Впереди дорога на юг. Сто пятьдесят километров до Дакки. Три часа езды, может четыре. А там — город мёртвых. Орда гулей. Хафиз, неуязвимый для серебра. Лидер, призрак в тени. Рахман, предатель.
И он. Один легионер с БТРом, оружием на маленькую армию и призрачным шансом выжить.
Дюбуа вдавил газ. БТР ускорился, загрохотал по асфальту. Рассвет разгорался, туман рассеивался. Солнце поднималось над полями, красное, как кровь.
Последний рассвет, может быть.
Легионер ехал, не думая об этом. Думал о миссии. О патриархе. О том, как найти его, как убить, как проверить теорию старика.
Остальное неважно.
Жить или умереть — неважно.
Важно попробовать.
БТР катил на юг три часа. Дорога пустая, разбитая, местами завалена брошенными машинами. Дюбуа объезжал, не останавливаясь. Поля по обе стороны — рисовые, затопленные, пустые. Деревни мёртвые, окна чёрные, двери настежь. Иногда мелькали тела у дороги, раздутые на жаре, покрытые мухами. Легионер не смотрел. Видел достаточно.
Солнце поднялось высоко, жара стала невыносимой. В кабине БТРа душно, как в печи. Кондиционера нет, окна открыть нельзя — защита. Пьер пил воду из фляги, вытирал пот тряпкой. Форма насквозь мокрая. Но держался. Привык к жаре после Мали, Афганистана. Тропики не хуже.
Через три с половиной часа впереди появился дым. Столб чёрный, жирный, поднимался до неба. Дакка. Город всё ещё горел, хотя прошло три дня с момента взрывов. Пожары не тушили — некому. Армия ушла, пожарные сбежали или мертвы. Огонь пожирал кварталы, не встречая сопротивления.
Легионер притормозил, взял бинокль, осмотрел впереди. Дорога входила в город через северную окраину. Видел блокпост армейский — брошенный, пустой. Мешки с песком разбросаны, пулемёт лежит на боку, гильзы повсюду. Следы боя. Армия пыталась удержать периметр, не вышло. Отступили или погибли.
За блокпостом начинались дома — низкие, двух-трёхэтажные, трущобы. Улицы узкие, завалены мусором, машинами, телами. Много тел. Сотни, тысячи. Лежат кучами, гниют на солнце. Вонь чувствуется даже отсюда, за километр. Сладковатая, тошнотворная. Запах разложения.
И гули. Видел их через бинокль. Двигаются меж домов, стаями. Человек пятьдесят в поле зрения, может больше. Примитивные, звериные. Рыщут, ищут добычу. Одни рвут труп на перекрёстке. Другие лезут в дома, ломают двери. Третьи просто бродят, бесцельно.
Дюбуа убрал бинокль, включил передачу. БТР тронулся. Двигатель взревел, гусеницы загрохотали. Скорость тридцать, сорок, пятьдесят километров в час. Таран впереди, массивный, стальной. Готов к контакту.
Блокпост проехал без остановки. Мешки с песком разлетелись под колёсами. Гильзы зазвенели. Труп солдата, раздавленный, хрустнул под гусеницей. Дюбуа не смотрел. Ехал дальше.
Первые дома. Трущобы, лачуги из кирпича и ржавого железа. Улица узкая, метров пять шириной. БТР еле проходит. Стены по обе стороны, окна выбиты, двери сорваны. Тела на тротуарах, на дороге. Легионер давил, не объезжая. Хруст костей под колёсами, мягкий удар плоти. БТР тяжёлый, десять тонн, раздавит что угодно.
Справа из подворотни выскочил гуль. Примитивный, серая кожа, жёлтые глаза, окровавленная морда. Бросился на БТР, как собака на машину. Идиот. Легионер даже не сбавил скорости. Гуль ударился в борт, отлетел, покатился по асфальту. Встал, побежал следом, воя. Пьер не стал стрелять. Экономил патроны. Гуль отстал через сотню метров.
Перекрёсток. Завал из машин — три легковушки, грузовик, автобус. Перекрыли дорогу полностью. Дюбуа притормозил, оценил. Объезда нет, стены с обоих боков. Таранить? Таранить.
Он отъехал назад метров на двадцать, набрал скорость. Шестьдесят километров в час. БТР тяжёлый, инерция огромная. Таран впереди усилен уголками, сварен на совесть. Выдержит.
Удар. Грохот оглушительный, металл взвизгнул, стекло посыпалось. Таран вошёл в легковушку, смял её как консервную банку, толкнул в грузовик. Грузовик сдвинулся, заскрипел, въехал в автобус. Автобус покатился, врезался в стену дома. Завал шевельнулся, раздвинулся. Легионер вдавил газ на полную. БТР прорвался, расталкивая обломки. Капот легковушки застрял на таране, волочился, искрил по асфальту. Через десять метров отвалился.
