Также он показал, где находится кухня, склады и полевой госпиталь. Госпиталь располагался в одноэтажном длинном здании, сложенном из светло-серых блоков. У двери госпиталя стояли двое мужчин в окровавленных белых халатах. Он неспешно о чём-то разговаривали, и выглядели уставшими и опустошенными.

Мы поблагодарили водителя Илью и направились к госпиталю. Мне нужен был главный лекарь, чтобы передать ему под роспись лекарственные препараты.

— Приветствую, — поздоровался я с лекарями. — Где бы нам найти главного лекаря?

— Здорова, — откликнулся один из них — худощавый, с осунувшимся лицом и безучастным стеклянным взгляд. Он явно вымотан и чуть ли не валится от бессилия. — Ждите. Он сейчас на операции. Что хоть привезли? — кивнул он на колонну.

— Всё что заказывали, — ответил я. — На первое время хватит, потом ещё довезём.

— Хорошо, а то анестезии почти не осталось, и обезболов тоже, — он опустил взгляд на землю. — Сегодня у меня прямо во время операции парень проснулся. Я сделал всё так быстро, как мог, но до сих пор его крик в ушах стоит.

Он поднял на нас взгляд и поспешил объясниться:

— Жить будет, но без обеих рук. Кисти превратились в угольки.

— Маг огня? — уточнил Глеб.

— Нет, водный, — мотнул лекарь головой. — Хотел остановить османских огневиков, но силёнок не хватило. Жаль его. Всего двадцать три года. И куда молодняк лезет? Ведь не умеют ничего. Силы свои рассчитать не могут, героев из себя строят, — он снова уставился в землю, потом махнул рукой и двинулся в сторону жилых домов. — Пойду посплю хотя был пару часов, а то третий день на ногах.

— Иди-иди, — сказал ему вслед второй. — Я за твоими присмотрю, швы обработаю.

— Спасибо, Толик, — бросил он через плечо и, с трудом передвигая ноги, устало побрёл по заснеженному лагерю.

Когда он скрылся в одном из домов, лекарь Толик подошёл к двери госпиталя и обратился к нам.

— Чего на улице-то стоять. Зайдите, холодно.

Мы с Глебом последовали за ним и очутились приёмном отделении. Сюда поступают все раненые и больные. Здесь их осматривают, определяют заболевание или тяжесть ранения, и только после этого отправляют дальше.

В светлом, теплом помещении пахло антисептиками и целебными травами. С потолка лился мягкий белый свет от ламп, работающих на магических кристаллах.

Мы прошли мимо столов, каталок, рядов стульев, прислонённых к стене носилок и очутились в коридоре, с двух сторон от которого за прозрачными стенами находились операционные.

В операционной, что находилась слева, шла операция. Стол окружили люди в белых халатах и внимательно следили за действиями хирурга. Лиц было невозможно разглядеть — на всех были маски, а волосы убраны под шапочку.

Лекари действовали почти в полной тишине, только один из них спокойным голосом давал указания, склонившись над больным, лежащим на операционном столе.

— Зажми сосуд… Сильнее… Хорошо…. Рита, свет… Хорошо… Салфеткой промокните, — приглушенно слышался голос. Скорее всего это и есть главный лекарь госпиталя.

Мы двинулись дальше и очутились в большой палате. Некоторые кровати огорожены ширмами, и почти все койки заняты.

Вокруг носились медсёстры и медбратья. Кто-то с перевязочными материалами, кто-то с уткой, кто-то с артефактами, а кто-то нёс на подносе горячий чай и большой кусок мясного пирога. Больные стонали, кряхтели, болтали и даже смеялись. В это же время одного завернули с головой в белую простынь, погрузили на носилки и пронесли мимо нас.

— Три дня назад много раненых поступило. Какая-то серьёзная заварушка была, — проговорил лекарь, поймав ошеломлённый взгляд Глеба.

Я привык к смертям и ранам, а он, похоже, нет. Одно дело — служить в охране в мирное время, и совсем другое — участвовать в боевых действиях. Он явно не готов к этому, поэтому лучшим решением будет отправить его обратно вместе с колонной в Москву, а сам я останусь здесь.

Теперь, когда я увидел, сколько здесь пациентов, не было ни малейших сомнений, что главный лекарь не откажется от моей помощи. Он будет рад лишним рукам, тем более я за свою работу не попрошу ни гроша. Благодаря заказам военного министерства мы станем довольно богатым родом, которому не нужно считать деньги и жить на заработки.

