— А Хафиз?

— Его там не было. Может, сбежал. Может, вообще не был связан с гнездом напрямую. — Немец отпил воды. — Рахман проверит информантов, попробует найти след.

Капитан кивнул.

— У меня есть контакты в мечетях. Спрошу про Хафиза. Если он в городе, найдём.

Доели. Разошлись по комнатам. Дюбуа шёл по коридору, мимо двери Томаса. Остановился. Прислушался. Тишина. Постучал.

— Томас?

Пауза. Потом голос:

— Да?

— Можно войти?

Ещё пауза.

— Заходи.

Наёмник открыл дверь. Комната тёмная, только ночник горит. Томас сидел на койке, спиной к стене. Без рубашки. Бинты на плече. Лицо в тени.

— Как ты?

— Нормально.

— Точно? Температуры нет, головы не болит?

— Нет. Всё хорошо. — Медик посмотрел на него. Глаза блеснули в полутьме — странно, слишком ярко. — Правда. Просто устал.

Снайпер подошёл ближе. Присмотрелся. Кожа Томаса была влажной, блестела от пота. Но в комнате работал кондиционер, было прохладно. Дыхание частое, поверхностное. Руки лежали на коленях, пальцы слегка подрагивали.

— Ты уверен, что всё в порядке? — спросил боец тихо.

— Да. — Томас отвернулся. — Просто хочу спать. Спасибо, что зашёл.

Пьер стоял, смотрел на него. Каждый инстинкт кричал: что-то не так. Но явных признаков не было. Укусов нет, температура почти нормальная, сознание ясное. Может, просто шок, усталость, стресс. Парень чуть не умер. Имеет право быть странным.

— Ладно. Если что — зови. Я в соседней комнате.

— Хорошо.

Легионер вышел, закрыл дверь. Постоял в коридоре. Потом пошёл к своей комнате. Но не лёг спать. Сел на койку, достал нож, начал точить. Не потому что нужно — клинок всегда острый. Просто нужно было что-то делать руками, занять мозг.

Через час услышал звук. Дверь открылась, закрылась. Шаги в коридоре. Тихие, осторожные. Дюбуа встал, подошёл к двери, приоткрыл щель. Посмотрел.

Томас. Идёт по коридору к выходу. Одет в штаны и футболку, босиком. Идёт странно — как лунатик. Медленно, но уверенно.

Француз подождал секунд десять, вышел следом. Держал дистанцию, двигался тихо. Томас вышел из корпуса, пошёл через двор. Свет фонарей выхватывал его силуэт. Охрана на воротах не обратила внимания — свой человек, всё нормально.

Парень дошёл до ограды, остановился. Встал, глядя на забор. Просто стоял. Минуту, две. Потом медленно поднял руку, коснулся колючей проволоки. Не отдёрнул, хотя должно было уколоть. Просто держал, будто изучая.

Снайпер стоял в тени, наблюдал. Что он делает? Лунатизм? Или что-то другое?

Томас опустил руку, развернулся, пошёл обратно. Лицо пустое, отсутствующее. Прошёл мимо Пьера, не заметив его. Вернулся в корпус, в комнату. Дверь закрылась.

Боец подождал ещё минут пять. Тишина. Вернулся к себе. Лёг на койку, но не спал. Смотрел в потолок, думал.

Заражение. Не токсины — они бы проявились быстро, убили бы или свели с ума. Что-то другое. Медленное, скрытное. Томас держится, функционирует, но внутри что-то меняется. Поведение, инстинкты, что-то глубинное.

Нужно сказать Маркусу. Утром. На разборе. Пусть врач проверит парня тщательнее, возьмёт кровь, сделает анализы.

Но что, если Томас опасен уже сейчас? Что, если превращается в одного из них?

Француз сел, достал ампулу с серебром, положил на тумбочку рядом с кроватью. На всякий случай. Потом лёг обратно, закрыл глаза. Сон приходил медленно, неохотно. Во сне он видел воду, тьму, жёлтые глаза под поверхностью. Видел Томаса, стоящего у ограды, с пустым лицом и блестящими глазами.

Проснулся в четыре утра от звука. Открыл глаза, прислушался. Шаги в коридоре. Снова. Легионер встал, подошёл к двери, открыл. Томас шёл по коридору. Опять. В ту же сторону, тем же шагом.

Дюбуа вышел, окликнул:

— Томас.

Парень остановился, медленно обернулся. Глаза пустые.

— Что ты делаешь?

Молчание. Секунд пять. Потом:

— Не знаю.

— Ты помнишь, как вышел из комнаты?

— Нет.

— Иди обратно. Ложись спать.

