Лёгкие начали гореть. Воздух заканчивался. Француз поплыл вверх. Что-то схватило его за лодыжку. Потащило вниз. Он перевернулся, ударил ножом. Промахнулся. Ударил снова. Попал. Захват ослаб.

Вверх. Быстрее. Силуэты гулей вокруг — три, четыре. Они плыли, окружали. Дюбуа работал ножом — короткие, резкие удары. Не видел, куда попадает, но попадал. Клинок резал всё, что касалось. Гули отступали, корчились.

Лёгкие взорвались болью. Нужен воздух. Сейчас. Он рванул вверх, вынырнул.

Глоток воздуха. Сладкий, влажный, грязный. Не важно. Вдох. Ещё один.

— Пьер! — крик сверху. Жанна.

Он огляделся. Томас рядом, держится за балку, кашляет, харкает водой. Живой. Легионер подплыл, схватил его.

— Держись за меня!

Поплыл к лестнице. Одной рукой гребёт, другой тащит медика. Томас слабый, еле держится. Вода вокруг взорвалась — гули. Двое. Плывут быстро, пасти раскрыты.

Боец оттолкнулся ногами от дна, рванул вперёд. Гуль догнал, вцепился в плечо. Зубы скрежетнули по броне, не пробили. Наёмник отпустил Томаса, развернулся, ударил ножом в горло гуля. Тот захрипел, отплыл, хватая руками рану.

Второй гуль прыгнул на Томаса. Парень закричал. Дюбуа схватил гуля за шею, рванул назад. Ударил ножом в бок, потом в грудь, потом в голову. Тварь обмякла, утонула.

— Томас, плыви!

Медик поплыл. Кое-как, захлёбываясь, но поплыл. Шрам прикрывал, нож наготове. Ещё один гуль вынырнул. Боец встретил его ударом — прямо в морду. Клинок вошёл через глаз, вышел через затылок. Гуль дёрнулся раз, затих.

Лестница. Руки схватили Томаса, вытащили. Маркус, Рахман. Потом Пьера. Жанна помогла. Он упал на ступени, кашлял, дышал.

— Ты спятил? — Маркус стоял над ним, лицо в ярости и облегчении. — Спятил совсем?

Легионер сплюнул воду.

— Он же… наш.

— Идиот. — Немец протянул руку, помог подняться. — Но спасибо.

Томас лежал на ступенях, живой, мокрый, бледный. Ахмед проверял его — пульс, дыхание, раны.

— Жив! Укусов нет! Царапины есть, обработаю серебром!

Француз достал ампулу, разбил, полил на царапины на руке Томаса. Парень зашипел от боли, но не кричал. Ахмед бинтовал быстро, профессионально.

Внизу вода бурлила. Гули не поднимались по лестнице — боялись света, высоты, чего-то ещё. Но визжали, скрежетали, злились.

— Отход, — скомандовал Маркус. — Быстро. Термобарику на прощание.

Рахман достал гранату, выдернул чеку, швырнул вниз. Граната упала в воду. Взрыв через три секунды. Огонь выплеснулся из подвала, лизнул ступени. Вой гулей, потом тишина.

Команда бежала. Вверх по лестнице, через холл, на улицу. Ночь встретила их прохладой, влажностью, тишиной. Они пробежали до джипов. Касим и Джамал вскочили, испуганные.

— Что там было?

— Ад, — выдохнул Рахман.

Погрузились в джипы. Дюбуа сидел, весь мокрый, дрожащий. Не от холода — от адреналина. Нож Лебедева лежал на коленях. Клинок был чистым. Вода смыла кровь. Но он чувствовал — нож тёплый, будто доволен.

Жанна сидела рядом, смотрела на него.

— Пятерых, — сказала она тихо. — Я видела через оптику, когда ты вынырнул. Ты убил пятерых под водой.

Он кивнул.

— Нож хороший.

Джипы тронулись, уехали от фабрики. Легионер смотрел в окно. Здание исчезало в темноте. Там, в подвале, оставались трупы гулей. Может, ещё живые. Может, придётся вернуться.

Но сейчас это не важно. Важно, что Томас жив. Команда жива. Миссия не провалена, только отложена.

Француз закрыл глаза, положил руку на рукоять ножа.

Джип ехал через ночь, через дельту, через город. Назад на базу. К свету, теплу, безопасности.

Завтра разберут ошибки. Завтра спланируют новую атаку. Завтра будет новый бой.

Но сегодня они выжили. И этого было достаточно.

Джипы въехали на базу в половине одиннадцатого вечера. Охрана открыла ворота, махнула рукой. Команда выгрузилась молча, вымотанная, грязная, злая. Пьер вылез последним, чувствуя, как каждая мышца ноет. Мокрая одежда прилипла к телу, вода хлюпала в берцах.

