Так много удовольствия!

Что он делал с моим телом – сама не знаю. Всё. Он был везде. Его пальцы, губы, его язык. В самых запретных местах. Я тоже хотела его целовать, трогать, ласкать…

- Потом маленькая, позже, у вас еще будет время, много времени, много…

Я раскрывалась перед ним, я хотела принять его скорее.

Стоп-кадр – его тело, его мужское естество, огромное, вздыбленное, как у жеребца, готовое… нереально красивая картина. Его мужская красота била наотмашь, её нельзя было игнорировать, она заставляла задохнуться от желания и томления, от предвкушения.

Этот мужчина сказал, что любит меня?

Меня? Такую маленькую, глупую, такую неискушённую и неопытную?

Но какой бы неопытной я не была я прекрасно понимала, что он кайфует от моего тела. От готовности моего лона его принять. Я всегда была для него влажной, даже тогда, когда всё моё существо сопротивлялось навязанным удовольствиям. И я видела, как в нём просыпается зверь, самец, когда он это чувствует.

И сейчас передо мной был тоже зверь. Огромный жеребец, который покрыть свою кобылку. Почему-то это сравнение не пугало, не вызывало отторжения.

Оно… заводило.

Завораживало.

- Хочу тебя… как же я дико тебя хочу, жена моя…

- Так… возьми… возьми…

Но он медлил, смотрел так хищно и при этом… сладко.

Было сладко чувствовать себя желанной ИМ.

Да, да… вот так… несмотря ни на что…

Осман не смог убить во мне чувство. То, нежное, робкое, первое, которое появилось тогда, когда он пришёл меня засватать…

Я полюбила тогда.

А он…

Нет, не знаю. Мне было всё равно, что он, когда он…

Я просто чувствовала.

Позволила себе чувствовать.

Его губы… на самом сокровенном. Так остро. Так желанно. Я подавалась вперед, открывая ему всю себя, разрешая, хотя он уже и не спрашивал.

Он дарил мне наслаждение, шептал слова любви, раскрывал…

- Хочу тебя, девочка, не могу больше…

- И я… я тоже… хочу твоей быть.

- Ты моя. Моя! Ничьей больше не будешь…

Это было так невероятно, смотреть как он проникает в меня, сантиметр за сантиметром, как его глаза становятся темнее, как тяжелеет взгляд, как он приближается, нависает, заполняет, завоёвывает.

Как он присваивает меня.

Заново.

Впервые.

По-настоящему.

И я отдавалась по-настоящему, позволяя ему владеть моим телом.

И моей душой.

И душой тоже.

Потому что я видела, что он тоже отдаёт мне душу. Всю, без остатка.

Это была любовь.

То, что мы делали там, в этом горном шале.

Это была любовь.

Мы взрывались друг в друга, друг с другом, сплетаясь, сливаясь в крике, в поцелуях, в одержимости.

Мы стоили друг друга.

Мы не давали друг другу ни секунды, ни мгновения на откат.

Мы любили.

- Я люблю тебя, Алия… как же я тебя…

- Осман… я…я тоже… тоже люблю…

Он пропускал мои длинные золотые локоны сквозь пальцы, целовал их, играл с ними, улыбался мне.

Не знаю, сколько раз мы сделали это. Я сбилась со счёта. Осман был ненасытен.

Потом он подмигнул, сказав, что меня ждёт еще сюрприз, вышел, через какое-то время вернулся, застав меня полусонной, расслабленной, поднял на руки, вынес на террасу, и сразу опустил в джакузи с обжигающе горячей водой. Впрочем, обжигающей она была первые секунды, потом стало комфортно.

Мы сидели там долго, вода не остывала, потому что подавалась всё время горячая. Осман ласкал меня, и рассказывал истории. Про это шале, которое ему любезно предоставил его друг Омар Хасанов, про конезавод и конюшни… Про то, как с детства любил лошадей, как они с отцом проводили целые дни в стойлах с любимцами и в седле…

Сказав об отце Осман замолчал.

Только прижал меня к своей груди еще крепче.

- Никому не отдам тебя, Алия. Никуда не денешься от меня. Не сбежишь…

Я хотела сказать, что и не собираюсь теперь бегать, но промолчала.

Почему я тогда промолчала?

