Она ждала его, как ждут солнце в ненастье — покорно, преданно, глупо. И закрывала глаза на придирки будущей свекрови, терпела, надеялась, объясняла себе всё как могла. Но всё это ничем хорошим не закончилось. Он раздавил её чувство так же легко, как пинают упавший цветок. А в ответ на её преданность — бросил взгляд сверху вниз и выдал пару слов, от которых даже на страницах книги хотелось опустить глаза. Так она осталась ни с чем — ни с любовью, ни с достоинством. Только с разбитым сердцем и эхом чужого презрения.

Хмыкнув, захлопнула книгу и откинула за спину прядь тяжёлых волос, которая сползла на грудь, пока я зачитывалась. Мир, в который я попала, полон магии, да, но мышление у меня всё ещё из другого пространства. Того, где нет заклинаний, зато есть холодный расчёт, алгоритмы, и привычка думать на несколько шагов вперёд.

Мы там, в будущем, лишены волшебства, но взамен получили кое-что не менее опасное — технологии, скорость, информацию. И если Луиджи думает, что сможет переиграть меня в борьбе за мою жизнь и свободу, пусть лучше пересчитает свои карты. Я не из тех, кто послушно плывёт по течению. Особенно теперь.

Я смогла заручиться поддержкой семьи — той, что досталась мне в этой реальности. И хотя разум подсказывает: не стоит расслабляться, сердце всё же цепляется за то, чего не было в прежней жизни. Отец, который встал на мою сторону, не дожидаясь объяснений. Мать, в чьих словах пока нет тепла, но чувствуется уважение и гордость. Это редкость — особенно в мире, где правила важнее чувств.

Граф Эйсхард прямо заявил, что не желает видеть Луиджи в нашей семье. И всё же — пошёл мне навстречу. Дал мне право выбора. До чего же странно вышло: в книге он казался грозным и бескомпромиссным, почти антагонистом. А в жизни оказался тем, кого я впервые назвала отцом — пусть только в мыслях.

Мне стоило начать с главного — научиться смотреть на людей рядом как на свою новую семью. Не просто вежливо кивать, не просто играть роль, а по-настоящему попытаться привыкнуть. Они не виноваты в том, что я оказалась здесь, по прихоти случая или чего-то большего.

А может, мне и впрямь дан второй шанс — такой, какой не каждому выпадает. И я не намерена его упустить. С прежним багажом знаний, с другим мышлением — у меня есть преимущество. Осталось лишь научиться использовать его грамотно. Найти, наконец, своё место. Может, и призвание.

Луиджи?.. Бояться его смысла нет. Он не из тех, кто пойдёт на откровенно отчаянный шаг — у него слишком мало хребта для настоящей угрозы. А что до его попыток шантажа — они смешны.

Те сомнительные бумаги, которые он когда-то подобрал у мусорки, выглядят убедительно лишь на расстоянии. Сам он, похоже, до конца не понимает, насколько они бесполезны. И если вдруг осмелится использовать их против меня — я сделаю первый ход. Придумаю, как превратить это в удар по нему самому. Выставить всё как дешёвую фальсификацию, обвинить в подлоге. Здесь за подделку документов могут сорвать не только титул — и он об этом знает.

В приподнятом настроении я дождалась прихода горничной и вместе с ней отправилась к гардеробу, чтобы выбрать наряд для ужина. Мы перебирали ткани, оттенки и покрой, пока взгляд не упал на платье, от которого буквально перехватило дыхание.

Чёрное, с тонкими алыми вставками и изящным лифом — оно будто сразу узнало меня. Облегающее в талии, подчеркивающее каждую линию, и в то же время свободно спадающее к щиколоткам, где подол чуть касался высоких каблуков. Мне не пришлось притворяться — я действительно влюбилась в него с первого взгляда.

Лёгкое, почти детское волнение прошлось по груди, когда я разглядывала себя в зеркале. Когда-то, в прошлом мире, я бы просто прошла мимо такого платья: слишком дорого, слишком эффектно, слишком не для меня. А главное — куда его тогда было надеть? Разве что в мечтах.

— Вы выглядите потрясающе, миледи, — проговорила Розель с лёгким удивлением. — Даже походка стала иной, более уверенной.

