- Конечно, можешь, но… пойми, для того чтобы тебе поехать в наш кризисный центр всё равно понадобится консультация.

Киваю, всё понимаю, но… не сейчас.

Динара Алиевна нашла для меня место в центре для женщин. Для таких же как я.

Отвергнутых семьёй. Тех, кого ненавидят.

За дело ли, или просто так – не важно. Ненавидят. Унижают. Выгоняют.

Так бывает, да.

Есть очень строгие семьи, за малейший проступок могут выставить из дома без ничего. И жену, и сестру и дочь.

Не только у нас на Кавказе есть такие, конечно.

У нас, я бы сказала, даже в меньшей степени.

Я читала истории девочек из других городов, не из нашей республики, которых выгоняли на улицу и за плохие отметки, и за то, что девочка стала встречаться с парнем, за беременность. Мне всегда казалось, что это ужасно. Как можно лишить помощи и поддержки своё дитя? Даже если ребёнок не прав, даже если он оступился… Не вина ли семьи в какой-то степени, если он ведёт себя вот так?

Всё-таки у нас в республике таких вопиющих случаев не было.

За плохие оценки из дома точно не выгоняли.

Тут надо совершить реально что-то чудовищное, чтобы семья публично от тебя отказалась.

Иногда неугодных просто отправляют подальше, с глаз долой. Благо, далёких горных аулов, забытых, почти заброшенных, почти отрезанных от цивилизации у нас достаточно. Провинившаяся вроде бы остаётся в семье, всё шито-крыто. Но, конечно, никакой жизни у неё нет.

Это не жизнь.

Это я на собственной шкуре узнала.

Ведь Осман сначала отправил меня именно в такое место.

Неугодную жену, которая, как оказалось, была просто объектом его мести!

Когда он рассказал мне про маму я была в ужасе.

И сначала я не поверила.

- Мама не могла! Она… она не могла…

Я чувствовала горячие слёзы на своих щеках.

И видела жуткий оскал Османа.

- Еще как могла. Тебе доказательства предоставить? Есть фото и даже видео.

- Нет! – я закричала неожиданно громко. – Нет… не надо…

Словно боялась, что он покажет мне эти улики и моя жизнь рассыплется в прах. Всё, что я любила, во что верила… Прах.

Боже, как мне жить? – одна мысль тогда долбила в висках.

- Ешь и иди в комнату.

Есть? Он реально считал, что я могу есть после этого?

- Бери ложку, или я накормлю тебя силой.

Силой…

Я уже знала – сил у Османа хоть отбавляй. Что ж…

Ела, даже вкус чувствовала, острый и пряный. Насыщенный.

Съела всё.

Потом вспомнила какую-то дурацкую передачу, смотрела её еще в далеком детстве, когда было можно. Там участники должны были съесть какую-то гадость, а потом показать язык и рот, чтобы организаторы шоу убедились – участник не мухлюет и не обманывает.

Не знаю, что меня дёрнуло сделать так же.

Я смотрела прямо на Османа и показывала язык.

А он неожиданно схватил меня за горло, притянул ближе.

- Смотри…играешь с огнём. Я ведь могу и передумать насчёт тебя. Не просто сгноить тебя в одинокой тюрьме в горах, где ты месяцами не будешь видеть ни одной живой души, а взять и сделать из тебя игрушку, для постельных утех.

Осман говорил, приближая свой рот к моему.

Это было мучительно.

Ужасно.

Сердце сбивалось с ритма, по телу волнами чередовались жар и холод.

Две стороны ада.

Мне так захотелось плюнуть ему в лицо! И я бы сделала это. Но, на моё счастье, у него завибрировал телефон.

Я воспользовалась возможностью и сбежала в комнату.

Закрылась, забаррикадировалась.

Села на кровать, с ужасом поняв, что ни простыни, испачканной моей кровью ни свадебного платья тут нет. И это не потому, что была уборка.

Кто-то унёс доказательство моей непрочности.

Это было противно.

Я сидела и думала – как можно так ненавидеть человека за то, чего он не совершал?

Как он может мстить мне за грехи моей матери? Заставлять расплачиваться за них? Как? Почему? И неужели никто не может мне помочь?

