша кивнул.

— Джастин, послушай. Жиро допрашивал тебя. И потому знает, что ты говорил правду. Он только…

— Он ублюдок.

— Джастин, не нужно перегибать палку. Делай, как велит Жиро. Не ошибайся. Ты же не собираешься причинять маленькой девчушке зло. Знаю, что не собираешься. То, что вытворяла с тобой Ари, здесь ни при чем. И ты не захочешь обижать ребенка.

— Нет, я ведь никогда Ари пальцем не трогал. Неужели вы думаете, что я способен обидеть ребенка?

— Знаю, знаю, что нет. Просто подумай над моими словами. Вспомни их, когда судьба вновь сведет тебя с Ари. Ариана Эмори стала причиной твоего потрясения. Может статься, что ты невольно отыграешься на ребенке. Ты в состоянии причинить ей боль. А потому прошу тебя серьезно задуматься над нашим разговором.

— Ничего я с ней не делал!

— Не делал, не делал. Успокойся. Успокойся и отдышись. Послушай меня. В твоих интересах вести себя как надо.

— Естественно.

Деннис взял собеседника за руку и подтолкнул к стене, чтобы дать пройти охранникам, уходившим из кабинета. Но руки юноши Най все равно не отпустил. Помолчав, он сказал:

— Джастин, я собирался сказать… В общем, насчет заявления, что лежит у меня на столе — по поводу телефонной связи. Думаю, что для порядка подержу его еще несколько недель, а потом подпишу. Тебе придется немного потерпеть. Джордан умен, да и служба безопасности должна все обмозговать. Я делаю все, что в моих силах. Я хоть чуть-чуть тебя порадовал?

— Чем мне придется расплачиваться за такую любезность?

— Ничем. Ровным счетом ничем. Только веди себя осмотрительно. Не нужно влезать в разные передряги. Договорились?

Уоррик-младший тупо смотрел на стену, разглядывая облицовочную плитку из декоративного камня — незамысловатый узор плыл перед глазами. Вдруг юноша ощутил прикосновение к своему плечу.

— Мне жаль. Мне очень жаль, — забормотал Деннис, — я все знаю. У тебя ни один день не проходит спокойно. Но я хочу, чтобы и ты поучаствовал в проекте. Поэтому я сумел добиться у Жиро права оставить тебя в Ресионе. Ари была к тебе неравнодушна — но не в том дело… В общем, так: ты ей нравился. Я уж не говорю, что между вами было даже нечто большее. Я помню ее — и после смерти — и знаю, как себя самого. Между Ари и Джорданом существовала застарелая и острая вражда. Но она, оценив твои успехи в учебе, поняла, для чего ты ей сгодишься.

— Дутые успехи!

— Нет, не дутые. Но и не слишком выдающиеся, как ты понимаешь. Зато охватывавшие аж с полдюжины отраслей. Ты обладаешь теми же качествами, что и она. Конечно, назвать тебя ее двойником — значит погрешить против истины, ибо у тебя над душой никогда не стояла Ольга Эмори. В одном разговоре она обмолвилась — и я не лгу — будто собиралась перевести тебя в свой отдел и что на самом деле она видела в тебе куда больше возможностей, чем свидетельствовали результаты тестов, — возможностей даже более значительных, чем возможности Джордана. Так она сказала, не я.

— Но на уме у нее была отнюдь не наука, и вам это хорошо известно.

— Ошибаешься. Конечно, ты хочешь услышать нечто иное. Но если у тебя действительно есть желание разобраться в том, почему она поступала с тобой так, то ты должен узнать все. Во всем этом меня интересует лишь одно — сама Ари. Пойми — она умирала от рака. Омоложение не удалось. Сейчас врачи спорят, был ли срыв следствием развития раковой опухоли, или омоложение не удалось по естественным причинам и позволило болезни прогрессировать. Но что бы ни происходило, не подлежит сомнению факт, что Ари знала, в какой опасности оказалась, и что более неподходящий для омоложения момент было просто невозможно выбрать. Однако хирургическое вмешательство означало перенос проекта на неопределенный срок, а потому она приказала Петросу помалкивать и сумела не допустить утечки информации. Ведь проект — плод ее усилий, и если бы ей пришлось лечь на операцию — уверен, она не исключала и такой возможности: дурой она совсем не была — так вот, если бы Ари так поступила, проект хоть и не остался бы без поддержки, но все равно в течение нескольких месяцев им руководил бы кто-нибудь другой. Пойми, Джастин, моя уверенность продиктована хорошим знанием Ари, ибо мы дружили. Именно мне она позволяла пользоваться своими заметками. Жиро чертовски здорово соображает, когда речь заходит то деньгах, вот он и взял на себя финансовую сторону дела. Но мое беспокойство — ее беспокойство, то есть сам проект. Думаю, что ты питаешь искренние сомнения на его счет. Как же — нет контрольных замеров, не фиксируются дублирующие результаты. Но в этом нет необходимости — у нас есть результаты, накопившиеся за двести лет работы с ази. И потом, такие вещи не поддаются количественному измерению: мы имеем дело с человеческой жизнью, с эмоциональным измерением, измерением субъективным. Можешь сколько угодно не соглашаться, я только сильнее зауважаю твою профессиональную честность. Но если попытаешься ставить нам палки в колеса, наживешь непримиримого врага в моем лице, понял?

— Да, господин.

— Скажу кое-что еще: Ари время от времени поступала очень некрасиво. Но она была великой женщиной. Она олицетворяла весь Ресион. И была моей подругой. Я защищал тебя; но одновременно я защищал и ее репутацию; и горе тому, кто покусится на доброе имя Арианы Эмори. Не видать такой возможности и тебе. Ясно?

— Но в ваших архивах осели пленки. Если несчастный ребенок хотя бы отчасти пойдет по стопам Ари, то специалисты захотят знать каждую подробность жизни прототипа — а эта подробность совсем немаловажная.

— Нет, она не имеет значения. Ибо относится уже к конечному периоду ее жизни и к тому же лежит за пределами допустимого законом интереса. Даже если ты угадал — не тревожься: теперь ясно, для чего мы работаем с «Рубиным»? Просто военные в состоянии наложить на «Рубин» лапу в любой момент. А Ари — исключительно наш проект. И потому формальности вроде бы соблюдены. Разве Ресион хоть единожды обнародовал что-либо, затрагивающее его финансовые интересы?

— Боже, но вы можете сливать военным эту туфту годами! К чему притворство? Ведь деньги добывает Жиро. Поистине неисчерпаемый источник средств — военные проекты.