Дюбуа проехал, не оглядываясь. Таран погнутый, но целый. Держит.
Улица расширилась. Проспект, метров двадцать шириной. Справа и слева — здания повыше, пяти-шестиэтажные. Окна выбиты, стены закопчены. Одно здание рухнуло, завалило половину проспекта. Объехал по тротуару, раздавив мусорные баки и труп.
Гули появились массово. Вылезли из домов, из переулков, из-под завалов. Двадцать, тридцать, сорок. Увидели БТР, побежали. Примитивные, тупые, голодные. Бегут на звук мотора, как мотыльки на свет.
Легионер открыл люк в крыше, высунулся. Ветер ударил в лицо, горячий, пахнущий гарью. Схватил ПКМ, развернул на толпу. Пулемёт на турели, лента заряжена. Тысяча патронов, обычные, не серебро. Но на такой скорости и в таком количестве сработают.
Нажал на спуск. ПКМ заработал, длинная очередь. Сто патронов за десять секунд. Трассеры прочертили воздух красными линиями. Пули били по гулям, по асфальту, по стенам. Трое гулей упали сразу, головы размазаны. Ещё пятеро споткнулись, ранены в ноги, грудь. Остальные бежали дальше, не останавливаясь. Обычные пули их не убивают быстро, только замедляют.
Дюбуа дал ещё одну очередь, полсотни патронов. Ещё двое упали. Но гули уже близко, метров десять. Легионер бросил пулемёт, схватил Vector с плеча. Серебряные экспансивные патроны. Тридцать в магазине. Прицелился, короткая очередь. Три пули, один гуль. Голова лопнула, серебро сработало мгновенно. Вторая очередь, второй гуль. Третья, третий.
БТР катил на скорости сорок километров в час, легионер стрелял с турели. Гули бежали сбоку, пытались запрыгнуть на броню. Один успел, вцепился в борт. Пьер развернул Vector, выстрелил в упор. Три пули в грудь, серебро вспороло плоть. Гуль упал, покатился под колёса. Хрустнул.
Ещё двое запрыгнули, полезли к люку. Легионер швырнул гранату под ноги. Ф-1, осколочная. Четыре секунды до взрыва. Он нырнул в люк, захлопнул. Взрыв снаружи, глухой, БТР тряхнуло. Гулей смело взрывной волной, осколки звенели по броне. Пьер выглянул — двое мёртвых на асфальте, остальные отстали.
Проспект кончился, началась площадь. Большая, круглая, фонтан в центре. Вода не работает, чаша пустая, заполнена трупами. Вокруг площади — здания административные, стекло и бетон, современные. Одно горит, пламя лижет верхние этажи. Другое разрушено, половина обвалилась. Третье целое, но окна чёрные, пустые.
На площади толпа. Гули. Сотни. Может, тысяча. Кучкуются вокруг фонтана, рвут что-то. Тела, наверное. Или друг друга — гули жрут даже себе подобных, когда голод сильный.
Дюбуа притормозил, оценил обстановку. Объехать нельзя — площадь единственный путь в центр города. Прорываться? Их слишком много. Даже БТР не проедет через тысячу гулей. Застрянет, окружат, разорвут броню руками. Гули сильные, в толпе способны на многое.
Нужно проредить.
Легионер остановил БТР, оставил мотор работающим. Вылез на крышу через люк, взял Barrett. Винтовка тяжёлая, но на турели удобно ложится. Упор есть, стрелять можно. Открыл сошки, установил на броне. Лёг, глянул в оптику.
Толпа в четырёхстах метрах. Идеальная дистанция для.50 BMG. Прицелился в центр толпы, туда, где гули плотнее. Глубокий вдох, выдох. Палец на спуске. Выстрел.
Грохот оглушительный. Barrett взревела, отдача ударила в плечо. Пуля полетела. Бронебойная с зажигательным сердечником, двенадцать с половиной миллиметров, скорость девятьсот метров в секунду. Попала в гуля, пробила навылет, попала во второго, в третьего. Один выстрел, трое мёртвых. Третий гуль загорелся от зажигательного сердечника, побежал, пылая. Зажёг ещё двоих.
Дюбуа перезарядил, выстрелил снова. Ещё три гуля. Снова. Ещё. Barrett работала методично. Десять выстрелов, тридцать убитых гулей. Толпа зашевелилась, заревела. Поняли, что стреляют. Побежали к БТРу, лавиной.