Макгрегор ждал у входа в штаб. Посмотрел на них, нахмурился.

— Что случилось?

— Их было больше двадцати, — сказал Маркус. — Гнездо оказалось крупнее, чем думали. Отошли, один ранен. Потери среди целей — десять-двенадцать убитых, остальные остались в подвале.

— Кто ранен?

— Томас. Царапины, обработали серебром на месте. Но нужно полное обследование.

Британец кивнул.

— Медблок работает. Отправляйте. Остальным душ, еда, отдых. Разбор завтра утром в восемь ноль-ноль.

Команда разошлась. Дюбуа пошёл следом за Томасом и Ахмедом к медблоку. Парень шёл странно — чуть медленнее обычного, слегка сутулился. Руку прижимал к боку, хотя царапины были на плече.

В медблоке их встретил врач — индус лет пятидесяти в белом халате. Посадил Томаса на кушетку, начал осмотр. Снял бинты, осмотрел царапины. Три полосы на плече, неглубокие, но воспалённые.

— Серебром обработали?

— Да, — ответил Ахмед. — Сразу после извлечения из воды.

— Хорошо. Но нужны антибиотики широкого спектра. Вода там грязная, инфекция могла попасть. — Врач достал шприц, набрал дозу. — Плюс противостолбнячная сыворотка.

Уколол Томаса дважды. Парень даже не поморщился. Сидел неподвижно, глядя в стену. Лицо бледное, но не болезненное. Просто пустое.

— Температура? — спросил врач, доставая термометр.

— Не знаю.

Сунул термометр под мышку, подождал. Вытащил, посмотрел.

— Тридцать семь и три. Чуть выше нормы, но после такого стресса — нормально. — Он записал что-то в карту. — Есть головокружение, тошнота, боль?

— Нет.

— Хорошо. Идите отдыхайте. Завтра утром снова на осмотр. Если температура поднимется или появится что-то ещё — сразу сюда.

Томас кивнул, встал, пошёл к выходу. Боец проводил его взглядом. Что-то было не так. Парень двигался механически, без эмоций. После такого — почти утонул, гули чуть не сожрали — он должен был быть в шоке, трястись, говорить, выплёскивать адреналин. Но он молчал. Словно выключился.

Наёмник вышел следом. Томас уже шёл по коридору к жилому корпусу. Француз ускорился, догнал.

— Томас.

Парень обернулся. Глаза были странные — зрачки расширены, взгляд мутный.

— Да?

— Ты в порядке?

— Да. Спасибо, что вытащил.

— Не за что. — Пьер помолчал. — Слушай, если что-то не так, если чувствуешь себя плохо — скажи сразу. Токсины гулей опасны.

— Я знаю. Всё нормально.

Томас развернулся, пошёл дальше. Снайпер смотрел ему вслед. Походка была другой. Чуть шире шаг, чуть тяжелее ступает. Плечи расслаблены больше обычного. Мелочи, которые обычный человек не заметит. Но Дюбуа тренировали замечать мелочи. В легионе, в Зоне, на всех операциях. Мелочи спасали жизнь.

И сейчас мелочи говорили: что-то не так.

Он пошёл в свою комнату, сбросил мокрую одежду, встал под душ. Горячая вода смыла грязь, холод, усталость. Он стоял под струёй, думая. Царапины были неглубокие. Серебро применили сразу. Но гуль тащил Томаса под воду долго — секунд двадцать, может больше. Контакт был долгим. Слюна, кровь, что-то ещё — могло попасть через царапины, через рот, если парень хлебнул воды.

Токсины гулей вызывали лихорадку, галлюцинации, агрессию. Симптомы проявлялись в течение часа. Прошло три часа с момента атаки. Томас должен был бы уже бредить или быть мёртвым. Но он выглядел нормально. Почти нормально.

Легионер вышел из душа, оделся в сухое, пошёл в столовую. Там уже сидели Маркус, Жанна, Ахмед, Рахман. Ели молча, уставшие. Томаса не было.

— Где Томас? — спросил боец.

— Сказал, что не голоден, — ответил Ахмед. — Пошёл в комнату.

Француз взял поднос, набрал еды, сел. Рис, курица, овощи. Ел механически, не чувствуя вкуса. Думал о Томасе, о гулях, о токсинах.

— Завтра возвращаемся? — спросила Жанна.

— Да, — сказал Маркус. — Но с подкреплением. Запросил ещё четверых бойцов из запасной группы. Плюс огнемёты. Нельзя допустить, чтобы гнездо осталось. Они будут плодиться, распространяться.