Легионер сменил магазин, ещё десять патронов. Стрелял быстрее. Один выстрел в три секунды. Гули падали, но их слишком много. Убил ещё тридцать, но остальные бегут. Триста метров, двести, сто.

Пьер бросил Barrett, схватил ПКМ. Длинная очередь, двести патронов. Пулемёт косил передних, они падали, остальные перепрыгивали через тела, не останавливаясь. Легионер швырнул термобарическую гранату в гущу толпы. Взрыв. Термобарик создал волну огня, выжег кислород на десять метров вокруг. Двадцать гулей сгорели разом, ещё десяток обожгло. Но остальные бегут.

Пятьдесят метров.

Дюбуа нырнул в люк, захлопнул, сел за руль. Включил передачу, вдавил газ. БТР рванул вперёд, прямо на толпу. Скорость шестьдесят. Таран впереди. Столкновение через три секунды.

Удар.

Первый гуль влетел под таран, раздавлен мгновенно. Второй, третий, пятый. БТР вошёл в толпу как танк в картонные коробки. Тела летели в стороны, кости хрустели под колёсами, кровь брызгала на лобовое стекло. Легионер не смотрел, смотрел вперёд, держал руль. Десять тонн брони на скорости шестьдесят — ничто не остановит.

Гули лезли на броню, царапали, били, пытались перевернуть. Бесполезно. БТР тяжёлый, центр тяжести низкий. Пьер давил, не сбавляя скорости. Проехал через толпу за двадцать секунд. Вылетел с другой стороны площади, оставив за собой сотню трупов.

Оглянулся в зеркало. Гули остались позади, не догонят. Часть мертва, часть ранена, остальные слишком медленные. Площадь пройдена.

Впереди центр города. Высотки, небоскрёбы, офисные здания. Улицы шире, завалов меньше. Но дыма больше, огня больше. Справа рушится здание, медленно, этаж за этажом. Грохот, пыль столбом. Легионер объехал, не останавливаясь.

Видел живых людей. Группа, человек десять, бежит по улице. Гражданские, оборванные, испуганные. Увидели БТР, замахали руками, закричали. Просят помощь. Дюбуа проехал мимо. Не за этим приехал. Жестоко? Да. Но миссия одна — найти патриарха, убить, закончить эпидемию. Спасать десяток человек, теряя время — глупость. Если миссия провалится, эти десять всё равно умрут. Если удастся — все выживут. Логика холодная, но правильная.

Группа осталась позади. Их крики затихли. Может, гули сожрут их через минуту. Может, выживут. Не его дело.

Легионер ехал дальше, в глубь города. Искал признаки. Хафиз где-то здесь. Рахман где-то здесь. Лидер где-то здесь. Надо найти зацепку. Жанна говорила — видела Рахмана на крыше, два квартала от госпиталя на Моменшахи. Это восточный район, недалеко от реки.

Дюбуа свернул на восток. Проспект Моменшахи, знакомый. Три дня назад они спасали здесь сто двенадцать человек из школы. Теперь школа горит. Пламя лижет стены, крыша провалилась. Никого не спасли. Триста человек на Дханмонди тоже не спасли. Все мертвы. Ради министров, которые улетели и забыли.

Не думать об этом. Сосредоточиться на миссии.

Госпиталь показался впереди. Четырёхэтажное здание, разгромленное, окна выбиты, стены в копоти. У входа тела — горы тел. Те, кто не успел эвакуироваться. Легионер проехал мимо, не глядя.

Два квартала дальше. Высотка, двадцать этажей. На крыше фигура. Человек или гуль? Пьер остановил БТР, взял бинокль, посмотрел.

Рахман.

Стоит на краю крыши, смотрит вниз. Лицо узнаваемое — предатель, капитан полиции, агент Лидера. Теперь командует гулями. Рядом с ним ещё двое. Гули разумные, в одежде. Охрана, наверное.

Дюбуа опустил бинокль. Нашёл первую зацепку. Рахман здесь. Значит надо подняться, взять его, выбить информацию. Где Хафиз, где Лидер, кто патриарх. Рахман знает. Заговорит. Все говорят, если правильно спросить.

Легионер проверил оружие. Vector заряжен, серебряные патроны. Glock на бедре. Нож на поясе. Гранаты в разгрузке. Готов.

Он припарковал БТР в переулке, прикрыл ветками и мусором. Неидеально, но сойдёт. Взял рюкзак, оружие. Пошёл к высотке.

Дакка встретила его тишиной. Мёртвой, зловещей. Город-призрак. Город-могила.

Но он здесь. Пробился. Нашёл след.

Теперь охота начинается.

