— Я чувствую вашу религиозную эрудицию. Вы всегда интересовались восточными религиями…

— Я читал потихонечку, изучал различные религии. Искал религию, которой можно бы было отдаться ей. И, в конце концов, все-таки вернулся к религии, которая была тысячелетиями у нас, у татар, у древних булгар. Это был ислам, и родители у меня были мусульманами.

— Психологическую проблему со своей национальностью когда-нибудь ощущали? Вот есть такой понятие комплекс национальной неполноценности. Вам это знакомо?

— Нет, у меня такого нет. Я себя чувствую русским человеком. Не могу сейчас сказать, что я татарский певец. Раньше певцы были в России нерусские по национальности, но они считались русскими певцами.

— Вообще вы вошли в наше концертное, эстрадное, оперное искусство довольно таки молодым и сразу получили многие звания и т. д. Народным артистом РСФСР вы стали, когда вам было всего 32?

— Да, это было в 1981 году.

— В спорте очень стимулируют спортсменов званием. А иногда это говорят, бывает и во вред?…

— Никогда не обращал внимания на звания. То есть для меня звания как стимул никогда не существовали. Было конечно приятно, что на тебя обратили внимание. А чтобы ощущение величия, такого не было никогда.

(Мой пациент при общении часто опускает глаза, говорит робко, нет речевого давления и напора. Также он общается на концертах со своими зрителями и слушателями. Всё это, пожалуй, свидетельствует об отсутствии завышенной самооценки и мании величия у моего пациента.)

— Последствий от ощущения славы не было?

— По этому поводу никогда не переживал. Это не надо брать близко к сердцу.

— А у вас неврозы на финансовой почве бывают? Вы как-то говорили, что у вас был долг банку по невыплаченному кредиту, который вы взяли для съёмок музыкально-художественного фильма «Итальянский контракт».

— Я проанализировал это дело. Действительно у меня были такие сложные моменты, и, я всегда находил выход. Я понял, что человека ведет его судьба, Бог. Если человек верит в свою судьбу, идет по жизни, то она значит будет помогать. Как говорится "Аллах никогда не бросит". Наверное надо в это верить. Так же и Коране сказано, что если ты веришь мне, то ты не должен боятся ничего в жизни. Если ты начал боятся, значит ты мне не веришь. Это от Бога идет.

(А может мой пациент просто верит в своё величие, статус, имя, известность, и надеется, что ему всегда будет снисхождение. И всё-таки, по-видимому, это не так. В настоящее рыночное время паразитировать только на имени всё сложнее и сложнее.)

— А вообще, на финансовых проблемах зацикленности нет?

— Да нет, конечно, есть проблемы. Они все новые, необходимые. Такие для творчества, жизни. Все равно они появляются, когда нужно они приходят.

— И все-таки, какая песня и музыка больше подходит к вашей судьбе?

— Ну, сейчас я пою в своих концертах произведение которое называется "Мой путь". Там перевод сделан специально по моему заказу, который как бы и отвечает моей жизненной философии.

— Какая из из песен является вашей психотерапией, отдушиной?

— То, что сейчас поешь больше в концертах, то, как бы и считается в данном случае отдушиной. Я могу перечислить какие песни вошли в диск. Вошла "Что так сердце растревожено", "В краю магнолий", "Наш город", «Мелодии» А.Пахмутовой, "Солнцем опьянен", "Будь со мной", "Листья желтые" Р.Паулса, татарская песня о соловье.

— Как вы начали вдруг петь? С чего всё началось?

— Я никогда не прекращал пения. На сколько себя помню, я постоянно пел начиная с садика младшей группы. Вот так постоянно пел. Это моё естественное состояние.

— Чтобы рассказал о маленьком Ринате ваш отец?

— Дело в том, что он вообще считал пение несерьезным занятием. Он сам хорошо пел, у него был хороший голос. Он считал, что пение это как бы для души, а для работы надо какое-то образование получать. Желательно техническое.

— Иногда одна реплика отца влияет на всю жизнь. Запоминаешь фразу, настолько, что живешь с ней всю жизнь.

