Он с любопытством заглянул ей в глаза, затем снял с нее шляпу и провел рукой по голове, перебирая шелковистые пряди. Саманта старалась выглядеть спокойной, но ее всю трясло. Она была сама не своя и подумала, что, видимо, заболевает.

– Сорок восемь часов? – спросил он наугад.

Ее глаза расширились от ужаса. Она считала, что знает, чем мужчины занимаются с женщинами в постели, но даже лошади не могут проделывать это сорок восемь часов кряду. Она перевела дыхание и кивнула:

– После того, как доберемся до Фриско.

Он нахмурился, еще раз погладил ее по голове, затем развел ее руки в стороны. Ее шубка распахнулась, и он сбросил ее с плеч девушки. Корсаж платья Саманты не был подогнан как следует, он сидел на ней, скорее, как старый мешок, но теперь Слоан, кажется, добился своего и видел то, что хотел. Он медленно кивнул.

– Хорошо, но тогда мы должны скакать как черти. И лучше не жалуйтесь, что вы натерли себе что-нибудь, когда мы приедем.

Она не думала, по-прежнему не думала. Когда он наклонился к своим вьюкам, она поспешила к нему на помощь.

– А что насчет этой ванны, которую вы заказали?

– Пусть обслужат кого-нибудь другого. – Он распахнул дверь и устремился вниз по лестнице, Саманта едва за ним поспевала.

Она знала, что пожалеет об этом, уже жалела. Когда Слоан швырнул ключ и деньги изумленному портье, она выбежала за дверь, чтобы никто не увидел ее пылающих щек. Интересно, что думает портье об их столь кратком времяпрепровождении в номере? Не стоило гадать.

Она только что согласилась подарить Слоану Толботту сорок восемь часов за закрытой дверью, в комнате вроде той, откуда они выскочили. Девушка не обратила внимания на кровать, пока была там, но теперь эта кровать всплыла перед ее мысленным взором. Кровать не была особенно широкой, в ней уместились бы только двое, лежа бок о бок. Если мужчина был тех же размеров, что и Слоан, женщине оставалось лишь тесно прижаться к нему. Толботт наверняка это заметил. И они были бы без одежды, и он бы лежал на ней – или наоборот.

Лучше бы она умерла до того, как все это кончится. Или до того, как начнется. Еще недавно ситуация казалась весьма абстрактной теперь, когда они могли провести двадцать четыре часа в объятиях друг друга, становилась куда реальнее.

Девушка услышала за спиной шаги Слоана. Через несколько секунд он уже был рядом. Толботт молчал, но она чувствовала его дыхание. Казалось, у нее начинается крапивница: в том месте, куда он недавно смотрел, распахнув на ней шубку, ужасно жгло.

– Проследите, чтобы оседлали лошадей. Я поищу Хокинса, – прервал он наконец молчание, когда они добрались до конюшен.

Только сейчас она заметила, что даже платья не сменила. Она испуганно посмотрела на юбку. Это будет чертовски долгая дорога!

Слоан пальцами приподнял ее подбородок. Его глаза почти потеплели, когда он поймал ее взгляд.

– Мне нравится эта юбка. Она даст мне повод пофантазировать, пока мы едем верхом.

И он ушел, оставив ее всю гореть от стыда.

Когда Слоан вернулся, лошади были уже оседланы. Он проверил всю упряжь, с одобрением кивнул и подсадил Саманту. Она окаменела, когда он прикоснулся к ней, но времени размышлять о мелочах у него не было.

Он сознательно продлил пытку еще на сутки, но награда стоила того. Ему только надо проследить, чтобы она не злоупотребила этой маленькой уступкой снова – пока у него сохраняется такая жгучая жажда.

Он почти готов был гоняться за ее проклятым отцом по всему штату, если бы каждую ночь эта рыжеволосая колдунья делила с ним постель. Сейчас зима. Работы в такую пору ведутся не слишком активно. Какое-то время его люди обойдутся и без него. Он мог позволить себе неделю, может, даже две отдохнуть. В конце концов, ради чего он работал, как не ради денег? А они нужны, чтобы получать от этой жизни максимум удовлетворения.

