Почему я тогда не сказала ему о страхах? Почему не объяснила…

Дом. Пристальный взгляд Рахимат.

Её перекошенное лицо.

Она стояла в холле с сумками.

И тут я вспомнила.

Рахимат уезжает. Осман тоже.

Эльмира! Мой побег!

Я совсем забыла об этом! Забыла, потому что я уже не собираюсь никуда бежать! Господи…

Эльмира зашла в комнату без стука.

- Что? Трахнул понежнее и ты растаяла? Какая ты дура… У вас нет гордости. Шармуты, порода такая? Одним местом думаете. Сладким местом между ног, да?

- Что тебе надо?

- Вставай и одевайся, быстро.

- Я никуда не поеду.

- Поедешь.

- Нет.

- Думаешь, Осман тебя любит? Наивная идиотка. Поиграет немного, это ведь так весело, играть с доступной шлюшкой! А вернётся ко мне! Потому что только от меня примет детей! Потому что я из древнего рода, у меня чистая кровь. И он меня уважает, а ты…

- Уважает? Он сделал тебя любовницей, он…

- Не твое собачье дело! – Эльмира сделала шаг и схватила меня за шею, прижимая к стене. – Ты… ты… быстро, оделась и пошла!

- Я никуда не пойду!

- Тебя приведут.

- Пусти меня!

- Нет, сучка, нет. Ты пойдешь со мной! Он будет думать, что ты предала его. Он тебя не простит! Он узнает, что ты сбежала не одна.

Эльмира смотрела на меня так, что мне стало дико страшно.

Я поняла, что всё это – мой побег, её помощь – часть какого-то дьявольского плана.

И я всё равно проиграю.

Даже если никуда не поеду.

Меня заставят поехать!

Они инсценируют мой побег.

Осман будет в ярости.

И он точно меня не простит.

Или…

Или меня просто убьют… что-то сотворят со мной.

Но он всё равно будет уверен, что я предала.

Я чувствовала дикое опустошение.

Меня словно выпотрошили изнутри.

От состояния какого-то нереального, немыслимого счастья я упала в состояние полной апатии.

Безразличия.

Я понимала, что это финал моей истории любви.

Что я зря понадеялась, поверила в счастье.

Счастья не будет. Счастье мне не светит.

Только боль. Боль. Боль…

Лучше бы меня убили.

Лучше бы он думал, что я его предала, но меня бы уже не было.

Самое страшное было смотреть в его глаза и видеть там разочарование.

И пустоту…

Но почему он поверил?

Как он мог поверить им после всего? Как?

Он предал меня снова.

Снова… снова… снова…

Боль, боль, боль… Океаны боли.

Только теперь она фантомная.

Боль того, чего уже нет.

Боль любви, которой нет. Души, которой нет.

Но надо на что-то решаться.

Надо говорить!

- Алия, думаю, вам необходимо сейчас увидеться с мужем. – Диана Алиевна старается говорить мягко. – Решать все вопросы стоит начинать уже сейчас. Ты же понимаешь, девочка?

Киваю. Я понимаю, разумеется.

Но боль такая острая.

Словно заноза, которую хочется выдернуть и нельзя. Если ты её вытащишь кровь хлынет диким потоком и затопит, вытечет вся.

- Да, я готова его принять. – отвечаю, и с тоской думаю – пришёл не один. Кто с ним? Почему?

Дверь открывается и я вижу…

- Тётя…

- Девочка моя, моя маленькая девочка…

Тётя Зулейха обнимает меня, прижимая к себе.

- Прости меня девочка, прости, что уехала так и… не давала о себе знать. Я пыталась, но твой отец…

Зулейха гладит меня по голове, причитает, плачет, а я бросаю взгляд на Османа и встречаюсь с его глазами.

Кажется, он еще сильнее осунулся. Бледный. И взгляд у него такой тяжелый.

Разглядывает меня как одержимый, жадно, так, что мне приходится покраснеть. Кивает мне.

- Здравствуй, Алия. Как ты себя чувствуешь?

- Он нашёл меня, - шепчет тётя, - Попросил приехать немедленно, а я только рада была.

Опускаю глаза, потом снова смотрю на мужа краснея.

Я не могу солгать.

Я обязана сказать про ребёнка сейчас. Всё равно выяснится, что я беременна.