Утром Османа вызвали в город, что-то случилось на одном из его предприятий в порту. А я… меня он отвёз домой, где меня уже ждали.

Я вспоминала его слова про время…

Он ошибался.

Времени у нас не было.

Времени не было.

Ошибочно полагать, что оно в принципе у вас есть.

Нет.

Даже если вам кажется, что столько еще впереди.

Увы…

Глажу свой плоский живот машинально.

Думаю, думаю, думаю…

У меня если силы бороться за своё счастье. Они есть.

И я буду!

Во что бы то ни стало.

Только вот…как бороться с тем, кто…кто выжег на твоём сердце тавро навсегда?

Простить?

Дело не в прощении.

Я прощаю.

Как с этим жить дальше?

И… что именно я прощаю?

То, что он ненавидел меня и так обошёлся со мной до?

То, что он не поверил, и не смог защитить после?

В палату стучат.

- Войдите.

- Алия, к вам тут… ваш муж, он очень просит и…Он не один.

Не один?

И я тоже теперь не одна.

И больше не буду одна.

Со мной мой малыш. И я готова защищать его как тигрица.

Как львица.

Я ведь думала о том, что хочу его!

Думала после того дня, моего дня рождения, который был лучшим!

Я сказала об этом Осману засыпая в его объятиях.

- Это самый лучший день в моей жизни за много-много лет.

- И в моей. В моей, наверное, единственный. Но он же не будет последним, Аля?

- Я надеюсь.

- Я всё для этого сделаю.

Я жалась к нему, чуть не мурлыкая в его объятиях, а он согревал. Ласкал.

- Я не сказал тебе о подарке.

- О подарке? Но… разве всё это – не подарок?

- Это… это прелюдия к подарку. – Осман улыбнулся. – Во-первых, я дарю тебе Снежинку, эта кобылка твоя.

- Она меня сбросила, - тихо смеюсь я.

- Прости её, она не хотела, просто её слишком волнует мой Ветер.

- Слишком?

- Она влюблена. Как и он. Надеюсь, жеребята получатся красивые.

- У таких красивых скакунов, конечно…

Его дыхание стало тяжелее, прерывистее.

- У красивых людей тоже… Ты у меня очень красивая. Я хочу, чтобы ты родила мне сына. И дочь…

Я помню, как сжалось всё внутри, затрепетало.

Это было самое заветное, то, что хочет услышать каждая женщина. Когда любимый мужчина хочет от тебя детей. Он хотел.

- Я уверена, что у нас получится… - я прошептала и он поцеловал меня в губы, нежно.

- А еще я хочу уехать с тобой. Вдвоём. Ты ведь хочешь поехать на море или к океану?

Море? Океан? Это была какая-то мечта. Невероятная. Несбыточная для меня.

- Да, я хочу… очень хочу. Люблю море.

Раньше с мамой мы часто приходили к морю, просто дышали. Она садилась на песок, и смотрела, смотрела, смотрела… Иногда у неё текли слёзы, я спрашивала, почему она плачет, но мамочка всегда говорила, что это просто ветер.

Просто ветер.

Она… она была несчастлива.

Но я знаю, что она любила отца! Я это помню…

Я не понимаю, в какой момент всё сломалось у них.

Всё сломалось у нас.

И моя жизнь тоже пошла в минус.

- Алия…

- Да?

- Прости меня… Прости за всё.

Мы стояли уже одетые, готовые ехать.

Мне так не хотелось уезжать!

Я смотрела на стены шале и всё сдавливало внутри.

А Осман…

Он неожиданно встал передо мной на колени. Обнял мои ноги, прижался к животу…

- Прости меня, девочка. Прости.

- Осман…

- Что сладкая?

- Мы… мы можем остаться? Подольше? Пожалуйста…

- Прости, маленькая, сегодня надо вернуться, у меня… в общем дела, нужно ехать на производство, срочно. Но… я обещаю тебе, мы вернёмся завтра.

- Завтра?

- Завтра… или послезавтра, обязательно вернёмся, или, если хочешь, сразу поедем на океан? Ты готова?

Я кивнула, хотя сердце сжалось.

Сжалось от непонятной боли.

Почему-то мне казалось, что мы никуда не поедем.

Никогда.

Мне было страшно! Так страшно!