Выезжая из городка вслед за ней и услаждая свой взгляд тем, как она покачивалась перед ним в седле, он почти уговорил себя. Не имело значения, что она не похожа ни на одну из тех, кого он знал. Она-таки женщина и отвечает на его призыв. Вот и все, чего ему хочется.

Но когда они ровным шагом ехали через долину, Слоан уже объяснял Саманте разные премудрости, а она с легкостью схватывала их суть, задавая все новые и новые вопросы. Она значительно лучше, чем он, разбиралась в сельском хозяйстве, и он не раз обрывал ее, когда она невольно уклонялась от темы, расспрашивая о фермах, мимо которых они проезжали. Прошло очень много времени с тех пор, как он разговаривал с равным себе собеседником. Его несколько озадачивало то, что сейчас это женщина.

О, Эммануэль Нили был великолепным собеседником – первые несколько вечеров, что он провел в поселке. Слоан отдал бы должное его уму, если бы не его слишком вольные взгляды. Но разговор с Эммануэлем был не то же самое, что разговор с Самантой. Эммануэль знал все и не интересовался чужим мнением. Саманта жадно ловила любую информацию; ее разум сравнивал вновь услышанное со сведениями, огромным количеством которых она уже обладала. С безупречной логикой она расправлялась с житейскими предрассудками, но внимательно прислушивалась к мнению Слоана, давая понять, что относится к нему с уважением.

Они все еще обсуждали противоречия между правом железнодорожных компаний прокладывать дороги ценой человеческих жизней, с одной стороны, и целесообразностью экспансии и выгодой коммуникаций – с другой, когда наконец стемнело и пора было устраиваться на ночлег. Саманта наивно отстаивала постулат, что цель не оправдывает средства, а Слоан уже помогал ей спуститься с лошади.

– Я собираюсь вас поцеловать, – сообщил он. – Расскажете мне про цель и средства, когда я кончу.

Протестуя, она открыла было рот, но он просто-напросто воспользовался ситуацией. Он обхватил ее губы своими и погрузил ей в рот язык.

Саманта едва не выскользнула из его рук, но когда пришла в себя, то ответила с такой силой, что его словно током ударило. Она догадалась обнять его за шею, и он поднял ее вместо того, чтобы наклоняться. Это было как поджаривание самого себя на открытой горелке. Но он не достиг своей цели.

Он всего лишь хотел радикальным средством прервать ее красноречие, а теперь не мог от нее оторваться. Ее незатянутые корсетом груди касались его груди, ее бедра колыхались в поисках более удобной позиции как раз в том месте, которое и так беспокоило его больше всего. Если он немедленно не оторвет ее от себя, они покатятся по земле, и им не потребуется даже одеяло, не говоря уже о кровати и чистых простынях.

Она отклонила голову, чтобы вдохнуть воздуха, и его губы скользнули по ее шее. У нее была прекрасная шея – длинная, тонкая, с легким ароматом лаванды. Вся она была вкуснее конфеты и не делала ничего, чтобы остановить его. Он видел все более соблазнительные ее местечки, но этот уродливый корсаж только прогибался под руками.

По-видимому, он расстегивается сзади. Он не имел ни малейшей возможности добраться под тяжелой шубкой до этих застежек, не поднимая всех ее тряпок. Вздохнув, Слоан признал свое поражение. Он поцеловал ее в щеку, потом в бровь и, еще раз глубоко вздохнув, оторвался и посмотрел ей в глаза.

– Может быть, нам придется ехать всю ночь. Пароходик уже отплыл, так что мы не сможем перебраться на тот берег, но если поторопиться, мы окажемся в постели уже к полуночи.

Она подняла на него глаза. Радость, которую она у него вызывала, он никогда не переживал ни с одной другой женщиной. Девушка не вспыхнула румянцем, не отвернулась застенчиво, не смеялась над ним. Она просто смотрела на него, как если бы он олицетворял собой что-то новое, изумительное и восхитительное одновременно. Слоан знал, что он очень далек от совершенства, но тем не менее ощутил восторг. Он провел пальцем по ее губам.

– Сэм?

Она покачала головой и отодвинулась.

– Ты ведь не хочешь, чтобы я натерла себе что-нибудь, – и это было все, что она сказала, поворачиваясь к нерасседланным лошадям.