Он остановился перед массивной дверью с выгравированным гербом Делавьеров: змея, свернувшаяся кольцом, с пронзённой мечом пастью. Символ, слишком откровенный, чтобы быть просто украшением. Слишком честный — особенно для него.

— За этими дверями вы подпишете договор, — продолжил он ровно. — Условия обсудим сразу. После — официальное представление перед прислугой. Вы обязаны знать, к кому по каким вопросам можно обращаться.

Я едва заметно кивнула, сдержанно, будто всё происходящее не задевало меня. Но внутри мысли метались. Мне не дали и часа обдумать собственные условия — а теперь я должна в два счета извернуться и придумать всё, чтобы не оказаться в ловушке чужих формулировок.

Всё происходило слишком быстро. Вчера — знакомство. Сегодня — переезд, договор, новая роль. И это было его оружие: давить, не давая передышки. Не позволять привыкнуть — значит, не дать собраться и сопротивляться.

— Входите, — произнёс он, толкнув дверь.

Обсуждение условий затянулось. Герцог выслушивал каждую мою просьбу, но лишь ради вида — сдержанно, с холодной вежливостью, в которой сквозило раздражение. Особенно его возмутила моя попытка отстоять право свободно передвигаться по поместью и городу без сопровождающих и ненужного контроля.

— Это не поблажка, — отрезал он, прожигая своими чёрными глазами, — это наглядная демонстрация слабости. И ещё повод для слухов, которые ни вам, ни мне не нужны.

Для него моё желание быть самостоятельной казалось блажью, глупостью и кощунством. Он не скрывал, что подобный пункт воспринимается окружением как знак: не такая уж ценная у него невеста, если ей позволено больше остальных. Аристократкам следует сидеть дома и заниматься бытовыми проблемами, время от времени посещая балы, а не шастать неведомо где.

Даже с любовью народа и поддержкой аристократии врагов у Делавьера хватало. И я, по его словам, могла стать их идеальной лазейкой — уязвимостью, в которую каждый захочет вбить свой клинок. Этот аргумент он озвучил без эмоций, словно речь шла не обо мне, а о пешке на шахматной доске. И чем дольше он говорил, тем яснее становилось: за внешним равнодушием скрывался не просто контроль — это словно запрограммированная система.

Я смотрела на него, стараясь не выдать, как внутри всё кипит от ярости. Его условия внешне выглядели разумно, но за каждым скрывалась ловушка. Он не просто ограничивал мои действия — он отрезал мне доступ к свободе. Каждая новая правка в договоре звучала как приговор, а споры давно перестали быть вежливыми. Страх ушёл, робость сгорела дотла. Осталась злость и желание вырвать хотя бы каплю самостоятельности.

Мои изначальные условия всё ещё значились в черновом варианте — символически, для галочки. Фактически, статус его невесты и без того выполнял главное условие — защита от любых политических браков. Всё, что я добавляла сейчас, вызывало у Вэлмира раздражение, будто я требовала невозможного.

— Если уж вы так боитесь, что кто-то воспользуется мной как слабым звеном, — произнесла я холодно, сдерживая желание ударить кулаком по столу, — тогда дайте мне возможность стать этим звеном крепче. Дайте шанс вырасти, а не прятать меня в золотых оковах. Или статус вашей невесты — это просто красивая клетка?

— Ты продолжаешь рассуждать как человек, не имеющий понятия о своей позиции, — сухо произнёс Вэлмир, наконец подняв на меня взгляд и отбросив фамильярности. — Если бы речь шла лишь о личных покупках или капризах, это не вызвало бы возражений. Но то, что ты предлагаешь, выходит за рамки разумного. Будущая герцогиня, ищущая себе место среди простонародья, — понимаешь, как это будет воспринято? Меня не просто высмеют. Это поставит под сомнение саму серьёзность нашего союза, — он на мгновение замолчал, словно позволяя весу слов осесть. — Если необходима реализация, мы обсудим варианты, не подрывающие авторитет дома Делавьер. Но пребывание вне стен поместья возможно лишь при сопровождении охраны. Без исключений.