Тётя Зулейха! Я часто о ней вспоминала.

В тот момент я чётко осознавала, что никто кроме тёти мне не поможет.

А может и она тоже нет.

У неё своя семья, своя жизнь в столице.

Она не променяет благополучие на жизнь и судьбу какой-то далекой родственницы.

Да, я на самом деле так думала.

Верила в это.

И не осуждала тётю, нет.

Она и так несколько раз выступала против семьи из-за моих выходок.

Тогда я и сама боялась навредить тёте.

Будь что будет, думала я, лежа, глядя на блестящий, ровный натяжной потолок комнаты.

Будь что будет.

Утром меня подняли ни свет ни заря.

- Быстро одевайся, едем.

За мной пришла женщина, имени её я не знала, кажется, тоже какая-то родственница Османа. Но не та тётка, которая напала на меня вчера.

Но эта тоже смотрела на меня как на грязь.

А я… да, я была в каком-то отупении, в ступоре.

Я тогда мало что соображала.

Просто не готова была к этим событиям.

Я ведь была уверена, что брак сделает меня свободной. Не думала, что попаду в еще более страшную тюрьму, чем та, в которой я жила у отца.

- Садись в машину. Вот тебе в дорогу вода и лепешки. Счастливого пути не желаю, такие как ты никогда не должны быть счастливы.

Это сказала та женщина.

Дверь микроавтобуса захлопнулась. Я смотрела на пустые глазницы окон роскошного дома моего мужа. Слёз не было. Было… было разочарование.

Я ведь полюбила его, по-настоящему полюбила!

Он сделал так, чтобы я полюбила!

Его взгляды на меня во время наших коротких свиданий. Его жаркие взгляды, касания его рук – он брал мои ладони, только их, но я чувствовала этот огонь!

Много ли мне было надо, девочке, которая близко к парням боялась подойти, потому что всё время была под надзором?

Конечно, я полюбила этого сильного и красивого мужчину, горца.

Полюбила.

Мечтала о семье. О счастье.

О свободе рядом с ним!

И что я получила?

Нет, самое забавное, что та моя жизнь в затерянном в горах крохотном ауле на самом деле была не такой уж дерьмовой…

Там я была свободна, несмотря ни на что.

Да, у меня было достаточно работы, да, у меня почти не было развлечений. Но меня никто особенно не тиранил, никто не давил, я жила!

Ужас был впереди… тот ужас, о котором я совсем не хочу вспоминать…

- Что вы хотите, Алия? Какие у вас мечты? Желания?

Мечты? Желания?

Она серьёзно?

Женщина психолог принимает меня в своём кабинете. Тут уютно, я полулежу на удобной кушетке. Так показывают в американских фильмах, я, конечно, не много их видела, но видела всё-таки.

Кстати, много видела как раз тогда, когда жила в горах.

О, да, там был интернет! Не у меня, конечно.

У Саида.

У парня, который жил на той же ферме, на которую сослали и меня.

Саид был инвалидом с рождения. Церебральный паралич. Травма в родах. Так мне сказала бабушка Нурия.

- Очень умный парень, только вот никто не учил, он всё сам! В школу сам записался, к нему учитель ходил, а когда стало можно заниматься по телефону – меня попросил помочь.

По телефону – это значит онлайн. Бабушка так говорила. Она провела интернет в дом, тайно, никому не говорила.

Бабушка Нурия не была хозяйкой дома и фермы, где мы жили. Она, как и мы была приживалкой.

Рассказала, что когда-то давно она вышла замуж, муж любил, на руках носил, и она его любила, а потом у Нурии ребеночек родился, больной, инвалид. Её заставили малыша оставить, и после родня мужа её отправила подальше.

- Он не хотел, но мой Касим очень зависел от отца и матери. Плакал, когда меня сюда привёз. Горько плакал. Вторая его жена ему девочек родила, двух, потом с ней тоже что-то случилось, он взял третью. И та уже с его матерью справилась, сама стала хозяйкой, и сына родила. Они приезжали.

- Они? Кто они? – спрашивала я, когда бабушка рассказывала.

- Касим, и его жена Патимат.