Томас кивнул, развернулся, пошёл обратно. Механически. Боец проводил его до комнаты, подождал, пока тот лёг. Закрыл дверь, вернулся к себе.

Всё. Утром — к Маркусу. Нельзя ждать. Что-то происходит с парнем. И если это заражение, если он превращается — нужно действовать сейчас, пока не поздно.

Легионер лёг, но уже не спал. Лежал, смотрел в потолок, ждал рассвета. За окном темнота медленно редела. Птицы начали кричать. База просыпалась.

В половине восьмого он встал, оделся, пошёл к комнате Маркуса. Постучал.

— Войдите.

Немец сидел за столом, изучал карты. Поднял взгляд.

— Дюбуа. Рано. Что случилось?

— Нужно поговорить. О Томасе.

Маркус нахмурился.

— Садись. Говори.

Француз сел, рассказал. О странном поведении, о ночных прогулках, о пустых глазах, о том, что парень не помнит, как выходил из комнаты. Немец слушал молча, лицо каменное.

Когда боец закончил, Маркус откинулся на спинку стула, потёр переносицу.

— Чёрт. Я надеялся, что серебро сработало.

— Может, это просто стресс.

— Может. А может, заражение. — Командир встал. — Идём к врачу. Сейчас. До разбора.

Они вышли, пошли в медблок. По дороге встретили Ахмеда.

— Что случилось?

— Томас. Возможно, заражение, — коротко бросил Маркус.

Марокканец побледнел.

— Я же обработал серебром сразу!

— Знаю. Но может, было недостаточно.

Пришли в медблок. Врач уже был на месте, готовился к утреннему обходу. Маркус коротко объяснил ситуацию. Врач нахмурился.

— Приведите его сюда. Немедленно.

Ахмед побежал. Вернулся через пять минут с Томасом. Парень шёл спокойно, без сопротивления. Лицо бледное, глаза пустые. Врач посадил его на кушетку, начал осмотр.

Снял бинты. Царапины воспалены сильнее, чем вчера. Края покраснели, вокруг синеватый оттенок. Врач нахмурился, взял мазок, положил под микроскоп. Посмотрел. Лицо стало серьёзным.

— Инфекция. Необычная. Клетки изменены, структура неправильная. — Он посмотрел на Маркуса. — Это не бактерия и не вирус. Что-то другое. Паразит, может быть. Или мутация.

— Он превращается? — спросил немец.

— Не знаю. Нужно время, анализы. Но процесс идёт, это точно. — Врач достал шприц, взял кровь у Томаса. Парень даже не дёрнулся. — Изолируйте его. Отдельная комната, под охраной. И приготовьтесь к худшему.

Маркус кивнул. Посмотрел на Томаса.

— Томас, ты меня слышишь?

— Да.

— Ты понимаешь, что с тобой происходит?

— Нет.

— Мы поместим тебя в изолятор. Для твоей безопасности и нашей. Ты согласен?

Пауза. Потом:

— Да.

Немец посмотрел на Ахмеда и Дюбуа.

— Отведите его. Комната в конце коридора, с решёткой на двери. Закройте на ключ. Дежурство по двое, круглосуточно.

Снайпер и Ахмед взяли Томаса под руки, повели. Парень шёл покорно, не сопротивлялся. Привели в комнату — маленькую, с койкой, столом, стулом. Окно зарешёчено. Дверь металлическая, с засовом снаружи.

Посадили его на койку. Томас сел, посмотрел на них.

— Спасибо, что вытащил меня, — сказал он Пьеру. Голос тихий, ровный. — Я помню. Ты рисковал.

— Не за что.

— Если я превращусь… убей меня быстро. Хорошо?

Легионер посмотрел ему в глаза. Там, в глубине, ещё теплился человек. Испуганный, одинокий, умирающий.

— Хорошо, — сказал он. — Обещаю.

Томас кивнул. Лёг на койку, закрыл глаза.

Боец и Ахмед вышли, закрыли дверь на засов. Встали рядом, молча. Марокканец потёр лицо руками.

— Это моя вина. Я должен был обработать лучше.

— Ты сделал всё правильно. — Дюбуа положил руку ему на плечо. — Иногда этого недостаточно.

Они стояли у двери, глядя в щель. Томас лежал неподвижно. Дышал ровно. Но что-то внутри него менялось. Медленно, неотвратимо.

И никто не знал, что будет, когда изменение закончится.

Пьер сидел на балконе жилого корпуса, курил, смотрел на город. Солнце садилось, окрашивая небо в оранжевый и пурпурный. Дакка гудела внизу — миллион звуков, огней, жизней. Он думал о Томасе, который лежал в изоляторе, медленно превращаясь в тварь. Думал о том, как завтра придётся исполнить обещание.