— Дальше у нас изолятор и аптечный склад. На склад есть ещё одна дверь на улицу. Через неё выгрузите коробки с лекарствами. Когда Родион Романович освободится, то сам всё проверит и распишется где нужно, — пояснил лекарь и двинулся между кроватей к окну, у которого лежал парень с замотанными бинтами обрубками рук.

— Может, пойдём отсюда? — понизив голос спросил Глеб. — Не хочу здесь находиться. Тяжело очень.

— Да, пойдём. Попросим, чтобы грузовик подъехал поближе, и выгрузим коробки. Лучше сделать это самим, чтобы никто ничего не разбил, — согласился я.

Мы вышли тем же путём, что и зашли. Когда проходили мимо операционной, я заметил, что операция уже закончилась, и пожилой лекарь устало намыливает руки.

Очутившись на улице, я двинулся к двери на аптечный склад, а Глеб сбегал до грузовика и указал водителю куда подъехать.

На складе работали две женщины. Они принимали груз, следили за условиями хранения и сроками годности. Узнав, что я привёз лекарства от Филатовых, они очень обрадовались и признались, что лекарства лучшего качества, чем наши, не найти. Быстро проверив документы, они принялись вскрывать коробки, которые мы с Глебом осторожно спускали с грузовика.

— По количеству всё сходится, — сказала та, что была помоложе, и поправила шерстяную шаль на плечах. — Только придётся дождаться Родиона Романовича — он запрещает нам в сопроводительных документах расписываться. Был у нас один нехороший случай.

— Что случилось? — заинтересовался я, помогая ей раскладывать ящики с лекарствами в холодильные шкафы.

— Под видом жаропонижающего подложили бесполезные болванки из мела.

— Хорошо хоть не яд, — подала голос вторая — пухлая мадам в фуфайке. — До сих пор удивляюсь, как османы сумели поменять содержимое в коробках? Ведь лекарства тоже с колонной пришли, а там охрана, и всё такое.

— Да это наверняка в лаборатории подменили, — сказала молодая. — Говорят, некоторые аптекарские рода нахватали заказов, а выполнить-то их и не могут. Вот и подложили фуфло в коробки. Думали, что не заметим или не узнаем, кто это натворил, а мы всё узнали, — она подняла вверх указательный палец. — А всё потому, что у нас главный лекарь — умный человек. Он ведь с самого начала настоял, что сам будет все коробки принимать и в документах расписываться, а не как обычно: всё навалят в одну кучу, и не разберёшься, где чьё.

— Вот именно! Когда всё закончится — не сносить Харитоновым голов. По моему мнению, кто на войне ворует — тому только высшая мера наказания. Ведь из-за их обмана могли наши парни пострадать, а они, между прочим, жизни не жалеют, нас защищая.

— Всё верно говоришь, Петровна, — послышался сзади голос.

Я обернулся и увидел пожилого лекаря в овчинном тулупе на белый халат и в валенках с галошами.

— Вечер добрый, — сказал он и двинулся ко мне. — Я — главный лекарь госпиталя Родион Романович Распутин. А вы?

У меня дрогнуло сердце. Распутин. Ещё один Распутин. Что будет, когда он узнает, что я — Филатов? Прогонит?

— Приветствую вас, Родион Романович, — взяв себя в руки, поздоровался я и протянул ему руку. — Меня зовут Александр Филатов, я из аптекарского рода Филатовых.

Лекарь замер, но лишь на мгновение. Он кивнул и крепко пожал мою руку.

— Приятно познакомиться с вами лично, Александр. Много слышал о вас.

— Судя по вашей фамилии, слышали вы обо мне не самое хорошее, — я попытался улыбнуться, но не получилось. При мысли о том, что передо мной родственник Распутина, из-за которого жизнь Филатовых превратилась в ад, мне стало не по себе.

— Отнюдь. Именно много хорошего я о вас и слышал. И хочу сразу расставить всё на свои места, — проговорил он и потёр уставшие глаза. — Я всего лишь состою в роде Распутиных, потому что это выпало на мою долю, но никогда не был замешан в тёмных делах нашего главы. Даже сюда приехал, чтобы хоть как-то обелить нашу репутацию. Поэтому предлагаю закопать топор войны и действовать сообща. Лекарям без аптекарей никуда.