Высотка стояла в двухстах метрах от переулка, где легионер оставил БТР. Двадцать этажей стекла и бетона, окна нижних этажей разбиты, на некоторых балконах трупы висят, зацепившись за перила. Вход открыт, двери сорваны. Темно внутри. Гули там, точно. Сколько — неизвестно. Но Рахман на крыше, значит путь наверх охраняется.

Дюбуа присел за обломками стены, снял рюкзак. Достал флягу, сделал глоток воды. Жара невыносимая, под сорок градусов. Форма насквозь мокрая от пота. Проверил оружие — Vector заряжен, два магазина запасных на груди. Glock на бедре. Нож на поясе. Гранаты в подсумках. Всё при нём.

Потом достал из внутреннего кармана бронежилета металлический кейс. Небольшой, размером с пачку сигарет, серебристый. Открыл. Внутри — автоинъектор. Цилиндр из медицинской стали, прозрачное окошко сбоку, через него видна жидкость. Янтарная, слегка светящаяся. Сыворотка.

Профессор Лебедев дал её на прощание, когда легионер уходил из Зоны. Старик вручил кейс, сказал просто:

— Это улучшенная версия того, что я вколол тебе тогда, когда ты умирал. Та сыворотка спасла жизнь, дала регенерацию, выносливость, иммунитет. Эта пойдёт дальше. Усилит всё — мышцы, рефлексы, восприятие, скорость мышления. Превратит в суперсолдата. На время. Шесть часов, может восемь, потом эффект спадёт. После будет откат — слабость, дрожь, тошнота. Но в эти шесть часов ты будешь почти неуязвимым. Используй, когда шансов не останется. Когда выбор между этим и смертью.

Пьер тогда спросил:

— Побочные эффекты?

— Есть. Сердце будет работать на пределе. Если есть слабость, аритмия, проблемы с сосудами — может не выдержать. У тебя таких проблем нет, ты здоров. Выдержишь. Но больше одного раза за год колоть нельзя. Организм не восстановится. Второй раз убьёт.

— Почему даёшь мне?

Лебедев улыбнулся грустно.

— Потому что ты один из немногих, кто заслуживает. Ты спас мне жизнь в Зоне, вытащил из-под завала, когда аномалия схлопнулась. Мог бросить, убежать. Не бросил. Это дорогого стоит. И потому что чувствую — тебе понадобится. Когда-нибудь окажешься в месте, где шансов не будет. Тогда используй. И заглядывай в гости, если выживешь. Буду рад.

Легионер тогда кивнул, спрятал кейс, ушёл. Три года носил с собой, не использовал. Не было нужды. Но сейчас нужда есть.

Двадцать этажей, полных гулей. Рахман на крыше, охраняется. Один он, даже с Vector и гранатами, пробьётся с потерями. Ранения, усталость, потраченные патроны. К Рахману доберётся обессиленным, если доберётся. А там ещё Хафиз где-то, Лидер. Нужно быть в форме. Лучшей форме.

Дюбуа взял автоинъектор, повертел в руках. Тяжёлый, холодный. Янтарная жидкость переливалась в окошке. Профессор не врал никогда. Если сказал сработает — сработает. Если сказал шесть часов — значит шесть.

Легионер снял бронежилет, расстегнул форму, оголил плечо. Кожа загорелая, шрамов много — от пуль, ножей, осколков. История боёв, написанная на теле. Приложил инъектор к дельтовидной мышце, под углом девяносто градусов. Нажал кнопку.

Щелчок. Игла вошла, короткая, толстая. Сыворотка пошла под давлением, струя в мышцу. Ощущение странное — не боль, но давление, жжение внутреннее. Три секунды. Инъектор пискнул, игла втянулась. Пустой.

Пьер отложил его, растёр место укола. Ждал. Лебедев говорил — эффект наступает через минуту, полторы. Быстро.

Первое, что почувствовал — тепло. Разливается от плеча по всему телу. Тепло приятное, как после глотка хорошего виски. Пошло по руке, в грудь, вниз по животу, в ноги. Мышцы разогревались, будто перед тренировкой. Сердце забилось сильнее. Раз. Два. Три. Чаще, мощнее. Кровь побежала быстрее, пульс в ушах как барабан.

Потом — ясность. Голова прояснилась мгновенно. Усталость исчезла, словно её не было. Мысли стали чёткими, резкими. Зрение обострилось — видел каждую трещину в стене, каждую песчинку на асфальте. Слух усилился — слышал шорох внутри высотки, чьи-то шаги, дыхание. Гули там, много. Слышал, как сердце бьётся — ровно, мощно, сто двадцать ударов в минуту. Рабочий режим. Организм перешёл на боевые обороты.