Идда. Даже если мы разведёмся, по идде нужно будет ждать три месяца, и Осман так или иначе всё узнает.

- Нормально, Осман, спасибо, я…

- Поговори с тётей. Я подойду позже. Нам тоже нужно… поговорить.

Киваю.

Нужно.

Но так больно…

Больно, когда снова и снова в голове как киноплёнка прокручивается. Кадр за кадром.

Как меня увозят силой. Как я сопротивляюсь. Как меня якобы прячут. И как меня находит Осман.

Тщательно спланированная ловушка для нас.

Для него и для меня.

Они знали, что его чувства ко мне не так однозначны.

Поняли, что тот самый шаг от ненависти до любви мы с Османом сделали.

Но им не нужно было, чтобы Осман меня любил.

Им нужна была только ненависть.

Его ненависть.

Моя ненависть.

Только она, сжигающая изнутри кислотой.

- Зачем? – только это он сказал мне тогда. А я… Я не нашлась, что ответить.

Я не стала оправдываться.

Сердце моё кричало – неужели ты не понимаешь? Неужели не видишь, что происходит? Неужели думаешь, что я настолько глупа и настолько цинична?

Поверь!

Пойми!

Он не услышал.

Он не поверил.

Меня привезли в пустой дом. Его дом.

- Мы поговорим, когда я вернусь.

Но он не вернулся.

Зато пришли они.

Рахимат.

Эльмира.

Другие…

Те другие боялись, но не могли пойти против главной. Рахимат. Её они боялись больше, чем Османа.

Они верили, что Рахимат Осман послушает.

Салима, Малика, Джума, Фарида. Я почти не общалась с ними в доме, а они со мной. Смотрели сквозь меня.

Еще Абидат, тётка Эльмиры. Эта всегда смотрела с усмешкой, ехидно.

Они все причастны.

Они все были с Рахимат и Эльмирой.

Рвали волосы, били…

Они били меня в живот.

Чудо, что моя беременность сохранилась.

Или не чудо?

Провидение высших сил.

Это было нужно для чего-то.

Для меня?

Для Османа?

Он уходит, а мы с тётей остаёмся.

Зулейха рассказывает о том, как мой отец запретил ей писать, звонить, на порог не пустил перед её отъездом. И потом, когда она несколько раз приезжала погостить в республику.

- Каждый раз он тебя увозил в горы. Угрожал, что если я попытаюсь к тебе подобраться – мне и моим родным тут будет несдобровать. Ты же знаешь, кто я ему. Сводная. Моя мать – вторая жена. Неофициальная. В то время можно было только тайно никях второй раз заключить. Мой отец, твой дед покойный этим правом воспользовался. Он маму любил, и меня. И воспитание дал и образование. Но когда его не стало нам туго пришлось. Хотя он при жизни маму обеспечил – чуть было всё не отобрали. Бабушка твоя, мать Магомеда изо всех сил старалась. Папа всё оформил грамотно, но всё равно мы боялись. Магомед мне всё время говорил, что на тебе отыграется. Я уеду, а страдать будешь ты.

Я понимаю тётю, и обиды нет.

Это всё отец.

Но как он мог?

Как можно сначала так любить ребёнка, а потом так возненавидеть? Только потому, что мою маму он ненавидел?

Тётя раскладывает на тумбочке гостинцы.

- Чуду, твои любимые. Гранаты. Тебе надо их кушать. Еще урбеч домашний, я сама готовила.

- Спасибо, тётя.

- Когда тебя выпишут?

Плечами пожимаю.

- Я могу уйти в любой момент. Но куда?

Тётя головой качает.

- Я знаю, что у вас произошло. Да что я… - она рукой машет, - вся республика знает!

- Что? – я вся обмираю от страха, краснею.

- Да. Все твои мучительницы сейчас в СИЗО, ждут суда. Обвинения в причинении тяжкого телесного вреда. Им грозят реальные сроки. Особенно Рахимат. Люди говорят, их всё равно живыми не выпустят.

- Как же… Я не понимаю?

- Весь город, республика вся против них. На твою защиту встали. Камнями их забить готовы. Уничтожить.

- Как?

Я на самом деле не понимаю.

Потому что знаю прекрасно, какой бы я ни была, что бы ни делала, я, по сути, поступила на самом деле как падшая женщина.