Я улыбнулась ей, чуть смущённо опустив глаза. Щеки предательски залились румянцем — не потому, что комплимент был чересчур дерзким, а потому что в прошлой жизни я слышала их реже, чем хотелось бы. Хоть и знала, что не была обделена внешностью, похвала всё равно казалась чем-то редким и ценным.

И всё же я знала, зачем наряжаюсь. Не ради него. Не ради красивых взглядов. Сегодня я должна быть безупречной — чтобы раз и навсегда вырвать из этой игры имени Луиджи. Уверенность — лучший щит, особенно если она выглядит как элегантное чёрное платье.

До ужина оставалось меньше получаса. Я смотрела на своё отражение в зеркале, и, к собственному удивлению, чувствовала не тревогу — а восхищение. Золотистые глаза, подчёркнутые тонкой линией угольно-чёрного, будто светились на фоне бледной кожи. Ресницы, выгнутые и тёмные, придавали взгляду пронзительность. Он казался решительным, почти непроницаемым.

Внутри всё сжималось. Где-то под грудной костью копилась острая тревога — не паника, нет, а тонкое, липкое напряжение. Волосы были собраны в строгую причёску, но из неё, точно продуманная шалость, выбивались несколько прядей, мягко ложась на шею.

Я тренировала выражение лица, как актриса перед премьерой. Ловила тени эмоций, стирала лишние. Отрабатывала интонации, подбирала формулировки, чтобы не дать ему ни одной трещины, в которую он сможет втиснуть свою власть.

Луиджи наверняка попытается оказаться со мной наедине — надавить, уговаривать, играть в нежность и напоминания. Всё ради того, чтобы я передумала, отступила и простила. И именно этого я боялась. Не его лично — нет. Я боялась тех моментов, когда голос становится тихим, а глаза — чужими. Я уже жила в таких отношениях.

Мой бывший знал, как обернуть доброту в капкан, как незаметно подчинить, прижать, сделать удобной. Но я не из тех, кто позволяет себя лепить. Я не фарфоровая, скорее — дикая кошка, что может затаиться, но при первой возможности пустит когти. Так было раньше. И будет теперь.

Измена. Слово, слишком знакомое мне, чтобы вызывать что-то кроме хладнокровной отстранённости. Мне тоже довелось пройти через это и отказаться от собственных чувств. Добить собственное сердце, чтобы вырвать его с мясом и выбросить из собственной жизни предателей. Потому жалеть Луиджи, даже если учесть давление его матери, — бессмысленно. У каждого есть выбор. И он у него был.

Он мог отступить, сказать «нет», отказаться участвовать в авантюре, которая разрушила чью-то жизнь. Но он предпочёл плыть по течению. Прятаться за чужой спиной. Стать тем, кто тихо, подло, без сопротивления позволяет злу происходить. Именно поэтому я не жду от него ничего благородного. Ни раскаяния, ни объяснений, ни попытки загладить вину. В лучшем случае — очередная игра. В худшем — попытка ударить ниже пояса.

Что он может предложить мне сейчас, когда я знаю сюжет до последней главы? Разве что грязную попытку скомпрометировать — выставить в таком свете, чтобы мои родители не могли поступить иначе, кроме как «спасти» ситуацию через брак. Потому что опозоренная девушка — это не просто уязвимость. Это пятно. Даже если она останется в доме, даже если её не выгонят, — будет достаточно одного взгляда. Одного шёпота. Одного сомнения. А сомнение — страшнее проклятия. Оно не убивает сразу. Оно точит медленно, лишая уважения, влияния, даже любви.

Он может попытаться сыграть на этом. Но на этот раз — я знаю правила. И знаю, как сделать так, чтобы именно он остался в проигрыше.

В нужный момент я поднялась — плавно, с грацией кошки, прекрасно осознающей внимание к каждому своему движению. Лёгкий поворот головы, выпрямленная осанка — и я направилась к лестнице, ступая уверенно, но не торопясь. С каждым шагом с напряжением прислушиваюсь к голосам, эхом разносящимся по поместью. Они уже здесь. Семейство Уинтерли, как и следовало ожидать, прибыло раньше назначенного времени — по-своему символично. Вечно спешат оставить впечатление, ещё не успев войти.

Мать Луиджи стояла у порога, окутанная мехом и собственной важностью. Её золотистые волосы были уложены безупречно — ни одной сбившейся пряди, ни капли живого тепла. На лице — маска светской учтивости, едва сдерживающая раздражение, которым она щедро делилась с дворецким. Тот мужественно держал удар.