— Ну, мне сложно сказать. Мать, естественно мне говорила, чтобы не курил, не пил. Такие вещи. В четвертом классе в школе он мне говорил: "Ну все, ты взрослый, давай учись сам. Я тебя контролировать больше не буду". Правда, я конечно, этим пользовался и пропускал занятия, не выполнял домашние задания. Он конечно лишку перенадеялся. В четвертом классе еще рановато.

— И вы этим воспользовались?

— А я конечно воспользовался, хотя он считал, что так нужно, чтобы человек контролировал сам себя. Дело в том, что они сами были самостоятельными. Их раскулачили, они фактически остались без родителей, без дома и были вынуждены сидеть и скрывать свою принадлежность. Отец считал, что возраст десять лет — это когда человек должен быть самостоятельным, относиться серьезно к своей жизни. Поэтому такое отношение было и ко мне.

— Отец как к вашей славе относился? Что он говорил?

— Он смотрел на все очень спокойно. Он был как бы рад, что есть успехи, довольно высокие ноты в творчестве. Он относился к этому спокойно очень.

(По-видимому, защита отрицанием.)

— Свободная личность — это личность, которая имеет возможность к самореализации. Как у вас с самореализацией?

— Нет, я в принципе нахожусь еще в пути и продолжаю заниматься самореализацией. Я считаю, что и еще и полпути не прошел и все еще впереди. Ну, а кто может помешать мне в этом?

— Телевидение не мешает?

— Если ты будешь нарушать заповеди, то может помешать, а если будешь правильно жить, соответственно относится к жизни, к людям, то ничего не помешает тебе.

— Допустим, что телевидение некий живой монстр. Давайте с ним пообщаемся. Чтобы вы сказали этому монстру?

— Ну, вообщем-то, надо найти … много…, нельзя же только отрицательное. Там где оно правильно контролируется, направляется, то оно очень полезно. Там много есть прекрасных передач, полезных для людей.

(Мой пациент испытывает противоречивое чувство в отношении к телевидению. Не в этом ли одна из причин негативных переживаний моего пациента?)

— Телевидение, по сути дела, и вывело вас на большую аудиторию. В целом вы сейчас какое-то чувство конкретно к телевидению ощущаете? А может быть есть конкретные личности с телевидения, которым вы могли бы сказать что-то?

— У меня нет никакого там ни чувства, ни злости, ни обиды ничего, совершенно нет. Я считаю, что все идет так, как положено Аллахом. Так все и идет. Я не тороплюсь. Я занимаюсь своим делом и уверен, что обстановка и на телевидении улучшиться.

(Очевидно, что мой пациент далёк от воинственно-навязчивого поведения в отношении СМИ. Может даже сложиться впечатление, что он не борец за внедрение своих продуктов творчества в народ. По-видимому, этап безуспешной борьбы уже был и пришла безысходная усталость и, как следствие, мудрость философии даосизма, согласно которой «сам мир обустроится и не надо этому мешать». В целом, педагоги и руководители всегда оценивали моего пациента, как исполнительного, трудолюбивого и послушного исполнителя, никогда не конфронтирующего с руководителями творческих коллективов.)

— Но СМИ не адекватно вас представляет. В том смысле, что вас надо больше показывать. Вам надо давать больше эфирного времени.

— Что поделаешь? Это не в моей воле, и не моя проблема, если уж на то пошло. Я честен перед собой, честен перед искусством.

— А вот фильм "Итальянский контракт" с вами в главной роли, почему на центральных каналах так и не показали?

— Не показали? Но он по ТВЦ проходил, потом проходил по НТВ, а так не по первому, ни по второму не показывали. Ну не хотят. Хотя, фильм очень интересный. Вот у меня приезжают друзья из-за рубежа и говорят, дескать, мы видели твой фильм. А я говорю: "Где?" Они отвечают: "В Италии по телевидению". Там прекрасная мелодия. Классика в основном звучит, либо русская, либо британская, татарская. Снято очень красочно. Дело не пропало и за рубежом смотрят, а то, что его не дают здесь смотреть это опять таки проблемы программы, которые делают бездуховным общество, чтобы потом можно было манипулировать этим обществом. Туда не допускаются культура, искусство.