— Если я соглашусь на охрану, получу ли право выходить в город, когда пожелаю, и заниматься тем, что считаю нужным? — уточнила я спокойно, хотя и понимала, что полностью избавиться от его стражи не удастся.

Он откинулся в кресле, скрестил руки на груди и чуть прищурился, словно обдумывал над ответом. Кто бы знал, что она окажется настолько дотошным и неуступчивым.

— В пределах разумного, — ответил он после короткой паузы. — И только при условии, что ты не понадобишься мне здесь или в ином месте.

Он снова перелистнул документы, словно тем самым подводя черту под спором. Большее, скорее всего, мне пока не добиться. Правда, я так и не поняла, зачем ему вообще весь этот фарс с невестой и почему он решил выбрать меня на столь важную для него роль. Куда лучше бы подошла профессиональная актриса из театра, которая смогла бы правдоподобно на людях сыграть влюблённую невесту, которая уважает своего жениха и рада посвятить всю себя для него.

— Думаю, на сегодня достаточно. Пора спуститься — ужин уже должен быть подан

Я удивлённо моргнула и, только бросив взгляд в сторону окна, осознала, что за окном сгущаются сумерки. Линия горизонта затянулась дымкой, и свет в комнате стал заметно мягче. Мы спорили куда дольше, чем я думала.

— Уже так поздно? — вырвалось у меня прежде, чем успела сдержаться.

Он чуть склонил голову, как будто вовсе не замечал времени — или просто не придавал ему значения.

— В твоём распоряжении будет немало часов, чтобы обдумать всё, — сухо отозвался он. — А сейчас… нам предстоит появиться вместе. Прислуга должна видеть, что ты действительно заняла своё место. Хотя бы внешне.

Он поднялся первым. Я чуть задержалась, прежде чем встать, и позволила себе короткий взгляд в сторону герба Делавьеров на стене — свернувшаяся змея с мечом в пасти казалась сейчас символом всего, что меня окружает: безжалостная, хищная система, в которую я попала и которую теперь предстояло переиграть.

Когда он распахнул дверь, я на секунду замерла на пороге, задержав дыхание. Не потому что не знала, как себя вести, просто в груди кипело раздражение, которое с трудом удавалось удержать за привычной вежливой маской. Спускаться к ужину рядом с человеком, который минуту назад вычеркивал мои желания из договора с той же бесстрастностью, с какой проверяют рыночные ведомости, — удовольствие сомнительное. А ведь жить с ним мне как минимум год. Если повезёт. Он уже обронил между строк, что срок может продлиться до десяти лет, если всё будет складываться так, как ему удобно.

— Пора, — напомнил он сдержанно, выжидая, пока я поравняюсь.

Я кивнула и вышла вперёд. Шаги глухо отзывались в приглушённой тишине коридора, отделанного в тёмных тонах. Ни звуков, ни голосов — только наше молчание, будто натянутая нить, тянулась за нами. С каждым шагом воздух становился чуть менее тяжёлым. Мы не примирились, но градус напряжения будто снизился. Вэлмир больше не казался угрозой. Раздражающим — да. Холодным, упрямым — безусловно. Но страх ушёл и на его место пришла злость.

Спор между нами и отстаивание своих рамок многое изменили. Я перестала воспринимать его как нечто недосягаемое и больше не ищу пути бегства. Теперь я решила привыкать к тому, с кем мне придётся жить, и к условиям, в которых придётся выживать, чтобы в один прекрасный день вновь обрести свою свободу. Однако придётся первое время понаблюдать насколько сильно мне ограничат передвижения и действия.

Когда мы подошли к лестнице, он на миг замедлил шаг и лёгким жестом указал мне вперёд, будто вежливо уступал дорогу, несмотря на то, что ступеней было достаточно, чтобы спуститься рядом. Не выказывая ни удивления, ни недовольства, я машинально взялась за перила — и, опустив взгляд, вдруг заметила, как подрагивают ноги. День вымотал. Не физически, скорее морально. Разговоры, споры, решения, за которыми не стояло выбора… всё это давило изнутри, оставляя усталость в теле и едва уловимую дрожь в пальцах.